Камера видеонаблюдения
Шрифт:
Ход первый – закрытая дверь. Антон открыл ее, но его ход парировали, и он не нашелся, как ответить на виртуальной шахматной доске. Ход второй – Человек В Саване. Антон много раз перепроверял здание, но все же внутри кто-то был. Или его могли вставить в запись. В таком аспекте это неважно – момент проигран. Ход третий – удаленные с его компьютера записи, которые, как ему казалось, он надежно спрятал. Этот ход прямо указывал на Игоря так, как только ему было подвластно удаленно проникнуть в компьютер, взломать пароль и стереть записи, а вместе с ними и доказательства вины Игоря. Остался четвертый ход – фотография
Очередь плавно продвигалась. Среди входящих людей появилась Вероника. Отчего-то она смотрела на камеру в КПП. Девушка, словно прекрасный цветок на грязном поле, неожиданно предстала перед Антоном. Ее появление оказалось таким же неожиданным, как рост цветка в серой пыли. Монохромная картина вдруг стала заметной благодаря яркому на ней пятну. Выцветшие краски, темные тона, серое окружение словно подчеркивало всю прелесть этого божественного создания. Антон снова и снова видел поле. В своем воображении он спотыкался об рытвины, проваливался в ямы полные жижи, оступался и падал лицом в сухую мутно-желтую траву. Вся трава ему представлялась грубой и жесткой, она колола его бледное исхудалое лицо, сырая выцветшая крапива жгла его щеки, а руки изрезал бодяк3. Но он вставал на колени, потом на ноги, чтобы затем снова упасть и снова израниться. Но среди мрачного желто-серого выцветшего поля с рытвинами, ямами и грязно-серым небом Антон увидел ирис-иридодиктиум4. Этот прекрасный сине-фиолетовый цветок с причудливым узором на листьях на мясистом зеленом стебле не мог здесь оказаться, но все же он здесь рос. Прекрасный цветок, он издавал душистый свет, его сине-фиолетовые листья с желтыми пятнистыми узорами, похожими на павлинья листья, привлекали к себе, давая глазам надежду, что в этом сером мире есть место для красивых цветов. Поэтому, когда Антон всматривался в Веронику, он надеялся, что еще не сошел с ума, а ему лишь только нужно разобраться в происходящем вокруг него. Но тут же обратная сторона его сознания вызывала тревогу, что именно Вероника и окажется причиной его будущего безумства.
Девушка выглядела немного растерянной, ее взгляд выдавал тот же вопрос, который мучил Антона: «Что здесь происходит?».
Цветков не мог отвести от нее взгляда. Ее светлые длинные волосы высохли от дождя и распушились, что придавало Веронике милый вид. На шее на тонкой золотой цепочке блестел кулон, сделанный из мохового агата в золотой оправе в окружении семи бриллиантов. В ушах сверкали золотые сережки с таким же камнем, впрочем, как и на тонком пальчике левой руки. Моховой агат обладал необычным рисунком внутри, словно в нем без листьев распустилось деревце. Камень отливал белоснежной нежностью со вставками желтого янтарного цвета. Это был дорогой комплект украшений, и Антон замечал завистливые взгляды других девушек и женщин на драгоценностях Вероники. Но похоже, что ее не интересовало мнение
окружающих. Вероника своими серо-голубыми глазами строго смотрела на Антона, а он продолжал разглядывать ее. Она ждала и торопилась, а он никуда не спешил, ведь уже опоздал. Он любовался выраженными чертами ее лица: большие глаза, ровные аккуратные брови, прямой тонкий нос, пухлые (и наверняка сладкие) губы и румяные щеки. Он любовался ее фигурой: стройная талия, налитая красивейшая грудь, идеальный изгиб бедер, а за ними виднелись те самые выпуклости, на которые обращали внимание все мужчины, замечавшие их, отчего Платон наверняка сильно ревновал. Антон любовался и нарядом Вероники: синий жакет, под ним фиолетовая блузка, обтягивающая синяя юбка-карандаш и черные туфли на высокой шпильке.– Антон, с вами все в порядке? Вы почему-то замерли, – сухо спросила она.
– Простите, Вероника, я не могу оторвать от вас глаз, – смущенно ответил Антон.
– Я прекрасно вижу, как вы на меня смотрите. Прекратите! Вокруг люди, – она понизила голос до шепота.
– А разве вы не видите, что с ними что-то не так? – они стояли и шептались на расстоянии не более тридцати сантиметров друг от друга, барьером между ними выступала лишь стойка. Люди вокруг недовольно на них смотрели, но не прислушивались.
– Вижу. Мне тоже непонятно, почему все здесь столпились одновременно. Должно быть нас объединил дождь. Правда, похоже, что людям нет дела до нас, – Вероника была сбита с толку. Ее недоумению не было предела.
– Именно… – Антон сделал паузу, – Вероника, мне надо с вами лично поговорить, – Цветков решил не посвящать Проссимову при свидетелях в особенности скопления людей по алфавиту.
– Мы с вами уже вчера все обсудили. Платон чуть не убил вас.
– Я хорошо помню ваши издевательства, – громко шепнул Антон и сверкнул глазами.
– Прекратите! Дайте мне ключ, и я пойду работать, – ее очаровательное лицо побагровело, глаза помрачнели, а губы недовольно скривились.
– Держите свой ключ, Вероника. Но вы должны со мной поговорить.
– Возможно, Антон. Но не сейчас, – на смену мраку в ее глазах промелькнула улыбка. Еще во взгляде собеседницы Цветков замечал загадку, но не мог ее разгадать.
Он выдал ей ключ, проводил взглядом до коридора и продолжил свою работу. Его мысли путались, их бесконечное множество плодилось в геометрической прогрессии. Они блуждали в темноте его сознания и переливались из ярко серого цвета в грязно черный. Цветков испытывал страх, ярость, гнев, он жаждал мести, ему хотелось расплакаться, он хотел рассмеяться от мысли, что Вероника сказала ему «возможно», а затем он испытал трепет, а после отчаяние. А еще он не мог определиться «сошел он с ума» или нет. А, если и «сошел», то как давно?! Перед тем, как он увидел Человека В Саване или уже после просмотра. Единственное, что его удерживало от окончательной уверенности своего безумия, это реакция на толпу Вероники. Она тоже понимала странность происходящего, а значит Антон не мог сойти с ума. Или она играла с ним и тоже составляла важную часть в этой проигранной шахматной партии? И почему именно она замечала, что с толпой что-то не так, а никто другой, например тетя Шура? Ведь Вероника, как и все, должна была быть частью одного целого: работников здания.
Конец ознакомительного фрагмента.