Камешек в небе (= "Галька в небе"). Звезды как пыль (другие переводы)

— Не очень красив, — заметил Джилберт, — но разве в этом дело? Выключите свет. Нет, не ищите никаких выключателей. Просто пожелайте, чтобы свет погас. Сильнее пожелайте! Скажите мысленно: «Хочу, чтобы погас свет».

Байрон последовал его указаниям, и свет потускнел, осталось только слабое жемчужное сияние потолка. Джилберт негромко засмеялся, услышав удивленное восклицание Байрона.

— Одна из шуток моего видеосонора. Настроен на мозг, как и личные капсулы. Понимаете, что я имею в виду?

— Нет. Объясните, пожалуйста.

— Электрическое поле клеток вашего мозга воздействует на инструмент. Математически это очень просто, но насколько мне известно, никому не удавалось поместить все необходимые цепи в ящик такого размера. Обычно для этого нужно пятиэтажное здание. Инструмент действует и по-другому. Я могу переключить его прямо на ваш мозг, так что вы будете видеть и слышать без участия глаз и ушей. Следите!

Вначале следить было не за чем, потом Байрон краем глаза уловил какое-то слабое движение. В воздухе повис голубовато-фиолетовый шар. Байрон отодвинулся, но шар тоже передвинулся. Байрон закрыл глаза, шар по-прежнему висел перед ним.

Он рос, расширялся, и Байрон вдруг понял, что он расширяется внутри его черепа.

Это был не цвет, а скорее цветной звук, хотя и без шума. Он был осязаем, но без ощущения.

Шар поворачивался и становился радужным, а сопровождающий музыкальный тон все повышался, пока шар не повис над головой, потом вдруг взорвался, цветные полосы разлетелись во все стороны, обжигая без боли.

Пузыри зелено-розового цвета разлетались с тихим мягким стоном. Байрон в смятении устремился к ним и обнаружил, что не видит и не чувствует своих рук.

Ничего не было, только пузыри, заполнявшие мозг.

Он беззвучно закричал, и фантазия кончилась. Перед ним в освещенной комнате стоял Джилберт и смеялся. У Байрона кружилась голова. Он вытер холодный пот со лба, резко сел.

— Что случилось? — напряженно спросил он.

Джилберт ответил:

— Не знаю. Я оставался вне этого. Не понимаете? Это нечто такое, в чем ваш мозг не имел предшествующего опыта. Мозг ощущал непосредственное и не имел метода интерпретации такого феномена. Он мог лишь тщетно пытаться применить старые, знакомые способы. Пытаться интерпретировать явление в зрительные, слуховые образы. Кстати, вы не ощущали запаха? У собак, я полагаю, почти все превращается в запахи. Мне хочется испытать устройство и на животных. С другой стороны, если вы попытаетесь игнорировать этот феномен, он поблекнет, что я и делаю, когда хочу наблюдать его действия на других. Это нетрудно.

Он положил маленькую, с выпуклыми венами руку на инструмент, бесцельно перебирая кнопки.

— Иногда мне кажется, что на этой штуке можно сочинять симфонии в новой манере и добиваться таких эффектов, какие невозможно постичь с одним зрением или слухом. Боюсь, что мне для этого не хватает способностей.

Байрон неожиданно сказал:

— Я хотел бы задать вам вопрос.

— Пожалуйста.

— Почему вы не обращаете свои способности на полезное дело, вместо того, чтобы…

— Тратить их на бесполезные игрушки? Не знаю. Может, они совсем не бесполезны. Но, вы знаете, они противозаконны.

— Что именно здесь противозаконно?

— Видеосонор. И все мои подслушивающие устройства. Если бы тираниты узнали, они могли бы вынести мне смертный приговор.

— Вы, конечно, шутите?

— Вовсе нет. Вы выросли на заброшенном ранчо и, видимо, ни о чем подобном не слыхали. Кроме того, я знаю, молодежь не помнит, как строго карали за такие дела в старину.

Неожиданно он склонил голову набок, глаза его превратились в щелки. Он спросил:

— Вы против власти тиранитов? Говорите открыто. А я откровенно скажу вам, кто я и кто ваш отец.

Байрон спокойно ответил:

— Да, против.

— Почему?

— Они чужаки. Какое право они имеют распоряжаться на Нефелосе или Родии?

— Вы всегда так думали?

Байрон не ответил.

Джилберт фыркнул.

— Иными словами, вы решили, что они чужаки, после того, как они казнили вашего отца, что, кстати, было их правом. О, подождите, не вспыхивайте! Думайте! Поверьте, я на вашей стороне. Подумайте! Ваш отец был Ранчером. Какие права имели его подданные? Если один из них брал скот для себя или для продажи другим, как его наказывали? Сажали в тюрьму, как вора. Если он задумывал убить вашего отца по любой причине, может быть, вполне разумной с его точки зрения, что его ожидало? Несомненно, казнь. А какое право имел ваш отец устанавливать законы и наказывать других людей? Он был для них тираном. Ваш отец, в его понятии, да и в моих, патриот. Но что с этого? Для тиранитов он предатель, и они убрали его. Вы ведь не станете игнорировать необходимость самозащиты?

В свое время Хинриады пролили немало крови. Изучайте историю, молодой человек. Для всех правительств убийство — средство их существования. Поэтому отыщите лучшую причину для ненависти к тиранитам. Не думайте, что достаточно сменить одних правителей другими. Такая смена не принесет свободы.

Байрон ударил кулаком по ладони.

— Прекрасная философия! Особенно для человека, стоящего в стороне. Но что если бы именно ваш отец был убит?

— А разве было не так? Мой отец был Директором до Хинрика. И его убили. О, не физически. Его сломили духовно, как сейчас сломили Хинрика. Мне не позволили быть Директором после смерти моего отца: мои поступки трудно предсказать. Хинрик был высок, красив, а главное — уступчив. Но, очевидно, недостаточно уступчив. Они постоянно травили его, превратили в марионетку, добиваясь того, что он даже икнуть не может без их позволения. Вы его видели. Он с каждым месяцем вырождается, постоянно дрожит от страха. Но это… все это — вовсе не причина, почему я хочу уничтожить правление тиранитов.

— Нет? Вы нашли новую причину?

— Очень старую. Тираниты уничтожили право двадцати миллиардов человеческих существ принимать участие в развитии расы. Вы учились в школе, изучали экономические циклы. Скажем, заселяется новая планета…

Он начал перечислять пункты по пальцам:

— Первая забота новоселов — прокормиться. Планета становится сельскохозяйственной, скотоводческой, начинают раскапываться недра, добываться сырье на экспорт, идут на продажу излишки сельскохозяйственной продукции, чтобы закупать предметы роскоши и механизмы. Таков второй шаг новой цивилизации. Далее — по мере роста населения и увеличения иностранных инвестиций расцветает индустрия: это — третья ступень. Постепенно планета становится механизированной, она ввозит пищу, экспортирует уже сама технику, инвестирует развитие более примитивных планет. Это четвертый этап. Механизированные миры всегда наиболее густо населены, милитаризованы, сильны и окружены кольцом зависимых от них планет, производящих в основном продукты сельского хозяйства.

— На каком же вы этапе?

— Мы находимся на третьем этапе — роста индустриализации. Но теперь рост остановился, застыл, принужден был отступить. Это связано с контролем тиранитов над нашей индустрией. Мы постепенно обеднеем и перестанем приносить прибыль. Но пока они снимают сливки. К тому же, продолжая индустриализацию, мы могли бы создать мощное оружие, но теперь, по существу, беззащитны. Поэтому вы удивились, когда я сказал, что могу быть казнен за создание видеосонора. Конечно, когда-нибудь мы побьем тиранитов. Это неизбежно. Они не могут править вечно. Они разленятся, станут мягче. Начнутся смешанные браки, утратятся их особые традиции. Но на это могут уйти столетия, потому что история не торопится. И когда минуют эти столетия, мы по-прежнему будем сельскохозяйственным миром без промышленности, без науки, а наши соседи со всех сторон, те, что находятся под контролем тиранитов, будут сильными и передовыми.

Королевства, подобные нашему, навсегда останутся отсталыми полуколониями. Они никогда не поднимутся, и мы будем лишь наблюдателями в великой драме развития человечества.

Байрон сказал:

— То, что вы говорите, отчасти знакомо мне.

— Естественно, вы ведь учились на Земле. Земля занимает совершенно особую позицию в социальном развитии.

— В самом деле?

— Подумайте. Со времен открытия межзвездных постов Галактика находится в состоянии расширения. Мы всегда были растущим обществом, и поэтому обществом незрелым. И очевидно, что человеческое общество достигло зрелости только в одном месте и только однажды, а именно: на Земле перед самой ее катастрофой. Здесь было общество, временно утратившее возможности географического расширения и поэтому встретившееся с проблемами перенаселения, истощения ресурсов и так далее — проблемами, с которыми не сталкивались ни в одной части Галактики. Люди вынуждены были внимательно изучать социальные науки. В молодости Хинрик был поклонником наук. У него была библиотека, не имеющая равных во всей Галактике. Но став Директором, он выбросил ее за борт со всем остальным. Но я некоторым образом унаследовал лучшую ее часть. Земная литература — уцелевшие ее фрагменты — очаровательна. Ничего подобного нет в нашей галактической цивилизации.