Канал имени Москвы
Шрифт:
У моториста конвульсивно дёрнулась нижняя челюсть. Потом его передёрнуло ещё раз.
— Бог мой, — прошептал он.
Морячка смотрела прямо на Трофима. И моторист безвольно сел.
Гребцы, полицейские-мотористы да и все, кому доводилось ходить за Тёмные шлюзы, обычно шутили, что Морячку лепили с писаной красавицы. Возможно, заискивая перед ней, они пытались справиться с собственным страхом. Так или иначе, скульптурная барышня действительно была хороша. Особенно вышла лицом.
Сейчас Трофим направил на неё пулемёт.
— Да он рехнулся, — ошеломлённо произнёс кто-то. — Надо его…
Но моторист видел, что эта догадка запоздала. Что-то происходило с образом писаной красавицы. Именно это заставило моториста вспомнить Бога. Морячка старела.
Трофим открыл огонь.
Глубоко посаженные теперь глаза Морячки гневно сверкнули. И хотя пули не причиняли ей вреда, казалось, растворяясь в окружающем воздушном мареве, на какой-то миг ничего человеческого в её образе больше не осталось. Словно в действительности она была скульптурным памятником какому-то неведомому древнему чудовищу, сквозь старушечьи черты проступил грозный лик с копошащимся клубком змей вместо волос.
Моторист застонал.
— Получи, получи, тварь! — орал Трофим.
— Вяжите, вяжите шефа! — кричал кто-то сквозь грохот выстрелов. — Оттащите его…
Всё скульптурное тело Морячки двинулось. Моторист почувствовал, как образовалась какая-то тёмная ватная пустота в районе солнечного сплетения. Он положил слабую руку на руль — наверное, нужно уводить отсюда лодку…
Но и на это больше не осталось времени.
Морячка присела и отвела руку для замаха. Скульптурные пропорции юной физкультурницы исчезли, и сейчас она больше напоминала тяжелоатлетку, метательницу молота или диска. Чем она и собиралась заняться. Под тонким слоем гипса играли живые мускулы.
— Пожалуйста… — прохрипел моторист.
Едкая пороховая гарь начала виснуть над лодкой. Кто-то, у кого ещё хватило воли действовать, наконец, кинулся к Трофиму, которого движение Морячки раззадорило ещё больше. А может, он вконец ополоумел и слал теперь пулю за пулей.
«Как нелепо», — подумал моторист.
Кораблику, что Морячка держала в руках, желая путникам доброго пути, судёнышку с белым парусом, полным самых радужных надежд, суждено было стать грозным метательным снарядом. Со смертоносной скоростью он устремился в сторону полицейской лодки. Пулемёт захлебнулся. Возможно, его заклинило уже опрокинутым. Дальше всё происходило как в полусне. Тому, кто пытался урезонить Трофима, оторвало половину руки. Корабликом ли или отстрелило пулемётной очередью, определить не представлялось возможным. Сам Трофим, скорее всего, отделался сломанной челюстью. А вот боец, который, не оборачиваясь, сидел на носу лодки и тихо молился, полетел в воду. Его кораблик убил уже на излёте. Моторист успел вспомнить, что он был единственным из команды, исключая шефа, кто ни разу не проходил Тёмных шлюзов и боялся больше всех. Теперь бедняга умер, даже не поняв этого.
«Господи, как нелепо».
И хоть всё, что осталось в нём рационального, твердило мотористу, что такое невозможно, и кораблик здесь ни при чём, просто у бедняги от страха случился разрыв сердца, сам того не сознавая, он вдруг монотонно забубнил:
— Господи, прошу тебя. Прошу тебя, Господи…
Только в этом месте больше не оставалось надежд. Морячка изогнулась, как пловчиха на старте. Взгляд моториста потемнел и застыл. Кто-то о чём-то кричал. Потом все голоса оборвались.
Она прыгнула в воду. Кинулась головой вниз, оставляя берег своего долгого стояния.
«Прошу тебя, Господи!»
После громкого всплеска сюда пришла волна тишины. Люди переглянулись. Дикий маслянистый блеск застыл в глазах каждого. Потом все взгляды одновременно устремились к тому месту, где стояла Морячка. И переместились чуть ближе, туда, где тень сейчас скользила по поверхности воды.
Она плыла к ним. Тяжёлая статуя
не утонула. Бледное овальное тело быстро двигалось в толще тёмной воды по направлению к лодке.— Прошу тебя…
Моторист бешено завращал глазами. Идея о спасжилете пришла так же быстро, как и развеялась: густой туман по берегам начал темнеть, не суля ничего хорошего. Кто-то решил пустить в ход огнестрельное оружие. «Смешно, но даже на краю бездны люди не в состоянии изменить своих привычек, — посетила какая-то неожиданно апатичная медленная мысль. — Вот так и выглядят катастрофы — смешно и нелепо». Мотористу вдруг показалось, что он находится в дурном некончающемся сне, в котором на самом деле существует лишь одна проблема: надо взять и немедленно проснуться…
Две тяжёлые каменные руки легли на борт лодки. Моторист заскулил. Трофим с недоумением осуждающе уставился на каменные пальцы, затем попытался чуть отползти в сторону и приобнял поверженный пулемёт. Моторист не знал, что произойдёт дальше. Но подумал о чём-то странном: тогда, в Вербилках, он пощадил мальчика, и очень жаль, что сделал это исходя лишь из корыстных соображений…
Как пушинку, Морячка приподняла край полицейской лодки, встряхивая её. Мокрые лопасти работающего двигателя, извлечённые из привычной среды, стали вхолостую вспарывать воздух. Вся команда профессионалов зачистки оказалась в воде. Где их уже ждали: возможно, ледяные водовороты Тёмных шлюзов, а может, холодные руки тех жителей Вербилок, кому было отказано в эвакуации, когда пришёл туман. Лишь Трофим вцепился в основание крепежа пулемёта и изо всех сил зажмурился.
— Не надо, — сказал он.
Морячка отпустила край лодки, а потом подтянулась на руках, нависая над Трофимом. Сломанная челюсть мешала ему внятно говорить. Не открывая глаз, с каким-то чудовищно-кокетливым смущением он отвернулся и попросил:
— Ну, не надо!
Морячка склонилась прямо к его лицу. И глаза Трофима раскрылись. Нижняя часть его лица начала припухать, рот раздвинулся узкой щёлочкой, образуя подобие улыбки. Трофим увидел две чёрные чёрточки в море света, яростном пламени, льющемся из её глаз. И тогда что-то внутри него мгновенно перегорело. Невзирая на сломанную челюсть, рот Трофима растянулся в ещё более широкой улыбке. Наверное, посторонний зритель решил бы, что этот человек безмерно счастлив. Морячка отпустила лодку, легко толкнув её от себя. Двигатель по-прежнему работал. И Трофим поплыл в своё, теперь лишённое цели путешествие по Тёмным шлюзам. Он радостно улыбался, с краешка его губ свисала капелька слюны.
16
Когда затаившуюся по берегам тишину разрезала пулемётная очередь, металлическая маска на вагоне-цистерне мгновенно потускнела и застыла. То, что оживляло, давило на неё изнутри, вдруг отпрянуло, как если б его потревожили или потребовали переключения внимания. Но произошло и кое-что ещё: взгляд металлического лица, оказывается, несколько искажал реальность, создавая между вами и окружающим некий невидимый экран, словно вы находились внутри светового поля от фонарика. И как только сила его взгляда рассеялась, Рыжая Анна смогла увидеть нечто гораздо более неприятное, чем обрушенная впереди ферма моста.
— Трофим решил расстрелять Морячку, — бесстрастно сообщил Ваня-Подарок. Новость, наверное, была ошеломляющая, но альбинос просто констатировал факт. — Он у меня на прицеле. — Потом помолчал и всё же добавил: — Господи, какой идиот!
Анна его услышала. Но смотрела только вперёд. В области где-то пониже желудка родился тёмный холод, и это спазматическое чувство желало завладеть всем её телом. Собственно, ещё когда она говорила Подарку, что у них гости, она думала об этом. Об обрушенной в воду ферме моста. Анна слишком долго проработала здесь танцовщицей и слишком хорошо знала Икшу. Несоответствие сигнализировало мутновато-неприятным фоном: в этом месте прямо по курсу никогда не было моста — ни пешеходного, ни какого другого; переход стоял на железнодорожной станции, но станция осталась у них за спиной. Получалось, что…