Канал имени Москвы

— О, тогда ты должна была сильно измениться, — разулыбался Фёдор. Затем его карие глаза чуть сузились. — Я знал тебя ребёнком?

— Да. Вы… нашли меня в лесу. С Тихоном.

Он смотрел на неё. Немного склонив голову. И во взгляде мелькнул отсвет догадки.

— Ты та маленькая девочка? — изумлённо произнёс Фёдор.

Уголки её губ горько опустились, такая вот вышла у неё улыбка:

— Моей наставницей была…

Она прервалась. Попытка скрыть, как дрогнул голос. Хардов отвернулся. Всё же она решила договорить:

— Лия была моей наставницей.

Веки Фёдора на мгновение сомкнулись. Когда глаза вновь открылись, в них была не только радость узнавания. В самых краешках застыла боль. И ещё сострадание.

— Да, это ты. Конечно… Улыбка. И глазки той девочки ещё на месте, — участливо подтвердил Фёдор. — Что с тобой произошло?

Раз-Два-Сникерс молчала. Что-то подкатило к самому горлу. Она бы удивилась, узнав, как близко впервые за много лет к глазам подступили слёзы. Хардов предпочёл разглядывать белёные, словно высохшие под палящим солнцем, стены звонницы.

Фёдор ответил вместо неё.

— Снова заблудилась в лесу, — сказал он тихо. — Шатун, как же, помню, симпатичный был юноша… Такое бывает. — Он мягко улыбнулся ей. — Это ничего.

Она порывалась было что-то сказать, но Фёдор уже отвернулся. Посмотрел на Хардова. И спросил:

— Ты когда-нибудь простишь меня?

У Хардова дёрнулась щека. Он коротко вздохнул. Произнёс:

— За то, что оставил меня жить?

— Зато, что оставил тебя одного.

Теперь вздох Хардова вышел долгим. Он медлил, словно поглощённый воспоминаниями, наконец отрицательно помотал головой.

— Она была гидом. Она это выбрала, — сказал он. — И твоей вины в том нет.

— Лия, — прошептал Фёдор. — Я ведь любил её… — Нахмурился, и опять в его взгляд на миг вернулась эта рассеянность.

«Всё очень хрупко, — подумал Хардов. — Ты можешь не выдержать. Промедление здесь губительно для тебя».

— Она приходила ко мне недавно. На болотах. — Фёдор почти шептал. Потом его голос окреп. — Хардов, я так виноват перед вами обоими.

Хардов вдруг с трудом подавил внезапный приступ гнева.

— Тогда возьми себя в руки, — одёрнул он Фёдора. — Она не для того умерла, чтобы ты развалился перед самой целью. Этот резонанс в твоей голове может убить тебя!

Он всё сказал правильно. Но во рту остался этот омерзительный кисловатый привкус. «Мы находимся в очень плохом месте. — Хардову не составило труда определить источник своего гнева. — И это оно теребит нас. Нащупывает, пытается пролезть в наши раны».

И опять Фёдор умудрился удивить его.

— Тогда прости её, — попросил он мягко, указав на Раз-Два-Сникерс. Потом кивнул Хардову. — Не беспокойся.

Я уже в порядке, друг мой. — Несколько отклонился, чтобы обозреть из звонницы всю площадь, и спокойно заметил: — По-моему, наши новые друзья появились.

Хардов тут же бросил взгляд на Раз-Два-Сникерс:

— Давай помоги мне!

Она, не мешкая, подошла к люку, оружие приставила к простенку. Они вдвоём перекинули тяжёлую крышку, и дверь с сухим металлическим лязгом захлопнулась.

«Вот тут мы и окажемся в западне», — подумала Ева. Словно в момент этого сухого, зловещего в своей окончательности хлопка пережила острое чувство дежавю. Словно из мутной тьмы совсем уже близкого грядущего пришло знание о том, что их ждёт. «Стоит ли сказать Хардову? — Ева оценивающе посмотрела на гида. — Или он и сам знает?» Девушка невольно передёрнула плечами, но удержала себя, чтобы не произнесли вслух: «Туман уже близко. И этот человек, который в нём, — он идёт сюда».

27

Фёдор следил за быстрыми и пока будто боязливыми перемещениями в тумане. Они явно всё не решались показать себя — всё же серебряные пули оставались их главным страхом, их главным запретом. Оба подстреленных оборотня уже умерли. Но сила Королевы была с ними: порой казалось, что на площади лежали две мёртвые светловолосые женщины, обретшие в смерти странную красоту, и глаза обеих были открыты, устремлены куда-то ввысь, как немой укор тем, кто укрылся в звоннице.

— Как ты думаешь, когда они нападут? — не отрывая взгляда от площади, спросил Фёдор.

Хардов чуть пожал плечами:

— По идее, они вообще не должны здесь находиться. Их логова в северной части города. А эта церковь для них тем более что-то типа табу. Но ты сам всё видел.

— Да-а, — согласно протянул Фёдор. — Много здесь всего изменилось, пока я… Скажи, белый кролик должен был выдать меня?

Хардов вскинул на него взгляд, Фёдор усмехнулся:

— В трактире в Дубне? Ловко ты, но…

— Да, он был скремлином. Так почти и случилось. Я думал, мне придётся вмешаться. Но подоспевший Мунир нейтрализовал воздействие кролика, и мое вмешательство не потребовалось. А тебе намяли бока. Мне было больно и смешно смотреть, как ты летал по всему трактиру. Прости.

Фёдор хмыкнул, впрочем, совсем без укора.

— Вам с Кальяном здорово досталось. Но всё закончилось. Остальное тебе известно.

Фёдор задумался и снова посмотрел на Еву, но тут же отвёл глаза. Улыбнулся.

— К Сестре ты зашёл специально? — решил уточнить он.

Хардов отрицательно покачал головой:

— Честно говоря, я знал, что это может быть полезным. Но собирался пройти до линии застав под покровом темноты, пока они опомнятся. На канале как раз стояли плохие дни. Я положил на всё пару суток. План был дерзким, но выполнимым. И если бы Мунир так не пострадал… Только в итоге вышло даже лучше — за месяц они перевернули вверх дном весь канал. А мы появились там, где никто не ждал. Практически у них под носом. И Анна, конечно. Её помощь неоценима. А на линиях застав они уже не посмели. Всё же к открытому столкновению пока не готовы.

— Да, действительно, много всего поменялось, — задумался Фёдор. — А Шатун? Как же это случилось?

Хардов опустил голову. Нахмурился:

— Боюсь, здесь всё намного хуже. Сначала я думал, что это вызов мне. Или даже тебе. Но Шатун, он… Я теперь понимаю: он решился бросить вызов самому порядку вещей. Пройти сквозь туман.

Фёдор коротко усмехнулся, но в глазах его впервые появился масляный блеск.

— Возможно, он рехнулся, — предположил Хардов. — Возможно, считает себя кем-то вроде Бога. Это самоубийственно, но… он очень опасен. И думаю, уже не может повернуть обратно. Знаешь, что-то происходит, какой-то сдвиг, и мне это очень не нравится.

Фёдор молча переложил оружие из одной руки в другую:

— Считаешь, это опять началось?

Хардов посмотрел на Фёдора. Подумал: «Твоё возвращение необходимо. Поэтому столь многим готовы жертвовать».

— Не знаю, — ответил он уклончиво. — Может, всё и обойдётся.

Внизу снова послышался вой. Они оба повернули головы, но площадь пока оставалась чистой.

— Эту дверь им не выбить, — заверил Хардов. Кивком головы указал на люк, закрывающий подъём в звонницу. — Семидесятимиллиметровые промасленные доски, уложенные в два слоя.