Канатоходец. Записки городского сумасшедшего

Живя в большом городе, мы мало чем отличаемся от крокодилов, думал я, сходя пролет за пролетом по лестнице, ползаем одними и теми же тропами. Коренной москвич, в большинстве районов города я никогда не бывал, а о некоторых и слыхом не слыхивал. В подъезде на первом этаже всеми оттенками серого лежала полутьма, день за окном выдался пасмурным и тоскливым. На шум шагов из своей норки выглянула консьержка, пробуравила посаженными близко к носу глазками. Он у нее был остреньким, суетная повадка — крысиной. Сильно небритый, в плаще с поднятым воротником, я ей сразу не понравился, но из дома вроде бы ничего не выносил, так что полицию пока можно было не тревожить. Смотрела на меня настороженно, как сталинский прокурор на врага народа.

Не знаю, что на меня нашло, только, достав из кармана руку, я сложил пальцы лодочкой и выставил вперед. Смиренно произнес:

— Спэа ми а дайм, плиз!

Знал, что не то что несчастных десяти центов, а и копейки не получу, но попросил. Какая ни на есть, а все практика на случай, если придется побираться в Штатах или Канаде, язык надо тренировать.

Консьержка отшатнулась от меня, как от прокаженного.

— Мерси, мадам, — поблагодарил я, шаркнув ножкой, — се тре жантиль а вотр па!

Это, кажется, было уже по-французски, в котором дальше «шерше ля фам» я не продвинулся. Открыл дверь на улицу и вдохнул полной грудью свежезагазованный воздух столицы. Побрел в сторону ближайшей станции метро, старательно обходя лужи. Должна же быть в моей жизни логика, даже если сам я нащупать ее не в состоянии. Скрытая под бессмысленной суетой, она присутствует в жизни каждого, и я тому не исключение. Сделав круг длиною в двадцать лет, я вернулся к тому, с чего начинал, но на этот раз уже без иллюзий и без Вареньки. Да и будущего, если верить ее словам, у меня тоже не было, что, впрочем, избавляет от необходимости беспокоиться о нем в настоящем, а только жить здесь и сейчас. Как тот карточный дурак, что заносит ногу над пропастью. В комнате тихо, лишь по жести подоконника барабанит дождь, Варенька хмурится, считает. Прибавляет к двадцати четырем двадцать, получается сорок четыре, и с этим ничего нельзя поделать. Вообще ничего!

Старушка смотрела на меня испуганно:

— Вам плохо?

Плохо было ей, маленькой и тщедушной, мне было никак. Так, перебирая из последних сил лапками, чувствует себя белка в бешено крутящемся барабане. Только и стоять, привалившись к стене дома, и держаться за сердце не стоило. Совсем не обязательно выставлять напоказ, что собираешься, как сказал Гвоздилло, умереть от инфаркта. Пугать бабульку, целуя ее морщинистую руку, честно говоря, тоже не следовало.

Боль постепенно отпустила, ее место заняла блаженная пустота. Казалось, потряси головой и услышишь громыхание горошин в погремушке. Добрался до дома, стараясь ее не замутить, постоял под душем, наслаждаясь теплом упругих струй. Сварил пельмени и уставился, работая челюстями, в поганый ящик. Варенька, должно быть, меня бы похвалила: прополоскать мозги в фекалиях для психического здоровья бывает полезным. Хотелось растянуться на диване и впасть в сытую нирвану, но надо было ехать, забирать брошенную впопыхах машину.

Делом это оказалось непростым. Попробовал прикинуть название улицы по карте, их, отходящих веером от трассы, было с десяток. Пришлось изрядно потопать ножками. Показавшийся огромным, торговый центр был довольно скромных размеров. Тачка стояла на том самом месте, где я ее оставил, точно под запрещавшим парковку знаком. Свезло так свезло, думал я, забираясь на сиденье, а то пришлось бы мотаться по штрафстоянкам, вызволять четырехколесное имущество. Завел мотор, принялся вытирать стекла тряпкой и только тут заметил прижатый «дворником» клочок бумаги. Думал, штраф, но оказалось, что на нем карандашом нацарапан телефон. Такие оставляют, когда хотят купить вашу машину.

Торопиться было некуда, Москва, по доброй традиции, стояла в пробках. Интересно, какие деньги предлагают за мою старушку, думал я, тыкая пальцем в клавиши мобильника. Ответил мне дребезжащий старческий голос. Поблагодарил за звонок и предложил без подготовки зайти на чашечку чая.

— Живу здесь поблизости!

— А вы не боитесь, что я окажусь серийным убивцем и грабителем? — усмехнулся я, вспоминая разговор с капитаном.

— Это вряд ли, — хмыкнул дед, — тем более что я вижу вас в бинокль! Он у меня морской, с двенадцатикратным увеличением…

— Ну, тогда конечно! — усмехнулся я, невольно оглядываясь. В детективах, которые не пишу, незнакомец сказал бы, что разглядывает меня в оптический прицел, и приказал положить руки на капот.

— Кроме того, — продолжал со смешком дедок, — номер вашего автомобиля известен моему племяннику, а он милицейский генерал…

— Вот как! — хмыкнул я, не скрывая сарказма. — И что же, на этом основании вы рассчитываете понудить меня согласиться на вашу цену? Сколько, кстати, предлагаете?

— Ну, не знаю… — едва ли не обиженно протянул мой собеседник, — думаю, триста-четыреста! Не предполагал, что вы станете торговаться…

— Сколько?.. — не поверил я своим ушам. — Четыреста тысяч? Она, конечно, подержанная, но меньше чем за полмиллиона не отдам…

— Миллиона? — сдавленным голосом пискнул старикан, и я испугался, что его вот-вот хватит кондрашка. — За обыкновенную, пусть и редкую книгу?..

Разговор начал напоминать беседу глухого с немым.

— Какую, к черту, книгу?

— Ту, что у вас на полке за задним сиденьем, «Игра в слова»…

— А я-то думал, — засмеялся я, — вы торгуете у меня машину! Такую малость я вам подарю, только при чем здесь милицейский генерал?

— Ну вот, — облегченно вздохнул дед, — слава Богу, разобрались. Дело в том, что книжку эту я давно ищу. Если бы вы уехали, не позвонив, я нашел бы вас через племянника. Тем более что к нему уже обращался, когда к вашему авто подогнали эвакуатор. Не прошло и трех минут, как с сиреной появилась патрульная машина и так обормотов напугала, что они готовы были от полицейских откупиться… Ну так как, зайдете?

— Зайду, — хмыкнул я, — а то чувствую, с вашими-то связями арестуют и приведут пить чай в наручниках…

Через десять минут с тортом в руках я уже звонил в дверь выходившей окнами на торговый центр квартиры. Был и правда старику благодарен за деньги, что не пришлось платить уродам, а больше за сохраненные нервы и время. Вместе с тортом отдал старику книжку:

— Подарок!

Возил ее одно время с собой для ментов в надежде, что поможет в случае чего отбояриться, но те окончательно оборзели и брали теперь только наличными. Аргумент, что этим они подрывают отечественную литературу, на них не действовал. Это был один из моих старых романов, изданный добрый десяток лет назад. Читать его можно было с любого места, а добравшись до конца, продолжить с первой страницы и дойти до той, с какой началось чтение. Идея замкнутого текста интересовала меня всегда, хотя дорожные хищники вряд ли бы ее оценили. По истечении времени найти книгу в продаже было практически невозможно, небольшой тираж давно разошелся. Не попадался ее текст и в Сети, хотя целенаправленно я не искал.

Хозяин квартиры протянул сухую, прохладную руку:

— Василий Лукич! Вас как величать?

Назвавшись, я ее пожал. Спросил, сбрасывая с ног полуботинки:

— Зачем она вам понадобилась?

Дед сразу не ответил, зажег в ванной свет и показал рукой на полотенце. Потом проводил меня в комнату и усадил за стол. Чай в маленьком чайнике уже заваривался.

— Сами-то книжку читали?

— Да как-то не пришлось! — пожал я плечами, и это было правдой. — Наверное, кто-то забыл, а мне и дела нет…