Канатоходец. Записки городского сумасшедшего

Прыгая по кручам, ангел что-то насвистывал, Гвоздилло пыхтел сзади, как везущий товарняк паровоз. Стоило нам завернуть за поворот, как туман, словно по мановению волшебной палочки, рассеялся и передо мной во всей своей суровой красоте предстал мир скал. В ярком свете полной луны графически четко обозначились расщелины, черные тени стали тяжелыми на ощупь, обрели объем и вес.

— Хорош, Мавря, здоровья нет скакать по камням козлом, — взмолился бес, — давай перекурим!

Достав коробку с сигариллами, опустился на ближайший валун. Я сел поодаль, с трудом восстанавливая дыхание.

— Куда вы меня тащите?

— Мы?.. — хмыкнул Гвоздилло, выдыхая клубы едкого дыма. — Прогулочку эту ты нам подсу-ропил! Смотрю на тебя и думаю: чё в тебе такого особенного? Морти обхаживает, Мавря пальцем тронуть не дает, а поглядеть не на что. Будь я на твоем месте, то есть жмуриком, сволокли бы меня на ближайшую помойку…

Порхавший вокруг ангел счел необходимым перевести.

— Гвоздя хочет сказать, — сообщил он напевно, — что мы не вольны выбирать географию, а руководствуемся тем, как почивший представлял себе загробный мир. В романе вы его подробно описали, так что не обессудьте…

— Но я, как бы это сказать…

Бес слушать меня не захотел:

— Кто замок в Сьерра-де-Гредос поместил, мы, что ли?.. А на хрена? Намедни сопровождал в геенну огненную старушенцию, божий одуванчик, так мы гуляли с греховодницей напоследок по Гайд-парку, потом зашли пропустить по кружке пива в паб на Бейсвотер-роуд. Вот это жизнь, а тебя, видно с перепою, на экзотику потянуло…

Прав был месье, загробный мир соответствовал представлениям о нем усопшего, моим представлениям. И Гвоздилло был прав, замок Нергаля на вершине скалы я обрисовал во всех возможных деталях. Вот, значит, куда мы направляемся! Теперь понятно, перед кем мне выпала судьба держать ответ! Горный пейзаж померк, и я рухнул с камня, на котором сидел, на тропинку. Приземление не было мягким, это вернуло меня в сознание. Представил себе тщедушную, затянутую в костюм испанского гранда фигуру Нергаля и тут же снова его потерял.

Гвоздилло, поднявшись на ноги, потряс меня, словно мешок с картошкой, и водрузил на прежнее место.

Лучше бы он этого не делал. Мог ли я, работая над романом, подумать, что предстану однажды пред далеко не светлые очи Начальника службы тайных операций, сущности, близкой к князю мира сего? Попаду в лапы гиганта негра, его камердинера? Выходивший из-под пера текст был плодом игры моего отвязавшегося ума, и только. Фигура Нергаля получалась колоритной, найденный образ радовал своей естественностью, но встреча с ним в мои планы не входила. Да по молодости я в его существование и не верил. Но хуже всего было то, что в столкновениях с силами добра черный кардинал терпел поражение за поражением! Хуже для меня, потому что такое он вряд ли мне простит. Каждый раз, когда Нергаль готов был праздновать победу, на сцене появлялся высокий, иконописной внешности старик и разрушал планы темных сил до основания. Подпоясанный поверх власяницы грубой веревкой, с доброй улыбкой на губах, апостол действовал на окружающих добрым словом и не чурался шуток, предметом которых становился Начальник службы тайных операций. Выводя на бумаге светлый образ, я думал, что попасть к нему в услужение в послесмертии было бы высшей наградой, но держать ответ мне придется отнюдь не перед святым отцом. Если в этом была высшая справедливость, понять ее мне, простому смертному, было не дано. Я не знал! — кричало все во мне. Я не хотел! Я не мог! Что же, черт меня подери, я наделал!

И черт в лице Гвоздиллы не то чтобы побрал, а спихнул с валуна.

— Хорош отлынивать, погребли! — И, подталкивая меня перед собой, поинтересовался: — А помнишь, Мавря, что ты сказал, когда раб Божий Николай кувыркался с Кларкой?..

Ангел от негодования аж передернул крылышками:

— Имей в виду, Гвоздя, хоть я и не стукач, но про длинный твой язык вынужден буду сообщить!

— А я чё, — развел руками бес, — я ничё!..

Маврикий бросил на меня опасливый взгляд, боялся, видно, что бес сболтнет лишнего.

— Не пойму, к чему ты клонишь!

— К тому, Мавря, что описание в романе замка ты похвалил! — вывернулся Гвоздя. — Весь его одолеть я не смог, но эти странички прочитал аж два раза. Вот бы заглянуть туда хоть одним глазком!

Маврикий с облегчением выдохнул. Я оперся рукой о скалу. Ноги предательски дрожали, обрывки рваных мыслей скакали, словно перепившиеся блохи. С каким удовольствием я уступил бы Гвоздилле право войти вместо меня в резиденцию Нергаля! Я бы ему за это еще и приплатил, жаль не знал, какая, кроме собственной жизни, в этом мире ходит валюта. Разбуженная словами беса память услужливо рисовала интерьеры замка, мост над пропастью, прорубленный в толще скалы, пахнущий мышами тоннель. Винтовой лестницей со стертыми от времени каменными ступенями из него можно было подняться в жилые помещения.

По коже побежали мурашки, об этом холодно было даже вспоминать, но одно я знал твердо: догадайся тогда о последствиях, слова бы в тексте не изменил. И дело здесь вовсе не в гордыне и не в самолюбовании, в романе была вся моя жизнь. В нем. зародились зерна идей, проросшие в других моих вещах, он породил силу, что гонит меня, не давая остановиться, через жизнь. И еще, он стал моим спасением от самого себя, потерявшего смысл и желание жить.

— Видите, вон там? — Маврикий показал рукой на выхваченную лунным светом точку на фоне черного неба. — Туда мы и держим путь.

— Кто держит, а кто из последних сил тащится, как удав по негашеной извести… — буркнул Гвоздилло, поворачивая меня, словно куклу, лицом в сторону цели путешествия. — Слышь, Мавря, может, я здесь перекантуюсь, а?..

Ангел не удостоил его вниманием. Вздохнув, Гвоздя похлопал меня тяжелой рукой по плечу:

— Топай, раб Божий, ножками, в могилке отдохнешь!

Маврикий, снявшись с места, уже порхал вверх по вьющейся по краю бездны тропинке. Сколько продолжалось наше восхождение, сказать не берусь, сознание мерцало, как свеча на ветру. Шел, тупо глядя под ноги, и, если бы не шагавший за мной бес, наверняка сорвался бы в пропасть. Может, это было бы к лучшему. Закончилось оно неожиданно, за очередным поворотом взгляду открылась вырубленная в толще скалы площадка, перегороженная массивными железными воротами. С их изъеденной ржавчиной поверхности скалили зубы морды позеленевших от времени бронзовых львов. Рядом на вбитом в камень крюке висел похожий на морскую рынду покрытый патиной медный колокол.

Какое-то время все трое стояли в молчании. С неба падал редкий снег, мела поземка. Первым пришел в себя Маврикий, посмотрел вопрошающе на Гвоздиллу. Того аж передернуло, но, превозмогая страх, он заставил себя подойти к колоколу и взяться ручищей за веревку языка. Холодно было настолько, что от имевшего жалкий вид беса валил пар. Поднявшийся ветер взбивал под ногами снежные вихри.

Обернувшись в поисках поддержки на ангела, Гвоздилло ударил три раза. Робко, неуверенно, после чего рухнул всей своей громадой на колени и распростерся ниц. Стоявший рядом со мной Маврикий сделал шаг назад и замер со сложенными на груди руками и гордо поднятой кудрявой головой.

Тишина была мертвой, только утробное гудение колокола гуляло эхом между суровых скал. Казалось, прошла вечность, прежде чем раздался душераздирающий скрежет и по каменной стене метнулся красноватый отсвет факела.

Створка ворот с головой льва начала медленно отворяться…

11

Гулявший между скал звук колокола отдавался в голове эхом. Каждая клеточка моего охваченного смятением существа отзывалась на него нервной дрожью. Свет факела метался, а с ним, не находил себе места, метался и я. Колокол уже не гудел, а как-то страшно, словно подстреленный заяц, верещал, отчего начало заходиться сердце. Зубы выстукивали барабанную дробь. Створка ворот с оскаленной мордой льва стала медленно открываться…

Не в силах отделаться от пережитого ужаса, я с трудом разлепил глаза. Телефон надрывался.

— Клара?.. Какая Клара?

Провел ладонью по лицу. Мир, через пень колоду, начал обретать привычные формы, но я все еще слабо понимал, что происходит. В голосе женщины звучали знакомые нотки, только сообразить, с кем говорю, как-то не получалось.

— Не узнал! — констатировала она. — Ради Бога, не говори, что буду богатой…

Богатой?.. Почему богатой? Ах да, так принято, чтобы человеку не было обидно. В стандартных ситуациях люди произносят то, что вертится на языке. По сути, из таких клише жизнь и состоит. Где же это я читал, что девяносто три процента времени люди пользуются шаблонами, остальные семь уходят на подсчет в кошельке денег?