Канатоходец
Шрифт:
— Я был очень молод, — заметил Денисон. — …Воспоминания скорее относятся к детству, чем к юношеству.
— Готов побиться об заклад, что вы меня не узнали, — Кааринен сверкнул глазами и похлопал себя по объемистому животу. — Ничего странного — я сильно изменился. Но вас-то я хорошо помню. Вы, юный варвар, сорвали один из моих экспериментов.
— Прошу прощения, — с улыбкой сказал Денисон.
— Да, — мысли Кааринена блуждали далеко. — В те дни нас было пятеро — ваш отец и мы. Отличная была команда, — он нахмурился. — А знаете, кажется, остался лишь я один! — он начал загибать пальцы. — Олави Койвисто
— Вы работали вместе над одними и теми же проектами?
— Иногда — да, иногда — нет, — Кааринен немного наклонился вперед. — Иногда мы проводили собственные исследования, а Ханну помогал нам советами. Вы сами ученый, доктор Мейрик, и знаете, как работает научная лаборатория.
Денисон кивнул.
— Каково было главное направление исследований?
Кааринен развел руками.
— Что же еще, кроме атомной энергии? Мы все занимались этой проблемой. То были дни великих первопроходцев — все казалось необычайно интересным и волнующим, — он помолчал и сухо добавил: — Последствия этого оказались гораздо более волнующими, чем мы могли себе представить, но к тому времени в Финляндии уже никто не думал о ядерной энергии.
Он сцепил руки на животе.
— Я хорошо помню, как Ханну показывал мне статью Мейтнера и Фриша, в которой они интерпретировали эксперименты Гана. Там было хорошо показано, что цепная реакция экспериментально достижима, а следовательно, высвобождение ядерной энергии не за горами. Вы не можете представить себе, до какой степени мы были взволнованы — вся текущая работа была отложена, чтобы сконцентрироваться на новой проблеме, — он неуклюже пожал плечами. — Но то был 1939 год — начало Зимней Войны. На такую роскошь, как исследование атома, времени уже не оставалось, — в его голосе прозвучал сарказм.
— Над чем работал мой отец перед Зимней Войной?
— Ага, вот и кофе, — сказал Кааринен. Он принял у девушки поднос с кофе и предложил Лин маленькие бисквиты. — А вы чем занимаетесь, моя юная леди? Вы тоже ученый, как ваши отец и дед?
— Боюсь, что нет, — вежливо ответила Лин. — Я учительница.
— Учителя тоже нужны, — заметил Кааринен. — О чем вы меня спросили, доктор?
— Я интересовался, над чем работал мой отец перед тем, как переключился на проблему ядерной энергии.
— Ах да, — профессор неопределенно взмахнул рукой. — Как вы понимаете, это было очень давно. С тех пор произошло столько всего, что трудно вспомнить… — он взял бисквит и поднес его ко рту. — Вспомнил: он работал над некоторыми аспектами рентгеновского излучения.
— Вы принимали участие в этой работе?
— Нет. Ему помогала Лииза… или Олави?
— Выходит, вы не знаете, в чем заключалась суть его исследования?
— Нет, — широкое лицо Кааринена неожиданно расплылось в улыбке. — Но, зная вашего отца, я могу сказать, что эта разработка не имела практического применения. Он очень гордился своим статусом чистого исследователя. Мы все были похожи на него — гордились своей оторванностью от мирских дел, — Кааринен печально склонил голову. — К сожалению, теперь мы стали другими.
Последующие полтора часа профессор
делился своими воспоминаниями, не замечая безнадежных попыток Денисона вернуть разговор в прежнее русло. Выдержав достаточное для соблюдения приличий время, Денисон извинился, и они с Лин расстались с Каариненом, заверив его в необходимости новых профессиональных контактов и выслушав его аналогичные заверения.Они вышли на площадь Сената и пешком направились к отелю по Плексантеринкату, хельсинкскому эквиваленту Бонд-Стрит. Лин была задумчива и молчалива.
— Пенни за твои мысли, — шутливо сказал Денисон.
— Ничего особенного, — ответила она. — Знаешь, в какой-то момент мне показалось, что ты допрашиваешь профессора Кааринена.
«Бог ты мой, — подумал Денисон, — ты слишком сообразительна, дочурка».
— Я хотел побольше узнать о своем отце, — вслух сказал он. — О его работе, и так далее.
— Но при этом сам ты был не слишком откровенен, — язвительно заметила Лин. — Каждый раз, когда он задавал тебе вопрос, ты так или иначе уклонялся от ответа.
— Я не мог поступить по-другому. Большая часть моих исследований связана с обороной. В чужой стране я должен держать язык за зубами.
— Разумеется, — бесцветным голосом сказала она.
Они остановились перед витриной ювелирного магазина.
— Что ты думаешь об этой вещице? — спросил Денисон.
Девушка затаила дыхание.
— О, какая красота!
Это было ожерелье из кусочков грубо обработанного золота — сложной, но вместе с тем естественной формы. Ощутив прилив безрассудства, Денисон взял ее за руку.
— Пошли, — сказал он. — Зайдем туда.
Ожерелье обошлось ему в 215 фунтов из денег Мейрика, снятых с кредитной карточки. Денисон считал, что Мейрик должен уделять больше внимания своей дочери; кроме того, ему хотелось отвлечь ее от опасных размышлений.
— Мой подарок ко дню твоего рождения, — сказал он. Лин замерла от восхищения.
— Ох, спасибо, па… Гарри! — она импульсивно поцеловала его. — Но мне не с чем его носить.
— Тогда купи себе новое платье, ладно? Ну, пора возвращаться в отель.
— Да, пора, — она взяла его за руку. — У меня тоже есть маленький сюрприз для тебя.
— Вот как? Какой же?
— Я подумала, что раз уж ты вернулся в Финляндию, то тебе следует снова сходить в сауну.
Денисон рассмеялся.
— Я ни разу в жизни не был в сауне, — добродушно сказал он.
Лин остановилась как вкопанная.
— Не может быть! Даже тогда, когда ты был мальчиком?
— Ах, верно! — Денисон мысленно проклял себя за оплошность. Кэри дал ему книги о Финляндии; язык языком, но есть вещи, которые должен считать родными каждый финн, экспатриант он или нет. Сауна, несомненно, была из таких вещей.
— Я смотрю на годы, проведенные в Финляндии, как на чью-то другую жизнь. — Не вполне удачно, но сойдет, оценил он собственную реплику.
— Значит, для тебя наступило время снова познакомиться с сауной, — твердо сказала она. — В Лондоне я часто хожу в сауну — это восхитительно. Я зарезервировала для нас обоих места в сауне отеля на шесть часов.
— Великолепно! — тоскливо отозвался Денисон.
Глава 15
В отеле Денисон заперся у себя в номере и уселся за телефон.