Кандагарский излом
Шрифт:
Я, вообще-то, очень странный человек. Все нормальные люди сначала пугаются, потом соображают и только тогда действуют. У меня всегда в этом смысле была замедленная реакция и происходило все наоборот: сначала я действовала, потом соображала и только после — пугалась.
Один на один с больным на весь состав организма подполковником мне было не страшно — противно и мерзко до тошноты, но когда я вылетела на улицу в холодную темноту афганской ночи, до меня дошло: только что чудом избежала изнасилования, — мне стало по-настоящему страшно. Следом пришли и другие
С кем посоветоваться? Кому жаловаться? Как спасаться?
Ноги сами несли меня по части, но куда — я даже не думала.
Я вылетела к укрепдзоту, где, на мое счастье, дежурил Алеша Ригель, и всхлипнула на окрик часового, зажмурилась от света фонарика в лицо.
— Ёлы! Леся!! — рванул ко мне Ригель, рядом встал Петя Чижов, и оба хмуро разглядывали мое лицо.
— Я ж чуть не шмальнул! — взвыл Ригель, сообразив, что могло произойти. Чиж толкнул его в бок и, сняв с себя бушлат, накинул мне на плечи:
— Пошли.
Они усадили меня у каменной кладки и сунули в руку фляжку:
— Глотни, сестренка.
Спирт обжег горло, и слезы на щеках можно было списать на крепость напитка. Еще пара минут и я начала соображать, приходить в себя. Появилось запоздавшее сожаление, что я пришла сюда, а не пошла к Вике. Пусть бы я нарушила их идиллию с Голубком, зато не выглядела бы идиоткой в глазах часовых, не всполошила бы их.
Поздно — из темноты тенями уже выныривали Сашок, Федя Ягода и Чиж, который их и позвал. Сашка внимательно оглядел меня и, зло скривившись, процедил:
— Шепни имя суки.
Как он догадался, как понял, я не знаю, но мне стало теперь не просто страшно, а панически. Зная петушиный характер Чендрякова, ухаря и пофигиста, я понимала, что его не остановит и чин Головянкина. Он просто уложит подполковника пулей в лоб и с улыбочкой отправится под трибунал. А я этого не хотела.
Я вытерла слезы и бодро улыбнулась дрогнувшими губами:
— Сон плохой приснился, извини. Зря ты, Чиж, всполошил всех.
— Угу, — прищурился Сашок, сел на землю и, кивнув Ягоде, достал папиросы. Федя неслышно исчез в темноте, словно растворился. Чиж замер неподалеку, оглядывая местность.
— Что случилось? Кто? — опять пристал Сашка.
— Да говорю же, сон приснился. Да такой ужасный, что до сих пор вон колотит. Вот и рванула в ночь, себя не чуя. Бывает такое…
— Ты мне на уши блох не чеши, сестренка. Не хочешь говорить, я сам узнаю, и если эта…
— Не выдумывай! Все, правда, хорошо.
— Угу, и поэтому ты белее жмурика.
— Да ну тебя, — отмахнулась я, соображая, куда бы на ночлег пристроиться. Придется к Голубкину ломиться, будить «супругов».
Я встала, отдала бушлат Чижу и пошла к модулю.
— Ты куда? — сунув руки в штаны, пошагал за мной Чендряков.
— Сюда.
— К подруге?
— Сам знаешь.
— А почему не к себе?
— Страшно одной. Опять что приснится.
— Посторожить?
— Да идите вы! — взвилась я, услышав то, о чем Саша и не говорил. И только увидев его лицо, встретившись с немигающим, злым взглядом, сникла, сообразив, что, как собака,
начинаю лаять на всех. — Извини.Из темноты вынырнул Ягода и, кивнув сержанту, встал рядом.
— Пошли, — потянул меня Саша.
— Куда?
— К тебе.
— Ты будешь спать, мы сторожить. Снаружи. И так каждую ночь. Усекла? Сон — не сон — мы рядом. В комнате у тебя чисто. Можешь спокойно ложиться.
Я шла, слушала и все больше сникала. И хотелось, чтоб на месте сержанта был сейчас лейтенант. Я стыдилась этих мыслей и всего разом.
— Извини, — прошептала покаянно.
Парень тяжело вздохнул:
— Завтра мы уходим. Колонну сопровождать.
Я знала и потому не понимала, что ответить, а пока думала, оказалась у своего модуля.
— Ложись спать и ничего не бойся, — махнул ладонью Сашок и скрылся с Ягодой в темноте.
— Ты головой думал или другим местом?!
— Пускай едет.
— Да вы совсем ума лишились, бабу подставлять?!
— Я сказал, она поедет!! — громыхнул Свиридов. — Нечего ей здесь глаза кабульским прохиндеям мозолить! Прав Николаич! Все, базар окончен, не в дукане!
Я стояла у стены ни жива ни мертва и слушала перепалку в кабинете комбрига. Из него вылетел взбешенный Зарубин и, увидев меня, в сердцах треснул дверью и пролетел в сторону выхода. Следом вышли Свиридов и Головянкин. Полковник подал мне синий конверт и объявил приказ:
— Колонна уходит через пятнадцать минут. Вы идете с ней. Прибыв на место, передадите пакет подполковнику Володину и вернетесь. Приказ ясен?
— Да.
— И что стоим? Бегом! — рявкнул Головянкин.
Я вылетела на улицу, искренне радуясь, что не придется объясняться за вчерашнее происшествие. А главное, главное — у меня боевое задание! Я иду с колонной!
— Какого рожна вам здесь надо?! — взревел майор Соловушкин, узрев мои попытки влезть на броню БТР.
— Я с заданием! Мне приказали с вами! Вот! — качнула конвертом.
Мужчина от души выматерился, а потом рявкнул так, что к нам стали подтягиваться заинтересованные бойцы.
— Кто приказал?!! Вам что здесь, ясли?!! А ну, вон отсюда маму… душу… Бога…!!
— Приказ полковника Свиридова!!
Соловушкина перекосило. Он взвыл и бегом помчался в штаб. Я же быстро вскарабкалась на борт с помощью бойцов. Только удобно устроилась и поблагодарила ребят, как подошел Сашок, и, бесцеремонно сдернув меня на землю, потащил к другому БТР, где уже сидели Чиж и Ягода. Я не возражала — лицо у Чендрякова было страшное — установка «Град» в работе, не меньше.
— Что придумал, сука! — прошипел он, подталкивая к брони.
Я села и получила на голову каску, в руки тяжеленный бронежилет. Тут появился Павел. Уставился на меня: скулы белые, губы — нитка, глаза… О, я поняла все, что он хотел сказать, но молчал. «Люблю!» Вот что говорили его глаза! Я была на седьмом небе и почти парила над бронетранспортером.
Павел молча вытащил пистолет:
— Стрелять умеешь?
— Да, очень хорошо! Почти отлично!
— Глупая, — вздохнул он, услышав восторг в моем голосе. Подал пистолет и махнул руками бойцам: — Зажали ее и прикрыли! Чендряков, Словин — на «бронь»!