Каникулы совести
Шрифт:
Ещё сильнее — если только могло быть сильнее — закрутил интригу следующий эпизод. Когда фантазия экспертов, уже и так успевших привить терпеливой жертве всевозможные сочетания вирусов, включая и редкие, экзотические, специально вывезенные из ряда жарких стран, начала иссякать, а суть феномена яснее так и не стала — по всем данным Александр оказался вполне обычным человеком, разве что состояние его внутренних органов соответствовало даже не тридцати пяти, а десяти годам, — кто-то из особо активных «фанов» предложил попросту вколоть испытуемому смертельную дозу героина — и посмотреть, что будет. Тут уж даже самые циничные и матёрые журналисты взбунтовались; сам Гнездозор, однако, услышав это заманчивое предложение, с очаровательной улыбкой заявил, что он отнюдь
Увы, тем, кто всё ещё надеялся увидеть на экране возбуждающе-физиологическое зрелище умирания, вновь пришлось испытать жестокий облом. У Александра и впрямь некоторое время наблюдалось сужение зрачка и лёгкое ускорение сердечной деятельности, да в поведении его, пожалуй, выказалась лёгкая эйфория, — но это, пожалуй, и всё, что принес ему сей смелый и, по его признанию, первый в его жизни экскурс в мир наркотиков — экскурс, пусть без особых впечатлений, но всё же длившийся ровно до тех пор, пока, наконец, последние остатки вещества, благополучно переработанного мощным организмом телезвезды, не вышли обратно с мочой, потом и прочими выделениями, так и не причинив герою ни малейшего вреда.
На какое-то время после этого эксперты как бы немного сошли с ума: казалось, они задались целью опробовать на своём подопечном все известные и неизвестные науке яды. Гнездозор был на всё согласен — и знай себе улыбался своей очаровательно-смущённой улыбкой. Методы применялись самые разные — от капельниц, обвёртываний и ароматических курений до банального введения в пищевод… да что там «введения», скажем проще — храбрый Саша попросту ел смертельные порошки ложкой, причмокивая для пущего эффекта! Гвоздём программы стал визит в студию некоего дряхлого, в своё время очень популярного эстрадного певца, который собственноручно, прямо в эфире, по старому бабушкиному рецепту приготовил мученику «соляночку» (как он любовно выразился) из бледных поганок, каким-то одному ему известным способом обработав их так, чтобы исчез неприятный привкус. Угощение Александру очень понравилось — и он, уже профессионально небрежничая перед камерой, произнёс, утерев рот бумажной салфеткой: — Хорошо, но мало (фраза тут же обрела крылья и долго ещё мелькала в разных заголовках, цитатниках и «шапках»). После этого проект пришлось-таки закрыть — хозяева телеканала оказались достаточно мудры для понимания того, что уходить следует на пике успеха.
Впрочем, по части рейтинга «333» и так успел существенно обогнать всех потенциальных конкурентов.
Александр же Гнездозор продолжал своё уже автономное плавание в волнах скандальной славы. Какое-то время он просто, что называется, звездил — снимался во всевозможных шоу, участвовал в развлекательных передачах и дружеских попойках, тусовался и прочее. Обладая счастливым умением при надобности не спать неделями, не теряя свежести и бодрости, он с лёгкостью успевал везде и всюду.
Он так и остался необъяснённым.
Он честно исполнял всё, что полагается делать любой уважающей себя знаменитости: танцевал, лепил пельмени, катался на коньках и цирковых лошадях — и даже однажды спел не ахти каким сильным, но верным голосом в дуэте с Амёбой — одним из одиознейших, но даровитых кумиров тогдашней эстрады (он поражал сердца знатоков своим резким, пронзительным, как бы «металлическим» тембром). Гнездозор мог себе позволить и не такое — репутация его была нерушима. Среди звёзд ходили упорные и, судя по всему, правдивые слухи о его дьявольских половых способностях (кажется, именно тогда к нему и прицепилось светское прозвище «Бессмертный»). Ему приписывали головокружительные романы с самыми стервозными и дорогими львицами. Он получал массу соблазнительных предложений от отечественных и зарубежных миллиардерш, — а также от фармацевтических, косметических и даже, кажется, продуктовых фирм, каждая из которых дорого бы дала за такое колоритное «лицо».
Возможно, в конце концов он согласился бы и на то, и на другое, и на третье, — а там и вовсе, как говорится, пошёл бы по рукам и, скорее всего, продешевил бы себя
и свой уникальный дар, — если бы как раз об эту пору в его жизни не произошла — без всякого преувеличения — судьбоносная встреча. Запишите название подглавы:Кострецкий Игорь Игоревич
Тут, ребята, в моём стройном и чётком повествовании появляется огорчительный пробел.
Как я ни старался, мне не удалось выискать в Сети ни единой вкусненькой подробности… да что там — вообще никакой «левой» информации ни о молодых годах и становлении нынешнего главы ИБР, ни даже об истории создания перевернувшего Россию альянса. (Что лишний раз говорит об удивительной расторопности, прозорливости и уме этого — не побоюсь сказать — великого человека.)
Итак, в нашем распоряжении только официальная фактология — выдержки из глянцевых интервью да идеально-безликая биография, чьи данные любой из вас может и сам оттарабанить чуть не с пелёнок.
Зацепимся же за кое-какие из дозволенных фактов.
Партия Здоровья России (ПЗР) была основана в 2028 году. В общем и целом её нехитрая программа скорее стелилась под, нежели предугадывала и формировала наиболее живучие в тогдашнем обществе мыслеформы («экологичность бытия», «культ здоровья и привлекательности», «укрепление генофонда нации» и проч.) Увы, даже такая предприимчивость — вкупе с фантастической (уже тогда) харизмой юного, но прыткого организатора — неспособна была забросить начинающую партию слаболиберального толка на достаточную для её амбиций высоту.
Жёсткий реалист Кострецкий хорошо это понимал — и отсиживался пока в оппозиционном тенёчке, обтираясь возле настоящей власти, как хмель вокруг могучего ствола (и с удовольствием пользуясь привилегиями, которые даёт такое положение).
Это, однако, не значит, что достигнутое его удовлетворяло.
«Мы пойдём другим путём» — любил цитировать он старых мастеров. Что под этим подразумевалось, он до поры до времени держал при себе. Благо время работало на него. Его политический и человеческий расцвет пришёлся ровнёхонько на т. н. «крах Института Преемничества» (тема предыдущей лекции), а, стало быть — все светофоры пригласительно горели зелёным. У него было всё — могучая работоспособность, стальная воля и мозг шахматиста в сочетании с непрошибаемым обаянием. Не хватало самой малости: нужен был какой-то неожиданный ход, нечаянное и одновременно хорошо подготовленное чудо, что-то вроде пружины, встроенной в подошвы кроссовок опытного прыгуна, — словом, то, что сам Кострецкий, сокрушительный патриот в гостиных, обозначал про себя ёмким иностранным словом «шокинг».
Как должен выглядеть этот «шокинг» и где его ловить, он пока не знал. Но опыт всей его двадцатитрёхлетней жизни говорил, что удобная возможность непременно появится — надо только не проглядеть её. К моменту «Х» всё давно было подготовлено, оставалось только вставить в картинку недостающую деталь.
С появлением Гнездозора пазл сошёлся.
Случайно познакомившись с ним на какой-то закрытой, но уютной вечеринке, Кострецкий, подобно пушкинской Татьяне, сразу понял: «Вот он». Эту удивительную фигуру как будто Бог создавал специально и эксклюзивно для ПЗР. Так и не разгаданный наукой феномен смотрелся живой иллюстрацией к программе партии, которую ему вскоре предстояло возглавить, — что, как мы знаем, бывает крайне редко, а, лучше сказать, никогда не бывает. Плюс его бешеная популярность у народа — что-то в этом роде Кострецкому и блазнилось в его потаённых мечтах.
Оставалось только, как в известном анекдоте, уговорить самого кандидата. Но тут всё получилось на удивление легко. Занятная, но несколько однообразная светская жизнь к тому времени начала уже всерьёз поднадоедать Гнездозору-Бессмертному, даром что он, в отличие от прочих, мог пользоваться её радостями без малейшего ущерба для здоровья. Поразмыслив (Игорь дал ему на размышление три дня), он здраво рассудил, что, пожалуй, политика способна доставить ему куда более острое и утончённое удовольствие.