Каперский патент

— Не мог бы ты вторую половину дня провести в Милпорте, чтобы встретиться с избирателями? Их не так много, и все они мои арендаторы, поэтому это не более чем формальность, но есть определенные правила хорошего тона, которых стоит придерживаться. Предписание о проведении выборов будет издано очень скоро. — Затем, увидев удивление Джека, он продолжил: — Я хочу предложить место тебе.

— Правда, Боже мой? — воскликнул Джек и, осознав масштабы, важность и последствия сказанных кузеном слов, продолжил: — Я считаю это удивительно щедрым предложением, сэр. Я принимаю его и не могу передать словами, насколько я признателен.

Он пожал тощую старую руку мистера Нортона и сел, некоторое время смотрел немигающим взглядом: возможности, о которых он едва осмеливался подумать, вспыхивали и горели в его голове, словно корабли во время битвы.

— Думается мне, — сказал кузен Эдвард, — это усилит твои позиции в любых разбирательствах с правительством. Не велика заслуга быть членом парламента, если, конечно, ты не представляешь интересы графства, но, по крайней мере, достойный парламентарий имеет возможность добиться признания. Он может не только лаять, но и кусаться.

— Именно так. Он имеет в руках оружие. Недавно один человек, связанный с правительством, пришел повидаться со мной и сказал, что, если я приползу на брюхе и буду умолять о помиловании, возможно, мне его дадут. И он либо сказал, либо намекнул, не помню точно, что, если бы это случилось, я вновь бы мог оказаться в списке. Но я ответил ему, что просьба о помиловании непременно означает, что преступление было совершено, но, насколько мне известно, я его не совершал. По сути, я сказал, что грязные псы едят голодные пудинги, то есть голодные псы едят грязные пудинги. Но в этом случае или я недостаточно проголодался, или пудинг оказался слишком уж грязен, чтобы я умолял о прощении. Поэтому мы больше не касались этого вопроса. И я думал, что навсегда уничтожил свои шансы. Но будь я членом парламента, не думаю, что он бы вообще осмелился начать подобный разговор, а если бы и осмелился, то не оставил бы его вот так.

— Уверен, что он бы не сделал этого, особенно будь ты непоколебимым парламентарием, придерживающимся центристских взглядов, сторонником разделения церкви и государства, не произносящим пустых громогласных речей, каким, я уверен, ты и станешь. Не расценивай мои слова, как условия, Джек. Ты можешь голосовать, как захочешь, пока твой голос не идет против интересов короны.

— Не дай Бог, сэр! Не дай Бог!

— Но даже в сложившейся ситуации это едва ли был уместный разговор с человеком твой репутации.

— Не думаю, что он хотел меня оскорбить. Но он один из Уайтхолла, а я всегда замечал, что они и впрямь считают себя выше всех остальных, словно при рождении получают звание адмирала

Вошел дворецкий и сообщил мистеру Нортону:

— Сэр, Эндрю просил передать вам, со всем почтением, что колесо починили. Экипаж уже во дворе, желаете ли вы его сейчас или он может выпрячь лошадей?

— Пусть подает сейчас, — распорядился мистер Нортон, а когда дверь закрылась, продолжил: — Давай, Джек, сделай мне одолжение и потрать день на агитацию, будь добр. В «Олене» в Милпорте нам подадут довольно приличный обед, а потом разопьем чашу пунша с выборщиками. Все это, конечно же, всего лишь формальность, но им понравится. Пустая болтовня о политике, конечно, окажется едва терпимой, но необходимое внимание избирателям уделить нужно. Все равно успеешь вернуться домой в четверг. Или это слишком большая жертва? Провинциальная политика бывает чудовищно скучной, я знаю.

— Жертва, кузен Эдвард? — воскликнул Джек, вскакивая с места. — Можете просить о большем, гораздо большем, клянусь честью. Я правую руку отдам, лишь бы вернуться в список флота или хотя бы оказаться на полпути туда.

В заново обжитой, комфортной, уставленной книгами комнате доктора Мэтьюрина в «Грейпс» они с Падином с удовлетворением осматривали багаж. Один саквояж — пустяковый, но зато туго набитый, будто сосиска с Леденгола [40] . В нем помещалось всё необходимое для путешествия Стивена в Эдинбург, путешествия в одиночестве: Падин должен отправиться на север на «Сюрпризе». Но по-настоящему удался им рундук доктора. Дружба с Бонденом, виртуозом работы со снастями, явно пошла Падину на пользу. Рундук стоял посреди комнаты, опутанный сложной системой диагональных концов — сетью, при виде которой любой моряк пришел бы в восторг. Талрепы на каждом конце заканчивались аккуратным кнопом без пробивки, а венчал все двойной декоративно завитый кноп.

40

Леденгольский рынок — старинный продовольственный рынок в центре Лондона.

— Ты же не забыл мою настойку, Падин, я надеюсь? — удостоверился Стивен. Уточнять он не стал, но под настойкой он понимал свое ежевечернее утешение — лауданум. Падин его прекрасно понимал — к этому времени настойка в той же степени стала и его собственной. Он скорее забыл бы собственную рубашку. Хотя к этому времени постоянное разбавление бренди, еще более сильное в связи с предстоящей временной разлукой, свело прием лауданума скорее к акту веры в него.

— Не забыл, господин. Разве она не под крышкой? И не укутана как священная реликвия?

На лестнице раздались тяжелые шаги, и миссис Броуд, распахнув дверь согнутым локтем, вошла в комнату, удерживая две стопки свежего белья между вытянутыми руками и подбородком.

— Вот так. Все ваши рубашки с оборками отглажены на славу, лучшим утюгом из тех, что вы видели. Миссис Мэтьюрин всегда нравилось, когда в них можно показаться на Сесил-корт, — заметила она Стивену. А потом, громко и отчетливо, словно бы Падин сидел на топе мачты, прокричала: — В самой середине, Падин, между запасными простынями и кальсонами из шерсти ягненка.

Падин покорно дотронулся рукой до лба, и как только она ушла, вместе со Стивеном оглянулся и подвинул стулья к подножью высокого платяного шкафа.

Но даже со стула, тем не менее, Стивен не дотягивался до верхушки, и ему пришлось стоять там, передавая Падину страницы «Таймс», сорочки, еще газеты и советы о том, как их лучше уложить. В этой позе, со словами «Плевать на гофрировку, главное, чтобы воротник не было видно» его застала тонкая, легконогая Люси, ворвавшаяся в комнату с криком «Срочное письмо для доктора... о сэр!». Она с первого взгляда поняла ситуацию и уставилась на них вначале с ужасом, а потом с чрезвычайным неодобрением. Стивен и Падин выглядели крайне сконфужено, виновато и глупо. Некоторое время они не знали, что сказать, пока Стивен не пробормотал:

— Мы их просто откладывали на минуту.

— Вот ваше письмо, сэр, — пробормотала Люси не разжимая губ, и положила его на стол.

— Не надо об этом упоминать при миссис Броуд, Люси.

— Я еще в жизни ни на кого не стучала, но Падин, у тебя же все руки в пыли, постыдись!

Стивен взял письмо, и нервно-виноватое выражение пропало с его лица, когда он узнал почерк Джека Обри.

— Падин, — приказал он, — быстро помой руки и беги вниз в бар, попроси у них бутыль ячменного отвара с лимоном.

Он подвинул кресло к окну и сломал знакомую печать:

«Эшгроу-коттедж

Мой дорогой Стивен!

Порадуйся за меня! В своем великодушии кузен Эдвард предложил мне место в парламенте от округа Милпорт, который ему принадлежит. Мы отправились туда и провели день среди горожан — обходительный народ. Они были так добры, что заявили, будто после Сен-Мартена и дела у Азорских островов проголосовали бы за меня, даже если бы кузен Эдвард не посоветовал им так поступить.