Капитан и Враг

Тем не менее я не сразу взялся за ту страницу, про которую говорил Капитан. Слишком я был возбужден. Мне казалось, что я вот-вот узнаю про Капитана что-то очень важное. Он ведь признался мне в первый день нашего знакомства, что не всегда говорит правду, а газета, на мой юный взгляд, печатала всегда правду, истинную правду. Я нередко слышал в прошлом, как ахала моя тетка по поводу какого-то необычайного, совершенно непредставимого события, вроде рождения гиппопотама или носорога в лондонском зоопарке: «Конечно, это правда. Это уже напечатано в газетах».

Я до сих пор вижу первую страницу «Телеграф», – а Капитан всегда читал «Телеграф» (теперь-то я понимаю, что «Телеграф» вместе с котелком, тростью и усиками щеточкой был атрибутом сценического костюма, помогавшего ему создавать определенный образ). В глаза мне бросился заголовок, напечатанный крупными буквами и сообщавший нечто совершенно неинтересное – возможно, падение правительства… нельзя все запомнить. Вот если бы это было убийство… но то было какое-то сообщение, не застрявшее в голове двенадцатилетнего мальчишки. А вот два события на второй странице я помню по сей день: одним из них было жуткое самоубийство – какой-то мужчина облил себя керосином и, поднеся спичку, поджег; другое касалось ограбления, совершенного какой-то шайкой. Шайки активно действовали в моем воображении, да и амаликитяне были шайкой. А та шайка, судя по всему, связала ювелира в Уимблдоне и сунула ему кляп в рот. Он засиделся допоздна в своем магазине, «проводя инвентаризацию», как вдруг к нему постучался «мужчина с военной выправкой» и спросил, как пройти на Бэкстер-стрит, а такой улицы в Уимблдоне не знают. Мужчина этот повернулся и пошел к выходу, и, прежде чем ювелир успел запереть дверь, к нему ворвалась шайка; уходя, бандиты унесли с собой весь товар стоимостью в несколько тысяч фунтов. Никаких доказательств того, что «мужчина с военной выправкой» каким-либо образом причастен к ограблению, не было, и полиция просила его объявиться и помочь расследованию. Существовало предположение, что та же шайка совершила еще одно ограбление несколько недель тому назад.

Я снова прокрался вниз и положил газету на место, а потом долго лежал на диване без сна и думал о странном совпадении – почему несуществующая улица названа моей фамилией. На другой день моя приемная мать выглядела испуганной и взвинченной. Мне показалось, что она боится появления чужих людей. Дважды раздавались звонки в дверь, и оба раза она посылала меня узнать, кто там, а сама стояла внизу, у лестницы, и встревоженно смотрела на меня. В первый раз звонил всего лишь молочник, а во второй – кто-то, зашедший не по адресу. В тот вечер, посреди ужина – а было, как всегда, мое любимое блюдо: котлета с запеченным яйцом, – Лайза ни с того ни с сего вдруг заговорила с таким пылом, точно возражала мне (хотя все это время я молчал, как и она).

– Он же хороший, – сказала Лайза. – Он никогда не сделает ничего по-настоящему плохого. Не в его это характере. Ты должен это знать.

– Знать – что?

– Я иной раз думаю – слишком он добрый для нашей жизни. Я боюсь за него.

Тогда, во время затяжного отсутствия Капитана Лайза начала беспокоиться по поводу моего образования.

– Ты же должен чему-то учиться, – сказала она мне как-то за чаем.

– Чему?

– Да почти всему, – сказала она. – К примеру арифметике.

– Я никогда не был силен в арифметике.

– Грамотно писать.

– А я и так грамотно пишу.

– Изучать географию. Вот вернулся бы Капитан, он бы тебя научил. Понимаешь, он ведь очень много путешествовал.

– А сейчас он тоже путешествует?

– Наверно, да.

– А ты не думаешь, что он мог сжечь себя заживо? – спросил я, вспомнив про вторую страницу газеты.

– Господи помилуй, нет. С чего ты это взял?

– А об этом писали в том номере «Телеграф», который он тебе прислал.

– Так ты читал ту газету?

– Да.

– И ничего не сказал. Нечестно это с твоей стороны. А Капитан хочет, чтобы ты был честным. Он говорит, когда его не станет, ты будешь заботиться обо мне.

– Но его же нет и сейчас.

– Он имел в виду – когда его вообще не станет.

– А ты будешь по нему скучать, да?

– Для меня это будет как смерть – только еще хуже. Я хочу первой уйти. Но он говорит, я должна заботиться о тебе. Потому, наверное, он тебя и привел сюда. Он хочет быть уверенным, что я не уйду первой.

– Ты что – очень больная? – спросил я с холодным любопытством, свойственным моему возрасту.

– Нет, но раньше мне было очень худо. Как раз тогда он в первый раз и увидел меня – пришел с твоим отцом ко мне в больницу. Иногда он так смотрит на меня – смотрит испуганно. Точно я все еще лежу больная в той постели… Я на него за это сержусь. Не хочу я, чтоб-он за меня боялся. Он ведь может тогда что-нибудь выкинуть.

Этот разговор был для меня, пожалуй, вторым уроком по части того, что такое любовь между двумя взрослыми людьми.

Любовь – мне это стало вполне ясно – означала страх, и, наверное, именно этот страх гнал Лайзу каждое утро на улицу за газетой: она бежала покупать «Телеграф», чтобы узнать, не случилось ли самое худшее, страшное продолжение того, о чем она прочла на второй странице, однако, вернувшись в свою спокойную кухоньку, Лайза не знала, где это может быть напечатано, переворачивала все страницы, просматривала даже спортивную и финансовую хронику и уже не скрывала от меня, что со смертельной тревогой ищет, нет ли сообщения о Капитане.

Конец ознакомительного фрагмента.