Капкан любви
Шрифт:
— Да, я люблю круглые числа. Я взяла это по моей карточке «америкен голд» в банке «Стейнберга».
— Кажется, тебе скоро понадобится криптоновая карточка, Глория. И золотой и платиновый кредит ты быстро исчерпаешь.
— Ну, так воздай всему этому должное... и не обращай внимания на мои расходы, милый.
Глория была как дома в квартире Майка. Она точно знала, где найти хрустальные рюмки, сама отыскала пепельницу и прошествовала в гостиную. Когда Майк присоединился к ней, рюмки уже были наполнены водкой, Брюс Спрингстин разрывал динамики, а сама Глория удобно устроилась на белом дамасском диване, перелистывая один из журналов Тедди.
Майк наблюдал за ней, восхищаясь контрастом ее красного
— Иди сюда, Мичинелли, занимай место, и начнем праздновать, — хрипло сказала Глория, поднимая рюмку для тоста и указывая на диван рядом с собой.
Майк почувствовал, как вместе со скользящей по горлу водкой ускользают и его мрачные предчувствия. Ему не нравилось, что Глория управляла событиями, ему не нравилось, что она приняла решение без него, ему не нравилось, что она считала его готовность само собой разумеющейся. Но он любил смотреть на нее. Он любил смотреть, как прищуриваются ее глаза, так не похожие на глаза Тедди — светло-карие, кошачьи, с желтыми искорками, придающими им что-то тигриное. Он любил погружать руки в ее растрепанные светлые волосы, любил чувствовать, как напрягаются ее мускулы, когда он проникал в нее. Он любил хрипоту ее голоса, мягкое рокотание ее акцента. Она была крупной, сильной и опасной. Ее присутствие, ее «Мичинелли», сказанное этим хрипловатым голосом, делало его крупным, сильным и опасным, и это было хорошо. Они повели себя как обычно, когда оставались вдвоем. Глория давала Майку понять, когда была готова, а тот выбирал время, когда прийти к ней. Она была достаточно умна, чтобы оставлять ему конечное решение.
Этим вечером Майк сел напротив Глории, воспротивившись приглашению сесть рядом с ней на диване. Не от равнодушия с его стороны — он хотел распалить ее, увидеть, как ее глаза темнеют от желания. На мгновение он вспомнил о Тедди, ее доверчиво распахнутых глазах, таких ясных и ласковых, но тут же выбросил ее образ из памяти. Тедди была в Париже, или во Франкфурте, или какой-то другой проклятой богом континентальной дыре и, без сомнения, была слишком занята, чтобы вспоминать о ней.
— Расскажи мне об этом удивительном предложении работы, — поинтересовался Майк.
— Я не из тех, кто хвалится победами, Мичинелли, но они хотят меня зверски. Я встретилась с Малькольмом Фиачайлдом, и он почти на коленях умолял меня прийти. Мы обговорили серьезные деньги. Это побольше, чем у моего начальника. Как ты думаешь, мне согласиться?
— Это твое дело, — пожал плечами Майк. — Место, кажется, приличное. «Хэйз Голдсмит», конечно, не «Стейнберг Рот», но ты будешь крупной рыбой в этом пруду и, думаю, прекрасно устроишься, — он наполнил рюмки. — Не знаю, как ты справишься с работой без моего присмотра и поддержки, но ты уже большая девочка, да и я буду недалеко, на другом конце телефона.
Глория ощетинилась, как он и ожидал.
— Справлюсь, Мичинелли. Настоящий вопрос в том, как ты обойдешься без меня.
— Дьявол, Глория! Я никогда в жизни ни от кого не зависел. По правде говоря, я уже начал уставать возиться с ученицей, — он видел, как искривились ее губы, и почти слышал ее рычание, — но я буду скучать по тебе. Чуть-чуть. — Майк ухмыльнулся ей в лицо.
— Итак, ты считаешь, что рынок достаточно велик для нас двоих?
— Мы проверим и увидим, что получится. Я просто не хотел, чтобы моя малышка испугалась, и только.
— Когда ты в последний раз видел меня испуганной? Я не пугалась с тех пор, как мама водила меня к дантисту, когда мне было шесть лет.
— Что тогда случилось?
— Я чуть не откусила ему руку. С тех пор я ничего не боялась. Ну и осел же он был, точь-в-точь ты!
Она разразилась густым, самодовольным смехом, иголочками пробежавшим по крови Майка.
— Почему бы тебе не подойти сюда и
не показать, что ты сделала с ним?Теперь настала очередь Глории притворяться равнодушной.
— А как насчет ужина, Мичинелли? Он, наверное, остыл.
— Это икра, детка, она не остывает. Если ты не придешь сюда к своему ослу, он и будет тем, что остынет, — сказал он медленно, угрожающим тоном.
Глория тянула время, медленно поднимаясь с дивана, откидывая назад волосы и не сводя глаз с Майка. Она молча пошла к нему через комнату, покачивая бедрами и расстегивая молнию платья, так, что оно упало к его ногам, когда она остановилась перед ним. На ней были только белые кружевные трусики, чулки с поясом и красные туфли на высоком каблуке. Ее большие груди с выступающими сосками были загорелыми, без следов бикини. Майк не прикасался к ней. Мгновение он молча смотрел на нее, разглядывая ее полную грудь, плоский живот и плавно изгибающиеся бедра.
— Занавески открыты, Глория. Ты хочешь, чтобы нас видел весь мир?
— Почему бы и нет? Почему бы не поделиться с ними твоей удачей, Мичинелли?
Ему было не совсем наплевать на соседей. Не двигаясь с кресла, он провел руками по золотистому, упругому животу Глории, просунул их между ее ног. Ее трусы были теплыми и влажными. Кожа блестела от мелких капелек пота.
— Сними туфли, — потребовал Майк.
Глория наклонилась перед ним, ее груди легли в его ладони. Майк медленно обводил их округлости холодными пальцами, чувствуя ее глубокое дыхание. Затем он отстегнул застежки резинок, удерживавших чулки, и его руки остались на возвышении ее ягодиц, пока она медленно спускала чулки. Склонившись над ним, она сняла его галстук, расстегнула рубашку и легко провела длинными, пожарно-красными кончиками ногтей вниз по его груди к животу. Ее руки неловко задевали его напрягшуюся плоть, пока она пыталась расстегнуть пряжку ремня его джинсов. Майк позволил ей немного побороться с пряжкой, получая удовольствие от вида ее стиснутых зубов и досадливо поджатой нижней губы, затем отстранил ее, чтобы встать и раздеться. Физически они были хорошей парой, ее золотистая голова была всего лишь на дюйм-два ниже его темной, оба были длинноноги и мускулисты. Два стройных, длинных тела прижались друг к другу, разделенные только белой полоской трусов Глории. В следующий момент она сняла и их.
Руки Глории тут же обхватили его затвердевший член, двигаясь медленно и умело, ее голова нагибалась все ниже, ее язык ласкал его грудь, облизывая и нежно покусывая выступ ключицы, крепкую шею, спускаясь к соскам. Она опустилась на колени и взяла член в рот, действуя как профессионал, без спешки, без нерешительности, равномерно и четко, углубившись в работу, ее большой рот был полон им.
Майк стонал от наслаждения, направляя голову Глории, массируя кожу ее волос, его руки вцеплялись в ее растрепанные волосы. Вдруг он грубо повалил ее на пол и улегся сверху, втиснув колени между ее ног и прижимаясь к лобку. Его рот исследовал выпуклости и впадины ее тела, напряжение ее мускулов, кисловато-соленый привкус кожи. Каждый дюйм ее тела отвечал на его касания, ее бедра жадно терлись о его собственные, ее голова раскачивалась из стороны в сторону на подушке ее волос. Его пальцы проскользнули в нее, теплую и влажную, ее дыхание стало быстрым и учащенным. Он остановился, удерживаясь на одной руке, и поднял голову, чтобы заглянуть в ее прищуренные кошачьи глаза, золотые и распаленные. Он вошел в нее резким усилием, которое, он знал, было нужно ей, и увидел, как ее глаза вспыхнули, словно удивляясь, почувствовал ее внутреннюю дрожь. Майк прекрасно владел собой. Сжав рот в тонкую, жесткую линию, он сосредоточился на лице Глории, на ее диких глазах и хриплом дыхании.
— Итак, я больше тебе не нужен, а, детка? — заговорил он быстро, грубым, злым голосом. — Так ты уже достаточно выучилась?
— Нет, Мичинелли, ублюдок, ты нужен мне, — прошептала Глория.
— Я не расслышал, детка, повтори еще раз.
— Ты нужен мне, Мичинелли. Ты нужен мне, нужен, нужен, нужен... — захныкала она, повторяя слова как мантру, зажмурив глаза и закусив нижнюю губу, ее восхитительные груди напряглись, ее ноги плотно обвились вокруг его талии.