Капли гадского короля
Шрифт:
— Занимай любую, — сказал ей Герман, расшторивая окно и пуская в комнату яркий солнечный свет.
— Тебя люди ждут, — сказала она, — я вещи потом разложу.
— Хорошо, тогда идем, возьми вон там на гвоздике запасной ключ.
Сергей Сергеевич Толстой в отличие от Германа явно не уходил на обед. Он сидел в компании какого-то парня и нервно курил. Увидев Германа, Сергей Сергеевич спросил:
— Ты вернулся и мы можем продолжить? Только я не понял, ты опять с этой девушкой? Она будет зрителем?
— Она будет художником у нас в штате и не говорите нет,
Сергей Сергеевич, мужчина с лысой головой, прикрытой бейсболкой, и с большим животом, с явной неприязнью посмотрел на Тину. Весь его вид примерно говорил:
«Какой ужас! Почему я должен брать к себе в штат всех шалав, с кем намерен встречаться главный герой? А ведь возьму, потому что не хочу нарываться. Каждый день съемок в Италии — золотой».
— Девушка возомнила себя художником?
— Я и есть художник, — ответила Кристина, решившая постоять за себя, — дайте мне лист бумаги и карандаш, и я вам это докажу.
Ее просьбу выполнили, и Тина в упор посмотрела на парня, сидевшего напротив режиссера и курившего одну сигарету за другой.
— Может, уступите место?
— Пожалуйста, — парень встал.
На вид ему было лет тридцать — тридцать пять, высокий, атлетически сложенный блондин, чем-то напоминавший шведа или прибалта.
— И прекратите дымить! — добавила Тина. — Вы что, дымовой завесой тут работаете?
— Это наш главный после режиссера человек. Очень хороший оператор, профессионал своего дела Илья Валерьевич Смаль, — представил его Герман.
Тина, фыркнув, села на его место и принялась писать портрет режиссера, отмечая про себя, что у Сергея Сергеевича совсем не интересная внешность, но рисовала она с большим воодушевлением. Ей даже было все равно, что этот долговязый оператор наблюдает за тем, как ловко и быстро бегает по бумаге карандаш в ее руках. Сергей Сергеевич сказал:
— Значит, сейчас сцена нападения на Стефанию, ты ее отбиваешь и уносишь на руках…
— В светлое будущее, — добавил Герман, — кто придумывает такую чушь?
— Не будем плохо говорить о тех, кто дает нам хлеб. Кроме того, такие истории любят женщины, — ответил режиссер.
— У которых напрочь отсутствует личная жизнь, — встряла Тина.
Режиссер удивленно посмотрел на нее, но ответил уже более мягким тоном:
— Пусть даже и так, хоть на экране увидят любовь, если в жизни нет.
— Нет, лучше искать в жизни, — упрямо сказала Кристина, остервенело заштриховывая карандашом лысину режиссера.
— Уж вы-то ищете, сразу видно, — усмехнулся несносный оператор.
— На что это вы намекаете? — покосилась на него Тина и, вздохнув, добавила: — Да, ищу… пока безрезультатно, но шансы еще есть.
— Я в этом не сомневаюсь! — сказал оператор.
— И не сомневайтесь! — не поворачивая головы, ответила Тина.
— Прекратите! Илья! Что вы, как дети, в самом деле? — встрял Герман.
— Портрет готов! — выкрикнула Кристина и протянула лист бумаги Сергею Сергеевичу.
Режиссер долго рассматривал рисунок, затем усмехнулся.
— Да уж! Ты не льстишь своим
клиентам!— Что да, то да! Всю правду-матку в лицо! — согласился Герман.
— Портретное сходство как на фотографии, — единственный, кто заступился за ее работу, был этот оператор.
— Профессионально, ничего не скажешь, — согласился режиссер, — но здесь вам не вернисаж художников с Арбата, здесь совсем другая работа.
— Дайте ей шанс. Она, как художник, мыслит образами, и у нее все получится, — сказал Герман.
— Ну, ладно… Где Люся? Она не обрадуется, что у нее появилась помощница, но твоя улыбка, Герман, растопит и ее сердце, — махнул рукой режиссер.
Люди на съемочной площадке кинулись врассыпную в поисках Люси, по всей видимости, художника по костюмам.
Через некоторое время Сергею Сергеевичу с опаской доложили:
— Ее нигде нет, ни в кафе, ни в пансионе, нигде.
— О, нет! Только этого мне не хватало! Актеры на месте, но нет Люси! Теперь мы будем искать костюмершу! А когда мы ее найдем, будем искать осветителя, затем еще кого-то! А там и закат, и новый день, и все заново! Этот кошмар никогда не кончится! А деньги-то идут! Мне с таким трудом удалось уговорить Юрия Владимировича снимать сцены в монастыре именно здесь, в Италии, в этом самобытном городке! А это стоит намного дороже, чем если бы съемки велись в какой-нибудь Черногории, в ее старинных монастырях, — бушевал режиссер.
— Кто такой Юрий Владимирович? — спросила шепотом Тина.
— Наш спонсор, — усмехнулся Герман, — человек далекий от кино, но он очень хочет иметь хоть какое-то отношение к искусству, к тому же у него есть деньги.
— Вот именно такого мужа я и хочу, чтобы ничего не понимал, ни во что не вмешивался, а просто платил деньги за все… и все!
Герман рассмеялся.
— Тогда тебе к Юрию Владимировичу, он на красивых женщин падкий и до денег не жадный.
— А внешне? — спросила Тина.
— На любителя, — прошептал ей на ухо Герман.
— Понятно, всегда так — все красивые и денежные уже разобраны, — покосилась на него Кристина.
— Еще не все, обрати внимание на нашего оператора, красив и холост.
— Еще чего! Блондины не в моем вкусе! Эх, что это я? Я же ехала сюда покорять сердце одного итальянца и уже забыла об этом! — сказала Тина.
— Это кого, если не секрет? — спросил Герман, наблюдая за тщетными попытками найти Люсю.
— Франческо Боцоли, — ответила Тина.
— Что? Это местный известный врач-то? — удивился Герман.
— Ну да! А что? — смутилась Кристина. — Вообще-то глупая история, какая-то не реальная, но я думала, что, увидев меня, он что-то почувствует. А Франческо даже не смотрел на меня.
— Ну ты даешь! Забудь этого Франческо! Он же монах! — сказал Герман.
— Что? — не поняла Тина.
— Мо-нах! Человек, которому не нужны утехи с женщинами! Понятно? У них же здесь целый орден францисканцев, так вот Франческо Боцоли — один из председателей в этом ордене, то есть имеет какой-то высокий чин, я не знаю какой. Так что в этом плане твоя карта бита, Тина.