Капли росы (сборник)
Шрифт:
С этим механизмом тесно связан успех «восточных драконов» в 70-90-е годы XX века (Япония, Южная Корея, Тайвань) и новых центров — Китай, Индия, Индонезия.
3) Считаю важным различать новые центры роста на основе индустрии с продукцией с высокой добавленной стоимостью (как результат политики технологического империализма) и индустриальный пояс со старым индустриальным сектором. К последнему уже можно причислять и Украину, и в какой-то степени и Россию, хотя стратегия-2020 говорит о том, что российская элита пытается осуществить рывок вперед. Нужно также заметить, что амбиции и самостоятельность «новых центров роста» в мировой политике зачастую преувеличиваются и переоцениваются. И это можно понять. По меркам и шаблонам геополитической эпохи Китай — новый игрок и центр мира, но в геоэкономичскую эпоху
Специфическая черта старого индустриального сектора (или, другими словами, сектора индустриального сырья) состоит в том, что в основе экономики находятся отрасли с низкой добавленной стоимостью.
При этом нужно учитывать, что сейчас даже сборка автомобилей рассматривается как сырьевая индустриальная технология. Поэтому для экономик, представляющих сектор индустриального сырья, характерно как развитие и укрепление с помощью глобалистских механизмов в традиционных сегментах старой индустрии (металлургический комплекс, химическая промышленность, деревообрабатывающая, целлюлозная, транспорт), которые давно уже перестали быть, так сказать, предметом гордости, являются экологически и социально дорогими, опасными и т. д. В общем, все тяжелое производство и вынесение сборочных производств, где преимущество в дешевой рабочей силе является привлекательным. Поэтому к сектору индустриального сырья можно отнести фактически все страны ОПЕК, несмотря на их кажущиеся богатства, страны Латинской Америки, в частности, объединение МЕРКОСУР, Центральную Америку, нынешнюю Россию (хотя и с амбициями сменить статус), Украину и все страны Центральной и Восточной Европы, Турцию и др.
4) В фундаменте пирамидального геоэкономического мира — сектор сырьевой базы и ненормативные экономики (наркобизнес, торговля людьми). Частично — Индокитай, часть Латинской Америки, Океания, большая часть Африки.
Таким образом, первый сегмент, связанный с инновационным конусом, и второй сегмент — индустриальный сектор с элементами инновационного роста можно условно отнести к стержню геоэкономического мира.
Сектор индустриального сырья и сектор так называемой сырьевой базы и ненормативной экономики (наркобизнес, торговля людьми и т. д.) я определяю как две периферии.
Обе периферии тесно сосуществуют и, что самое интересное, по ряду признаков очень интересно связаны между собой. Миграционные заграждения и отстойники, торговля живым товаром (женщины, рабы, органы), наркоторговля с высоким уровнем потребления, распространение «глобальных эпидемий» СПИД и пр. — все это каким-то жестоким образом объединяет сырьевой, ненормативный и старый индустриальный сектора. Украина в этом смысле — просто пример для учебников по геоэкономике и геоэкономическим войнам…
Какие возможны стратегии для национальных государств в геоэкономическую эпоху? А вернее сказать, какие стратегии продуцируются независимо от нашего разговора?
Стратегия первая — инкорпорирование и мимикрия в мегаобщности: в макрорегионы и в региональные политические союзы.
Стратегия вторая — периферийное выживание на основе геоэкономической объектности. То есть, грубо говоря, предложение себя, своей инфраструктуры, экономики в качестве сырьевой базы («Криворожсталь» в этом смысле показательный пример) для формирующихся новых транснациональных производственно-потребительских комплексов.
Стратегия третья — стратегия статусного накопления глобальных инноваций. То есть, обретение геоэкономической субъектности. В качестве примера, как это ни удивительно, в отношении этих стратегий, на мой взгляд, можно привести не Китай, а Южную Корею. В одном из самых интересных исследований о китайской экономике приводится в качестве примера такое наблюдение: несмотря на всю помпу и рекламу «китайского чуда», в структуре внутреннего реинвестирования доля затрат на инновации, разрабатываемые своими силами, на порядки ниже, нежели у Южной Кореи. Таким образом, несмотря на вот этот бум, высокий уровень роста, рост ВВП, Китай может оказаться в состоянии кризиса модели модернизации уже через 15–20 лет, несмотря на все ожидания и планы.
В отличие от Южной Кореи, которая сделала ставку на двоичность модернизации и на этом основании осуществляет большие инвестиции в собственные инновации, усиливая субъектность в технологической геоэкономической войне.И заключительные рассуждения, они будут совсем короткие.
Что нам с этим всем делать?
Начну с очень простой формулировки: если не играешь ты, то играют тебя. И в этой связи, среди проблем, с которыми столкнулась Украина, украинская экономика, украинские элиты, есть, конечно, проблемы общегуманитарного порядка. Во-первых, есть просто субъектная неготовность играть по правилам геоэкономического мира. Мы так же, как и многие нации, обретя государственность в период перелома — конец XX века, по инерции погрузились в стереотипы уходящей геополитической эпохи, с ее реалиями, мышлением и доктринальным наследием.
Нас можно понять, но нельзя прощать.
Есть второй момент, связанный с этим состоянием. Ладно, увлеклись бы геополитикой, но, к сожалению, это увлечение происходило в ситуации, когда элита не сформировала общенациональную утопию будущего. Мы говорили об этом на предыдущих «круглых столах», я только контурно упомяну, что можно говорить сейчас о формировании первых политических утопий после всех этих романтик 1991 года.
Одна политическая утопия, характерная для нового «помаранчевого» режима, — утопия «центральноевропейского середнячка». Ее суть — научиться жить, «как все в Центральной Европе», а все геоэкономически конфликтные статусы и ресурсы сбросить более влиятельным субъектам (ядерные технологии, ракетный статус, авиакосмические технологии, биотехнологии и пр.). Домики в стиле сказок Андерсена, «вечорницы», фолк, евротуризм — и «все будет хорошо».
Утопия вторая — это технократический миф о росте, что если никуда не бежать, у нас есть некий ресурс, на основании которого мы должны просто хорошо зарабатывать на внешних рынках и хорошо жить. На практике все сводится к консервации нынешнего «дикого капитализма» с его выплавкой стали, стареющими шахтами, консервацией сырьевой структуры и реальной угрозой нового застоя уже через 5–7 лет такого вот экстенсивного роста.
Оба мифа, конечно же, имеют определенные основания, то есть это не выдумки, не сказки. Они опираются на некие предпосылки для развития. Вопрос состоит в другом: что мифы оказались не в состоянии стать общенациональными. То есть, они не стали захватывающей идеей, которая бы была составной частью национальной идентичности и понимания своего будущего. В этом вся проблема для элит, которые до сих пор не понимают, которые двоично выглядят в глазах избирателя. Но не в этом дело. Проблема Украины сейчас состоит в том, что в условиях вхождения в геоэкономическую эпоху и ее особый мир она переживает практически одновременно две метаморфозы перевоплощения.
Первая метаморфоза — украинская экономика постепенно ре-индустриализируется. От смешанной по составу индустрии, где наряду с низкотехнологическими отраслями сохранялись отрасли с высокой добавленной стоимостью продукции, инновационным потенциалом и наличием собственной технологической базы, Украина переходит к экономике старой индустрии, сырьевой модели развития. Причем, если раньше это казалось неким объективным результатом неудачного распада прошлой империи СССР и субъективной, собственной невозможности утилизировать советское наследие, то сейчас уже можно утверждать с определенной долей уверенности, что эта реиндустриализация — процесс сознательный. Просто он организуется и проводится инструментами, которые неизвестны в эпоху геополитики, а значит, мышлением просто не замечаются.
В качестве примера. Если вначале казалось случайным и временным доминирование сырьевого сектора, и сохранялись такие технократические ожидания, как возрождения, прорывы, инновационные перенаправления потоков за счет структурной реформы и сохранения высоких геоэкономических статусов, то сейчас уже как очевидный факт:
— Мы де-факто уже лишаемся оборонного комплекса, как источника и механизма выработки промышленных технологий, и возможного заказчика на инновации.
— Через пять-семь лет, учитывая нынешнюю динамику деградации, мы можем лишиться еще одной статусной сферы — авиакосмического комплекса.