Каприз для двоих

Берти на мгновение прикрыл глаза. Алан всегда умел его удивлять: заявить такое…

Но почему-то ощущалось, что в его словах есть доля… справедливости. Какая-то извращенная, непривычная для понимая, но есть. По отношению к Алану. Впрочем, у него вообще нет представления о том, что такое неприлично.

— То есть, по-твоему, я поступаю плохо с точки зрения морали потому, что предлагаю тебе спать с рабыней, а потом дать ей свободу после рождения ребенка? Но при этом ты сейчас говоришь, что эта же рабыня будет спать с нами обоими… причем одновременно… И, опять же, считаешь это нормальным?

Алан усмехнулся:

— Ну, некоторые считают это хорошим сексуальным приключением. К тому же, жизнь несправедлива. Если она родит тебе ребенка и захочет уйти, дашь ей свободу… но я не думаю, что секс втроем на постоянной основе будет для нее более травмирующим, нежели рождение ребенка и то, что его впоследствии отнимут.

Глава 4. Кроха

Алан и сам не мог сказать наверняка, почему он довел авантюру Берти до столь абсурдной ситуации. Быть может, потому что отчетливо почувствовал, что это важно для Бертрана. Или природный авантюризм толкал на подвиги сомнительной значимости… А может, это было что-то жестокое, что вечно живет в нем и с чем он вынужден бороться. Какое-то желание испытать человека. Сразу трех, точнее: себя, Берти и эту кукольную рабыню.

Еще Алан злился на Берти. И потому что додумался предложить такое, и потому что привез в дом рабыню. Рабство Алан не то чтобы ненавидел, скорее презирал. Особенно если говорить об элитных рабах, а не тех, что попали туда по решению суда или из-за неспособности себя обеспечить.

Мелисса была, бесспорно, красива. Эта порочная привлекательность юности и невинности сделала бы ее желанной гостьей в гареме любого извращенца. Светлые кудрявые волосы, большие глаза, чувственные губы; худенькая и с небольшой грудью. Она была похожа на мать Берти, что объясняло его выбор — видимо, все же хотел, чтобы у желанного ребенка было что-то и от него. Схожесть была не то чтобы сильно заметной, но… Мать Берти — аристократка в десятке поколений, ее черты лица острее, и все же Алан не верил, что ни в одном из шести рабских домов — Алану уже доложили весь маршрут — не нашлось девушки красивее Мелиссы.

Рабыню поселили в Рассветных покоях — они ближе всего к комнатам Берти и Алана, к тому же, одни из немногих в хозяйской части замка, что оформлены в светлых тонах, более подходящих для девушки. Когда Алан вошел, Мелисса стояла в гардеробной на высоком пуфе, пока прибывшая из столицы специалистка по красоте прикладывала к ней отрезы ткани.

— Выйди, я хочу поговорить с ней наедине, — бросил Алан с порога, не дожидаясь приветствий.

Бойкая брюнетка, что уже пыталась «познакомиться» с Аланом методом непрошенных советов, урок первой встречи уяснила и из комнаты вышла быстро, пусть и с деланным высокомерием. А вот рабыня смотрела на него с долей ужаса. Напуганный ребенок, не иначе.

— Не стой там. Давай присядем, — и Алан кивнул в сторону дверей.

Как и все покои в хозяйской части замка, спальнями они являлись лишь условно — это обычно как минимум три комнаты: небольшой кабинет-гостиная, сама спальня и большая гардеробная. В спальне у окна стоял столик с парой кресел — предполагалось, что здесь можно позавтракать. Алан занял одно из кресел, а девушка неуверенно опустилась в другое. Он не выдержал, улыбнулся: Мелисса казалась провинившейся школьницей, милым ребенком, но никак не будущей матерью его ребенка.

— Сколько лет тебе? — спросил он.

— Почти девятнадцать, — тихо ответила та, не поднимая глаз.

Алан вздохнул:

— Вовсе не обязательно меня так бояться. Я девственниц в пищу не употребляю… даже в суеверных легендах это скорее по профилю Берти. Как ты стала рабыней?

Мелисса метнула на него быстрый взгляд, но тут же снова уставилась на сомкнутые в замок руки у себя на коленях:

— Родители продали. У брата был крупный долг, — сказала она с плохо скрытой обидой в голосе.

Тут Алан невесело рассмеялся:

— Ну и компанию Берти собрал для рождения наследника! Два сироты и девушка, которая вряд ли считает своих родителей лучшими людьми на свете. Ты сама-то детей хочешь?

Мелисса неопределенно пожала плечами. Действительно, какие дети в девятнадцать? Даже по меркам не-магов это рано, а у девушки есть дар. Она не обучалась, не проходила через инициацию, но все равно для нее девятнадцать лет — это еще юность. И кого Берти притащил? Ее саму можно за ручку в школу водить и куклы дарить, а он хочет, чтобы эта девочка ему детей рожала.

Только сейчас Алан понял, что его так взбесило в том, что Берти привел в дом рабыню: сама девушка. Будь это яркая девчонка, которая самостоятельно сделала свой выбор и знала, на что шла, он бы воспринял все иначе. Но Мелисса походила на брошенного ребенка: типаж, который всегда его раздражал. Алан не любил беспомощность. Выросший на улице, он был готов идти по головам, чтобы выжить и добиться в жизни чего-то значимого… и вот такие невинные овечки его раздражали. Потому что что-то толкало помочь им. И это тоже раздражало — люди должны сами заботиться о себе. Бороться за жизнь и за место под солнцем.

— У тебя была мечта, Мелисса? — спросил Алан после недолгого молчания.

Та вздрогнула и посмотрела на него с ужасом.

— Я вырос на улице и мечтал разбогатеть, чтобы жить честным человеком, а не тырить мелочь по карманам. Эта цель помогала мне выжить. А у тебя есть цель? Быть может, мечта?

Девушка чуть повернула голову в сторону и с долей неуверенности призналась:

— Я хотела вместе с сестрой и младшим братом уехать от родителей, получив освобождение от рода… Надеялась, что мы с Роззи будем работать, а Оливер сможет пойти в школу магии…

Алан покачал головой. Красивая, слишком юная, да еще и альтруистка. Жуткий набор.

— А для себя? Сама магом стать не хотела?

Та неопределенно пожала плечами:

— Мне уже поздно, в школу берут до шестнадцати, а лучше раньше…

— При ярко выраженном даре берут и в тридцать, просто обучение будет даваться тяжело, — привычно возразил Алан. — Но если не магом, то кем-то другим ты стать хотела? Не знаю, купить себе пони, съездить на море, увидеть дракона? Что-нибудь, что ты хотела сделать только для себя? Убить кого-нибудь? Отомстить?

Теперь Мелисса снова смотрела на него, но взгляд ее был откровенно недоумевающим: она просто не понимала, чего он от нее хочет. Алан тяжело вздохнул, грустно улыбнулся своим мыслям и начал объяснять:

— Ты стала рабыней. Тебя купили. Так уж сложилось, что ты попала сюда. Можно сказать, что тебе повезло, учитывая возможные перспективы, но все это в сравнении. Тебе предстоит несколько лет жить в этом доме, спать с людьми, которых ты не любишь и которые тебе, возможно, даже неприятны. Ты должна выносить и родить ребенка, хотя сама еще не слишком-то взрослая… у тебя должно быть что-то, ради чего ты будешь жить. Потому что если у тебя нет ничего, то тебе и бороться незачем, понимаешь?