Кара небесная. Книга 6

Третьяков не заметил, как напился. А когда заметил, решил пить до конца.

Размашистым движением руки он вытащил из кармана стодолларовую банкноту и бросил на стол.

– Еще выпивки! – крикнул проходившему мимо официанту. – На всё! Живо!

– Не надо больше, – попросил Родион. – Пойдемте лучше домой.

– Правильно, коллега! Мы пойдем домой, а по дороге купим водки! Много водки!

Родион помог Третьякову подняться. Взял за локоть и, поддакивая ему, медленно повел к выходу.

Они сели в подъехавший красный автомобиль Ауди с тонированными стеклами. Третьяков, увидев в салоне большую птицу, сначала удивился, потом грязно выругался и полез драться.

***

Прошло немного времени, и история с выходом в свет нашумевшей статьи в "Губернских новостях", стала постепенно забываться. Но все изменилось утром тридцатого января, когда "Вечерняя газета" вышла с передовицей, в которой предлагалось раз и навсегда решительно покончить с теми, кто уродует своим видом город и развращает недостойным поведением населявших его людей. Под этим призывом была напечатана пространная статья, в которой говорилось о причинах падения рождаемости в стране, о неуклонном росте преступности среди молодежи, о коррупции с проституцией, о том, что это такое и есть ли между ними разница.

(По мнению безымянного автора, разницы между ними нет, поскольку коррупция – это ничто иное как извращенная разновидность виртуально-оральной проституции, когда один дает, другой берет, и оба при этом получают взаимное удовлетворение).

Потом читателю были напомнены имена людей, вошедших в рейтинг худших людей прошедшего года, подробно перечислены их грехи, и от имени тех, кто не хочет мириться с существующим положением дел в городе, всем вышеназванным лицам был вынесен смертный приговор, заканчивающийся словами: "Да постигнет их кара небесная!"

Главный редактор "Вечерней газеты" в тот же день выступил по телевидению с объяснениями случившегося недоразумения. (По его словам, он и его журналисты здесь не причем – вся ответственность лежит на работниках типографии, допустивших на каком-то этапе создания газеты техническую ошибку). Мэр города Берг в той же передаче пообещал всех виновных строго наказать, а пока виновных не нашли и не наказали, предложил сплотить ряды вокруг губернатора области Егора Ильича Ревы, чей опыт и ум, по его словам, не раз выручали горожан в критических ситуациях.

Горожане, узнав о том, что находятся в критической ситуации, тут же вспомнили передачу "Криминальный репортаж", в которой раскрывался механизм подобных "технических ошибок", а, вспомнив, задались традиционным русским вопросом: кто виноват.

Мнения, как водится, разошлись. Одни обвиняли во всем газетчиков, решивших таким образом подогреть интерес к своим захиревшим изданиям. Другие считали, что во всем виновата система, подразумевая под системой власть, при которой одним, приближенным, прощалось всё вплоть до публичных призывов к расправе над неугодными, другим – ничего. Третьи хвалили на все голоса журналистов городских газет, и ругали на чем свет стоит героев нашумевших статей.

(По мнению последних, именно они – Ребко, Грушина, Третьяков, Кудрявцев, Соловушкин, Дзержинская, Лемтюгов, Романов – своим аморальным поведением спровоцировали газетчиков на эту во многом вынужденную акцию).

***

Старик, привлекший внимание Степана Ребко, выглядел весьма необычно. Его вид – расстегнутый светлый пиджак, под цвет бескровного изрезанного глубокими морщинами лица, распахнутое пальто, полы которого развивались на ветру подобно черным траурным полотнищам – говорил о том, что он либо сильно пьян, либо крайне взволнован. Пройдя быстрым заплетающимся шагом мимо раскрытого настежь гаража Ребко, остановился и, оглянувшись через плечо, спросил, где найти врача.

– А что случилось? – спросил Ребко.

Старик в черном пальто бессильно потряс в воздухе руками. Всхлипнул и, произнеся: "Мой сын!", заплакал.

– Что ваш сын?

– Ему плохо, ему очень плохо!

– Он заболел? Получил травму? Что с ним?

– Я не знаю!

– Что, значит, не знаю? Где у него болит? В каком месте? Можете сказать?

– Ему плохо, – с надрывом повторил старик. – Он умирает. Здесь, в двух шагах.

Не зная, как поступить, Ребко посмотрел на наручные часы. До прихода гостей время еще было, но не так много, чтобы всё бросить и кинуться оказывать помощь первому встречному.

– Найдите мне врача, – прошептал старик. – Умоляю вас! Пожалуйста!

– Даже не знаю, что вам сказать… Вообще-то, я сам врач, но…

Не дав ему договорить, старик выхватил из кармана пальто комок тысячерублевых купюр. Подбежал к Ребко и, вложив деньги в его руки, сказал, что даст в десять раз больше, если тот спасет сына.

Решив, что до прихода гостей время еще есть, Ребко попросил подождать. Спрятал деньги в карман, закрыл ворота на три замка и приказал вести к больному.

Старик благодарно улыбнулся. Показал направление, куда им следовало идти, и чуть забежав вперед, сказал:

– Какое счастье, что я вас встретил. Вы ведь, доктор, ему поможете? Правда?

– Сделаю всё, что в моих силах.

– Он у меня, доктор, единственный. Кроме него, у меня никого нет.

– Вы быстрее можете идти?

– Да-да, конечно.

Старик еще активнее заработал ногами. Через минуту остановился.

– Всё, – сказал он. – Пришли.

Ребко осмотрелся. Впереди стоял редкий лес, сквозь который просвечивали здания новостроек, справа – ровный ряд кирпичных гаражей, слева, у обрыва – автомобиль Ауди красного цвета.

Повернувшись лицом к старику, он спросил: где больной.

– Там, – вытянув руку, старик показал на Ауди. – В машине.

Подойдя к автомобилю, Ребко открыл заднюю дверцу. Сел в салон и, протирая запотевшие очки, спросил сидевшего рядом человека в кашемировом пальто: что случилось.

– Вы в порядке? Можете говорить?

Вместо ответа больной прокукарекал.

Подавшись вперед, Ребко заглянул ему в лицо и тут же отпрял, увидев перед собой маску страшной птицы с огромным черным клювом.

***

Каждый четверг с пяти до семи вечера Романов проводил с сыном Игорем, живущим с мамой и отчимом на другом конце города.

Игорю было пятнадцать лет, шесть из которых он прожил без отца. Первые годы мальчик не предавал этому особого значения. Но чем старше становился, и чем чаще у него возникала потребность в мужском общении, тем чаще задавался вопросом: почему. Почему он живет не с папой, с которым можно обо всем поговорить, а с вечно занятым отчимом? Почему мама прощает отчиму то, что не прощает папе? И почему папа гуляет вечерами не с ним и мамой, а с какими-то совершенно чужими женщинами, у которых к тому же есть свои дети? Решив, что во всем виноват отчим, Игорь возненавидел его – грубил по всякому поводу, демонстративно не замечал, неделями не разговаривал. Когда же, наконец, понял, что отчим к его проблемам не имеет ровным счетом никакого отношения (уйди мама к папе, он бы этому, наверняка, обрадовался, настолько она ему надоела), обиделся на отца. Но поскольку обижаться на отца в его отсутствие неудобно, Игорь, после нескольких дней мучительных раздумий, решил, что во всем виновата мама.