Карач-Мурза

Что же сейчас делается в Сарае? – спросил Карач-мурза.

В Сарае идет грабеж я пьянство, благородный оглан. Хаджи-Черкес позволил своим воинам три дня праздновать и грабить город.

– А где теперь два темника, которые обещали нам помочь?

– Они живы и помогут нам, оглан. Они заранее отвели свои тумены подальше от Сарая и потому не участвовали в сражении. Но как только Хаджи-Черкес победил, оба вернулись и изъявили ему свою покорность. Так как их тумены совсем не пострадали и не имеют права участвовать в грабеже, им приказано нести охрану на подступах к городу и на валу.

– Спасибо, Рагим! Ты хорошо нам послужил, и я тобою доволен. Получишь от меня двадцать пять коней и завтра примешь начальство над сотней. А теперь иди отдыхай и скажи эмиру Кинбаю, что я жду его.

– Хорошие вести, мой царевич,– радостно сказала Тулюбек-ханум, когда они остались одни.

– Хорошие, ханум-джан. Сейчас я прикажу поднять тумены и со всей быстротой, на какую способны кони, двигаться вперед!

– Сделай меня повелительницей Золотой Орды, и ты навсегда останешься повелителем моего сердца,– тихо вымолвила она, подходя вплотную и кладя ему руки па плечи. Через три дня ты будешь царствовать, ханум!

Глава 40

Кроме участников заговора, в Сарае никто не подозревал о приближении войска Карач-мурзы, потому что все городские ворота охранялись воинами тех туменов, начальники которых передались Тулюбек-ханум. Они задерживали всех, кто подъезжал с этой стороны и мог бы доставить Хаджи-Черкесу какие-нибудь тревожные известия.

На последнем переходе Карач-мурза с двумя десятками всадников выехал вперед, поздно вечером приблизился к Сараю и сам удостоверился в том, что Хаджи-Черкес не ожидает нападения и что все обстоит именно так, как ему доносили. Затем он встретился с подкупленными темниками, и они вместе выработали план захвата города.

Вскоре после полуночи, когда уставшие от трехсуточной грабежа и пьянства воины Хаджи-Черкеса уже храпели возле затухающих костров,– степь вокруг окутанной сном и мраком столицы великих ханов пришла в движение. Два спешенных тумена неслышно оценили город вдоль окружавшего его земляного вала, с тем чтобы не выпустить из Сарая ни одной живой души. За каждыми из городских ворот, на расстоянии полуверсты от них, было поставлено по нескольку тысяч конницы, с приказом ожидать условленного сигнала, по которому всем надлежало ворваться в город и приступить к его захвату, со всех сторон одновременно., поднимая при этом как можно больше шуму.

Когда все находились на своих местах и каждый знал, что надо делать,– через главные ворота въехал, впереди своего тумена, сам Карач-мурза и направился прямо к ханскому дворцу.

Длинная колонна всадников, шагом двигавшаяся во мраке в растекавшаяся но улицам. Чтобы выйти на дворцовую площадь с разных сторон, не вызывав никаких подозрений у тех немногочисленных горожан и воинов, которые в этот поздний час почему-либо не спали. Полупьяные воины полагали, что это просто какое-то передвижение охраняющих город отрядов, о котором знает начальство. Обыватели, напуганные трехдневными бесчинствами, ори проходе свежей, еще ни приобщившейся к грабежу воинской части менее всего склонны были поднимать шум и привлекать к себе внимание.

Лишь в одном месте произошла короткая заминка: уже недалеко от дворца голова тумена вышла на перекресток улиц, освещенный ярко горевшим костром, возле которого, кроме нескольких спавших воинов, оказалось и трое бодрствующих. Один из них, по-видимому десятник, увидев выезжающий из темноты отряд, заподозрил неладное. Он быстро вскочил на ноги и что-то крикнул своим товарищам. Но в ту же секунду шею его захлестнула петля аркана, а две минуты спустя около затоптанного костра остался лишь десяток трупов и и колонна спокойно продолжала свое движение.

Наконец, улица расширилась и вывела всадников на мощенную деревянными торцами площадь, по другую сторону которой высилась громада Алтын-Таша. Края огромной площади тонули во мраке, но возле главного входа во дворец пылал большой костер, при свете которого были хорошо видны десятка три тургаудов, охраняющих дверной портал и ведущую к нему низкую, но очень широкую мраморную лестницу. По бокам этой лестницы, так же как и на башнях дворцовой стены, горели вставленные в железные скобы факелы, красноватым пламенем освещающие фасад дворца.

*Алтын– Ташем шли Аттук-Ташем, назывался дворец великих ханов в Сарае. В переводе это означает приблизительно «3ояотвя Твердыня».

Все это раздосадовало Карач-мурзу, понявшего, что Алтын-Таш не удастся захватит врасплох. Впрочем, кто знает? Может быть, Улу-Кериму удалось подкупить часть стражи и стоящие на лестнице тургауды не окажут сопротивления? Чтобы выяснить это, он приказал головной полусотне следовать за собой, а всем остальным оставаться пока под прикрытием ночной тьмы.

При виде небольшого отряда, мирно выезжающего на освещенную часть площади, никто из дворцовой стражи вначале не обеспокоился. В ту пору ни один уважающий себя представитель татарской знати не выезжал из дому без свиты в несколько десятков нукеров, и это мог быть любой улусный хан или темник, явившийся из степи приветствовать нового повелителя Орды и изъявить ему свою покорность. Но все же, когда неизвестные всадники приблизились ко дворцу шагов на тридцать, старший из тургаудов поднял руку и громко приказал им остановиться.

Карач– мурза, ехавший первым, не обращая внимания на этот окрик, продолжал спокойно двигаться вперед, а за ним и все остальные. Тогда старший тургауд подал короткую команду,-тишину ночи тотчас расколол медный звук гонга, и все караульные, мгновенно сбежав с лестницы, выстроились перед нею в одну линию, ощерившуюся стальными жалами копий.

Почти одновременно распахнулись двери главного входа, и наверху появился начальник дворцовой стражи. Окинув взором происходящее, он, в свою очередь, повелительным голосом крикнул приближавшимся всадникам, чтобы они остановились. На этот раз Карач-мурза повиновался и придержал своего коня. Между ним и вышедшим вперед начальником стражи было теперь расстояние шагов в десять – двенадцать.

– Кто такие и почему лезете сюда ночью?

– Я Карач-мурза-оглан и со мною мои нукеры,– последовал спокойный ответ. – А почему приехал ночью, о том скажу самому хану Хаджи-Черкесу, которого желаю сейчас же видеть!

* Тургауды ханская гвардия.

– Я вижу, что тебе надоело таскать на плечах свою глупую голову,– крикнул вельможа, возмущенный такой неслыханной дерзостью.– Но ты избавишься от нее только утром: – Неужели ты мог подумать, что ради тебя я стану среди ночи будить великого хана, да ниспошлет ему Аллах сладкие сны?

– Никто тебя не просит его будить. Я сам это сделаю!

– Бисмаллах! Ты разбудишь великого хана?!

– Разбужу. И если тебе посчастливится дожить до утра, то ты увидишь, что он совсем не такой великий, как тебе кажется.

– Измена! – крикнул начальник стражи и, вырвав копье из рук ближайшего тургауда, с силою запустил его в Карач-мурзу.

– Вперед! – скомандовал последний, увернувшись от копья и выхватывая саблю. – Пустить огни!

В ту же минуту, разбрызгивая вокруг огненные искры, в черное небо взвились три стрелы, с подвязанными к ним пучками просмоленной и подожженной пакли. Это было сигналом к началу общего приступа. Очень скоро отовсюду, с окраин, уже послышались дикие крики, приближающиеся к центру города: при подобных налетах ордынцы всегда старались этими устрашающими воплями поколебать стойкость противника.