Карафуто
Шрифт:
Целый день шел Володя, продираясь сквозь чащу. По дороге насобирал немного ягод. Ягоды были зеленые и невероятно кислые. Володя набил себе оскомину, но съел их все до последней.
Когда солнце склонилось к закату, уставший беглец стал готовить себе постель между кучами валежника. Два огромных сосновых ствола, опрокинутые бурей, тесно прислонившись друг к другу, образовывали барьер, за который Володя набросал хворосту, а сверху зеленых ветвей и листьев папоротника. Постель была готова. Попив воды из небольшого болотца, он улегся.
Вверху, над вершинами деревьев, еще стояла тихая
Володя еще не успел заснуть, как вдруг над его головой послышалось знакомое глухое рычание. Он хотел сорваться и… встретился с зелеными огоньками зрачков и длинными белыми клыками скалящегося пса.
АИНЕЦ
Трое японских полицаев с большим рыжим догом дошли до болотца. Пес заволновался и порывисто натянул поводок.
Полицаи видели теперь, что встревожило собаку. Возле болотца ясно отпечатался человеческий след. Он был совсем свежий. Человек здесь пил воду и отсюда ушел в чащу, где начинался валежник. Отпечатки следов терялись в зарослях папоротника.
Полицаи начали совещаться. Они были очень уставшие. Один из них хромал, у другого на щеке засохла кровь — сучок сорвал кожу.
Быстро надвигалась таежная полумгла.
— Мы дальше не можем идти, — сказал один из полицаев. — Мне кажется, мы заблудились. Что же касается преступника…
— Он совсем недалеко, — подхватил второй. — Посмотрите на пса, как он рвется вперед. И эти следы свидетельствуют, что…
— Подождите, я вас примирю, — сказал третий. — Пес действительно рвется, но это его личное дело. Возможно, он, вправду, недалеко чувствует беглеца. Но мы дальше не пойдем и завтра возвратимся назад. А пса я предлагаю сейчас же отвязать. Пускай бежит. Если он найдет преступника, то сумеет задержать его без нашей помощи.
— Но…
— И не беспокойся. Пес залает, если надо будет. И тогда мы поспешим ему на помощь.
Полицай отцепил от ошейника конец поводка, и дог бесшумно помчал в чащу, беря след.
Опасность становится безмерно страшнее, если появляется неожиданно.
«Конец! Меня поймали!» Юноша ждал, что сейчас услышит шаги и голоса людей, которые его схватят. Тем не менее прошло несколько секунд, показавшихся вечностью, а вокруг, как и раньше, была тишина и темнота, и только потихоньку рычал пес.
Юноша быстро пришел в себя, и тогда новая мысль пронизала его мысли:
«Да это же, наверное, Гохан!»
Боясь пошевелиться, Володя тихим и спокойным голосом позвал:
— Гохан! Ты не узнал? Это же я! Гохан!
Рычание прекратилось. Юноша осторожно встал на локоть. Гохан отступил, и в темноте Володе показалось, что пес даже завихлял хвостом.
«Итак, я не ошибся: это, в самом деле, Гохан!»
И, встав на ноги, Володя тихо, но строго приказал:
— Гохан, иди прочь! Иди прочь!
Пес постоял, потом повернулся и ушел, и уже издали под его лапой треснула сухая ветка.
Володя был убежден, что вслед за псом придут полицаи. Нельзя было оставаться здесь ни минуты.
Юноша снова тронулся в путь. Но он знал, что это чрезвычайно трудная вещь — идти через тайгу ночью. И вдобавок вокруг была
страшная глушь, и совсем неизвестно, куда следовало идти. Что, если наткнешься прямо на полицейский отряд?Володя сел на упавший ствол дерева и так просидел до рассвета.
Он едва не плакал от жалости к самому себе. Такой он был маленький среди нетронутой таежной глухомани. Но ни на миг не угасала в его сердце живая искра жгучего желания — все вынести, все преодолеть, возвратиться на родину и спасти отца.
И здесь появлялись такие воспоминания, такие родные и любимые лица, что сердце начинало неистово колотиться в груди, рваться наружу, словно оно было заперто в тесной железной клетке.
Три дня шел Володя сквозь тайгу. Мучил голод. По дороге он ел корешки, растения, ягоды. Потом посчастливилось палкой добыть дятла. Он показался самой вкусной едой в мире.
Иногда случались рябчики, но добыть их было невозможно. Володя сожалел, что, убегая, выбросил револьвер.
В конце третьего дня пути юноша пересек высокие сопки, покрытые густым лесом. И решил, что надо идти напрямик. До сих пор он шел просто на север. Не хотелось уклоняться от направления, обходить сопки. И вдобавок это забрало бы много дополнительного времени.
Всем существом Володя рвался на север. Ибо знал, что каждый шаг приближает его к пятидесятой параллели, за которой начинается советская земля. Он проклинал время, упущенное в японской лаборатории. Теперь бы уже он мог быть в родной стране.
Утром он начал подъем на сопку, а в полдень уже был на ее вершине.
Северной склон сопки, очень отвесный, порезанный оврагами, был оголен лесным пожаром. Печальное, неприятное чувство вызвали химерические груды угля, оставшегося от погибших деревьев. Обгорелые пеньки и стволы тоскливо чернели между буйной зеленью молодого леса, поднимавшегося над этими трупами таежных великанов.
С северной стороны сопки открывался величественный и дикий вид на тайгу, на далекие горы и равнины, на лесную речку, поблескивавшую серебром далеко внизу между деревьями.
Володя стоял, очарованный величественной красотой этой суровой нетронутой природы. Над необъятным океаном темно-зеленой хвои в воздухе носились две черных вороны. Их резкие крики «кррабб! кррабб!» долетали до Володи, как голос непроходимой тайги.
Из-под ноги сорвался камень и покатился вниз. Набирая разгон, он запрыгал, загудел, захватывая по дороге другие камни, и уже лавиной с шумом понесся отвесными склонами горы. Таежное эхо в разных концах повторило гул и грохот, и уже где-то далеко-далеко, на краю земли, замерло: тах, тах, тах…
Володя начал осторожно спускаться. Оказалось, что это намного сложнее и труднее, чем восходить на гору. Мелкие камешки то и дело срывались вниз, деревянные башмаки скользили. Уголь и пепел ссыпались от прикосновенья и запорашивали глаза.
Поскользнувшись, Володя упал. Он успел схватиться за молодую елку, но она сломалась, и он посунулся по крутому склону.
Вокруг еще скатывались мелкие камни, но Володя почувствовал, что оказался на твердой почве. Осторожно раскрыл засыпанные пылью глаза и осмотрелся. Он лежал на небольшой площадке между двумя молодыми соснами.