Карафуто

Володя теперь знал, что это не обычная рыболовная шхуна. Капитан ее, бесспорно, был шпионом, и, кроме того, шхуна, само собой, никогда не отказывалась от возможности при случае зайти в советские территориальные воды.

Володя видел, что дымок на горизонте увеличивался, и в скором времени там можно было разглядеть черную точку. Хоть как быстро ни шла шхуна, но пароход был более быстроходным. И это, вероятно, был советский пограничный корабль!

Юноша задыхался от волнения: освобождение было так близко, так возможно!

Ухватившись за перила, он напряженно следил за точкой на горизонте. Шхуна удирала, но расстояние между нею и пароходом сокращалось. Не прошло и часа, как уже можно было ясно увидеть, что за «Никка-мару» в самом деле гонится пароход. Напрягая зрение, можно было разглядеть его очертания. Володе казалось, что он даже видит на мачте советский флаг.

За стеклом рубки стоял чуть побледневший японский капитан. С притворным спокойствием он вертел в руки портсигар из слоновьей кости, бросая иногда короткие приказы в переговорную трубку.

— Пет! Пет! [12] — услышал Володя и быстро осмотрелся.

Он увидел Катакуру. Мальчуган весь дрожал.

— Катакуро, что с тобой? — с тревогой спросил Володя.

Молодой рыбак глазами показал на далекий пароход.

— Видишь? Торадзо говорит, что это — советский военный моряк. Если нас поймают, мы погибли. Нас засунут в мешки и бросят в море…

Володя не мог сдержать улыбку.

— Какую чушь ты несешь!

— Это говорит Торадзо.

— Не бойся. Таким, как ты, ничего не угрожает. Зато капитану и Торадзо… достанется…

12

Пет — так можно передать звук, который «интернациональным» языком грузчиков и моряков требует немедленного внимания.

Огоньки засветились в круглых зрачках Катакури.

— Капитану?.. Торадзо?..

Теперь улыбнулся Катакура. В его улыбке была и надежда на то, что эти слова сбудутся, но и недоверие.

Вдруг он дернул Володю за рукав. На лице его отразилась тревога.

— Их не поймают! — зашептал он. — Торадзо сказал, что «Никка-мару» еще может убежать в японские воды. Там уже советский военный моряк не достанет.

Володя посмотрел вперед. Вдали чернели японские шхуны и катера. Крабоконсервный плавучий завод выбрасывал из труб густые клубы черного тяжелого дыма.

«Убежит, — тоскливо подумал Володя, — в самом деле, убежит. Всего два три километра к тем шхунам. Там уже японская прибрежная полоса…»

Глянул на советский пароход. Он был еще очень далеко. И сама мысль о том, что «Никка-мару» может убежать, показалась юноше невозможной, бессмысленной. Надо немедленно что-то придумать, надо немедленно остановить шхуну!

Володя бросился вниз, в машинное отделение, где работали моторы. Надо, чтобы мотор остановился, хоть на две-три минуты… Этого будет достаточно…

Работали два мотора — основной и вспомогательный. Володя увидел двух мотористов и возле них третьего — с толстой шеей, низенького. Это был Торадзо. Он повернулся и увидел Володю.

— Ты чего здесь? — закричал он. — Вон отсюда!

Было все понятно. Капитан очень боялся за моторы и не совсем доверял мотористам. Поэтому-то здесь неотступно находился Торадзо. Он присматривал и за моторами, и за мотористами.

Было бы абсурдно действовать при таких обстоятельствах силой. Володя снова бросился на палубу. Если он бессилен задержать шхуну, он…

Юноша шагнул к перилам. Броситься в море — секунда. Его заметят на волнах матросы с советского парохода.

Кто-то крепко схватил Володю за плечи.

— Куда ты?

Володя дернулся, но его держали чьи-то руки.

— Катакура! — крикнул в отчаянии юноша. — Катакура, пусти!

— Не пущу! Ты хочешь прыгнуть за борт! — задыхаясь хрипов японец, напрягая все силы, чтобы удержать Володю.

Неожиданно «Никка-мару» сбавила ход и крабоконсервный завод оказался совсем близко, почти рядом. Дым из его труб низко слался над палубой «Никка-мару».

— Проклятие! — вырвалось у Володи сквозь крепко сжатые зубы. — Убежали!

Как лунатик, спустился он в свою каморку. Нервы не выдержали. Юноша с головой накрылся дерюгой и беззвучно зарыдал. Было невыносимо больно: избавление не пришло! Казалось, что на этот раз все шло к тому, что Володя, в конце концов, окажется на палубе советского парохода. И снова горькое разочарование, снова неудача!

Снова потянулись серые, однообразные дни на шхуне. Поздно вечером, когда заканчивалась работа, рыбаки наскоро глотали рис и мрачно, без разговоров расходились по своим каморкам.

У каждого в такое время была только одна-единственная мечта — упасть и заснуть. И вместе со всеми шел в свою каморку Володя. От тяжелой работы ныли кости, голова была, как чугунная болванка, веки смежались, дрожали руки и ноги.

С того дня, когда за «Никка-мару» гнался советский сторожевой корабль, Володя заметил, что Торадзо начал пристально присматриваться к нему. Очень возможно, что помощник капитана не забыл той минуты, когда Володя вбежал в машинное отделение с намерением… да, это намерение пронырливый, хитрый и умный Торадзо вполне мог прочитать в Володиных глазах.

Во всяком случае было ясно, что японец что-то заподозрил. Володя это ощущал и старался настойчивой работой развеять это подозрение. Надо было оставаться на шхуне. Если раз не посчастливилось, то второй раз посчастливится непременно. На море было больше шансов встретиться с советскими моряками, чем блуждая по дикой тайге.

А Катакуре с каждым днем становилось хуже. Кашель раздирал его легкие. Парня била лихорадка, туберкулез быстро забирал последние его силы. Но Катакура еще держался. «Никка-мару» шла ставить сети на кету. День был холодный, тучи низко неслись над морем, с севера дул сырой ветер. Катакура озяб, нему стало совсем плохо. Володя видел, как он дрожал, и советовал ему пойти заснуть. Но тот боялся Торадзо.

С уловом не посчастливилось, сеть была почти пустая. Торадзо свирепствовал, как никогда.

На следующий день выглянуло солнце, припекло, затих ветер. Катакура присел на блок канатов погреться. Он жмурил глаза от солнечных лучей и тихо улыбался.

На палубе шхуны было пятеро: рулевой, Катакура и Володя, а в рубке — капитан и Торадзо. Рабочие спали по своим каморкам, измотанные ночной работой.

Катакура не мог спать, его донимал кашель, он вышел на палубу. Пошел с ним и Володя, как предчувствуя, что с парнем может случиться беда.