Карагач. Книга 1. Очаровательная блудница
Шрифт:
– По какой Зорной?
– По той, где ныне прииск поставили.
– Я нашел! Ну и что?
– А то, Стас. Захотел бы, дак давно вас всех истребил, как рябков. И Репу, начальника твоего, и Галю, и Муху. Все ваши прозвища знаю. А тебя бы – дак в первую очередь стрелил. Хотел однажды, когда ты первый раз на Зорную речку залез. Уж и целил, да рука не поднялась на безрогого… Это ведь ты жир нашел. И ныне бочку откопал, с книгами деда моего. Думаю, сейчас-то подымется – стрелю. Но Прокошка не дал. Довольно, говорит, отроковицу отыму. Книги себе возьмешь, пускай ни с чем останется. И то верно, ему в сей час не до
Рассохин сел на колодину и, не в силах более сдерживаться, закашлялся до рвоты и слез. Когда же угомонил судорожное сотрясение организма и проморгался, Христя уже сидел под сосной и взирал с состраданием. Рогатина по-прежнему была у него за спиной, а ведь мог бы снять и запороть, пока Стас заходился от кашля.
Значит, не лукавил, говоря, что рука не поднялась…
– Ух, паря, худо дело, – проговорил он. – Грудь застудил, скоро легкими харкать станешь. Так и помереть недолго.
– Не пугай, – прохрипел Стас и встал, опираясь на винтовку. – Жить хочешь – показывай, где Прокошка.
Огнепальный привстал.
– Я бы и показал, да мне тебя не унести, паря…
– Сам пойду! Веди!
– А что вести? – вдруг воскликнул Христя и, сдернув шапку, поклонился в сторону. – Вон племянник мой сам пожаловал, с молодой женой… Христос воскресе!
Рассохин оглянулся, и верно – по валежине от болота шел детина саженного роста, с рыжей бородой, за спиной у него рогатина, а с ним – Женя Семенова. За руки держатся, и отроковица улыбается счастливо, глядит на Прокошку снизу вверх, глаз не сводит. И одета в то же, в чем похитили – итэровская штормовка и брезентовые брюки с карманами-сумками, на голове же шляпка накомарника, и сетка от него приспущена, как вуаль…
Невеста!
– Женя?! – крикнул Стас. – Я здесь, Женя!
Должно быть, Христя все так подстроил, чтобы они встретились с Прокошкой и побарахтались! Потому что стоит и хитро улыбается, мерзавец…
– Я за тобой пришел! – Рассохин шагнул ей навстречу.
Но Прокошка молча сорвал с себя рогатину и наставил ему в грудь. Жало широкое, заточенное, блестит.
– Мы отроковицу добыли, – вместо него сказал Христя. – Теперь она Прокошке жена!
Лезвие уже в кожу впилось, грудь ожгло – кержаки это называли «вживить рогатину». Они так медведя брали: не кололи его, а лишь под шкуру всаживали наконечник, вживляли, упирая древко в землю, и зверь сам запарывался, пытаясь лапой достать охотника. Это чтобы на душу греха не брать…
Прокошка вживил рогатину, подпер ею и ждет. Если Стасу дернуться вперед, к отроковице, то как раз пика будет в солнечном сплетении.
– Не смей и шагу ступить! – еще и предупредил Христя. – Запорешься – на нас греха нет!
– Пусть сама скажет! – крикнул Рассохин. – Скажи, Женя, ты чья?
– Прости меня, Стас, – сказала отроковица и глаза опустила. – Я нашла своего мужчину. Ты ласковый, хороший, но слишком юный!
И ее вид кающейся Афродиты
его обезоружил.– Но ты же мне обещала!
– А ты бы смог подраться с богом и победить? Вот Прокопий одолел быка и взял меня. С ним хорошо, он любит и молчит.
– Думаешь, я не могу? – взъярился Стас. – Я тоже могу сразиться с быком! Сейчас пойду и найду сохатого!
– Знаю, ты смелый и отважный мужчина. Но это невозможно.
– Почему?
– Сейчас весна, и звери пугливые. – Женя говорила так, словно утешала дитя. – Ты же знаешь, к сохатому даже близко не подойти. Но придет осень, и тогда они превратятся во всесильных богов леса! И в каждом движущимся предмете станут видеть соперника. Если хочешь, подожди до осени!
– Ты же мне обещала, – вспомнил Рассохин. – Мы уйдем в лес, там поставим палатку…
Отроковица к нему приблизилась, прикрыла рот ладонью и заговорила шепотом, чтобы избранник ее, погорелец, не слышал:
– Обещала… И непременно исполню. Прямо сейчас, хочешь? – вдруг сдернула штормовку и оказалась голой до пояса.
– Но нас же видят! – сдавленно прошептал Стас. – Нельзя!
Она прильнула к его спине грудью, как тогда, и задышала в ухо:
– Возьми меня! Ну, не бойся… И никого не стесняйся…
– Я так не хочу! Я хочу, чтобы в тайном месте… Чтоб наперекор судьбе…
– Ты трус! – Женя встала перед ним и стала снимать брюки. – Ты погорельцев боишься? Они отвернутся…
– Так нельзя, – пьяно проговорил он. – Ты блудница! Ты мерзкая тварь!
И вскинул винтовку.
Женя отступила и засмеялась высокомерно, а Прокошка замычал, словно бык, затряс бородой.
– И верно, блудница! – определил Христя. – Каких свет не видывал! Ни стыда, ни совести! Вот мы и испытали, напустили морок, она и открыла нутро.
– Зачем ты живешь? – прохрипел Стас. – Чтоб мужиков с ума сводить? Ты самая настоящая стерва!
– Стреляй ее, коль блудница, – возле уха шепнул огнепальный. – Или штыком пырни!
– Да ты не сможешь, Стас! – надменно произнесла отроковица. – Чтобы драться с богом, требуется мужество! А ты еще…
Рассохин нажал спусковой крючок, и ее отбросило выстрелом к валежине, а иначе бы сразу рухнула на землю. Тут же зацепилась раскинутыми руками, обвисла и стала медленно подламываться.
– Сейчас упаду… Поддержи меня!
Он рванулся вперед, и рогатина с хрустом вошла ему в грудь.
– Совсем и не больно! – сказал с радостью. – Как под наркозом… А тебе больно?
В это время Женю заслонил широкой спиной Прокошка – подхватил на руки и куда-то понес. А рядом со Стасом крутился Христя.
– Ей тоже не больно, – бормотал. – Мертвым не больно, паря.
– Зачем же я ее убил?..
– За измену, паря, за измену. По нашему уставу с блудницами так и поступают… Айда со мной, Стас.
– Куда?
– Как куда? Тебя же схоронить надобно. Не зверям же бросать на съеденье…
И стал спускать в могилу, без гроба, без домовины и почему-то стоя.
– Ты зачем меня так хоронишь? – спросил Стас.
Христе отчего-то весело было, кривлялся, подмигивал.
– По уставу положено, ногами вперед…
– А где отроковицу схоронят?
– Блудниц у нас в болоте топят…
Огнепальный спустил его в яму и там уложил на спину, руки на груди сложил.
– Ну, паря, спи спокойно! Я пошел.