Карамель. Новый Мир

– И что ты ответишь им? – спрашиваю я.

– Что и всегда.

Отрываю глаза от кружки и, глядя на отца, предполагаю:

– Перенаселение?

– Именно. Всем прекрасно известно, что Новый Мир рассчитан на определённое, жёстко контролируемое и регулируемое количество граждан, а потому строителям не место даже в Южном Районе, они не смеют подняться.

– Ты думаешь, не устали те нелюди слушать и слышать про возможное перенаселение? – усмехаюсь я. – Может, сказать им прямо, что они недостойны ступать с нами вровень? Может, скажешь им сам, что они – просто подпорка: старая и гнилая, но хоть такая – способная удержать сваи, на которых растёт Новый Мир?

– Не злорадствуй, дочка, – говорит отец.

Его пустые (цветом льда) глаза устремлены по направлению пустого города. Отец никогда не смотрел себе под ноги, не смотрел и в сторону Острога в момент беседы о нём; железная выдержка. Я восхищена.

– Так в чём проблема? – любопытствую следом. – Зачем это…?

И я киваю в сторону бутыли.

– Причина уже прозвучала из твоих уст… – Отец замирает и обращает свой взор на меня – давит им. – Восстание, дочка. Возможно восстание. Когда люди слишком часто слышат «нет», они начинают злиться: даже если ничего не просили и не спрашивали.

– Мне их не понять.

– Потому будущее Нового Мира на тебе и таких как ты, дочка. На истинных управленцах и достойных гражданах. Твоими руками будет создан дивный новый мир…

– Я осознаю всю ответственность.

– Это главное.

– Сейчас поеду к Ирис, на Золотое Кольцо.

Отец ведёт бровью.

– На карте достаточно?

– Обижаешь.

– Твоя подружка тобой пользуется.

– Что очевидно…

– Хм.

– И вообще: кто нет? Она – мной, я – ею. Взаимно. Ты сам учил: люди должны приносить пользу, а не эмоции, приносить выгоду.

– Не принося при этом проблем, – перебивает отец.

– От Ирис проблем не было, – спорю я.

– Пока что. Будь осторожна, я вижу в этой девочке ушлый прищур, она жаждет твоей ошибки, малейшей оплошности, упущения, просчёта. Будь осторожна.

– Я доверяю только семье.

– Разумно, дочка. Ладно, иди.

Благодарю отца за выпивку и оставляю кружку, вскользь напоминаю о пауке и покидаю кабинет.

– Книгу ещё не дочитала!

Поверить не могу, что моё лицо покажут в утренних новостях, в обращении к гражданам, в интервью с независимыми СМИ. Это не просто минутная реклама и броская речь, это перспективнее. Намного. Это значимо. Это ответственно. Кто ещё из Академии смеет позёрствовать тем, что его мнение спросят на камеру для всего Нового Мира? Я поражена и воодушевлена этим известием! Хотя пытаюсь контролировать даже радость и восторг…нужно уметь держать себя в руках, уметь концентрироваться, уметь собираться и не подавать вида. Я горжусь, что я северянка с такими корнями, горжусь именем своей семьи, горжусь тем, что я Голдман. И на следующей неделе старшая дочь Голдман обратится к Новому Миру, расскажет о себе и своих взглядах, покажет свою преданность государству и политическому режиму, продемонстрирует идеального управленца. Какую из Палат я выберу, когда меня спросят? Куда получу рекомендацию? А, может, приглашение…?

Нет, Голдман, усмири пыл. Тебе радостно, но держи себя в руках. Ты северянка. Ты Голдман. Спокойно улыбайся и молчи.

Быстро переодеваюсь, оставляя форму Академии для Миринды (пускай приведёт её в порядок, мне нравится запах стирки и чистоты), и отправляюсь на прогулку с Ирис. Водитель ожидает у посадочного места.

Мы летим.

Я смотрю на верхушки зданий, на ветки мостов. Периодически взглядом врезаюсь в просматриваемое между домами, находящееся на горизонте, ограждение. Разглядеть его по-хорошему не получается: двигающийся по воздуху автомобиль притупляет любопытство, позволяя лишь на секунду убедиться в наличии этого самого ограждения, о котором рассказывают в Академии. Оно уберегает и утаивает наш город – весь Новый Мир. Дабы ни одно из возможно оставшихся в живых после Коллапса существ не смело ворваться извне и разрушить нашу идиллию. Ограждение прозрачное, высокое, под напряжением. Его столпы выше самого Здания Комитета Управляющих.

Однажды я спросила у отца, смогу ли из окон его кабинета в Здании Комитета Управляющих разглядеть мёртвую землю, находящуюся за периметром Нового Мира, на что отец, пристыдив, ответил: «Твои уста не должны покидать речи о пренебрежительных понятиях: нет мира за пределами Нового Мира, а помыслы об обратном – девиантны. Не желаешь быть наказанной или привлечённой Службой Безопасности – молчи и смотри на город. Но и его разглядеть с высоты ты не сможешь – в окна упираются облака». Так он сполна поведал об интересующем меня и с того момента я не заискивала взглядом ограждение, но знала – даже с самого высокого строения не разглядеть ни его, ни проклятую землю. Дома в Новом Мире расположены особенно, умно, геометрично – они покрывают и перекрывают друг друга, роняют тени и поглощают естественный свет, отчего по всему периметру протянуты искусственные огни. В тёмное время суток город особенно притягателен, всё в нём обостряется: рекламные вывески горят ярче, машины переговариваются двигателями громче, каждое окно в каждом доме подсвечено, а взгляды людей обращены к Зданию Комитета Управляющих.

Оборачиваюсь на теряющуюся за спиной улицу Голдман: двухэтажный дом в стиле арт-деко стоит на большом и ровном участке, крыша наискось покрывает половину строения, панорамные окна в кабинете прячут уставший силуэт отца, иссохшие виноградные лозы обвивают арку при входе, огороженные за ненадобностью голые клумбы занимают тропу от моста, размокший грунт напоминает о наличии некогда сада. Красивый дом…Симметричный, ровный. Всё как мне нравится. В репортаже о нём сказали: «Безупречный дом с безупречными людьми и всё в них безупречно: от репутации до фасада». Не помню имя дизайнера, хотя фотография с ним попала на страницы Вестника.

Мы всё летим.

В Восточном – промышленном – районе осуществляется производство товаров, еды и транспорта. Южный же – никчёмный, уродливый, бедный –построен практических в низовьях, претерпевает периодические бунты и удерживает в себе всех тех, кто оказался недостоин называться людьми с поверхности, но не был так ничтожен, дабы отправиться в Острог. Единожды отец поднимал вопрос о возможном отсечении Южного района от земель Нового Мира, была необходимость. Но общими размышлениями управляющие пришли к выводу, что всё-таки польза от южан была – они предоставляют один немаловажный ресурс…Человека. Рабочего. Раба. Много рабов.

Сворачиваем в Западный Район, и перед нами – Золотое Кольцо –скручиваются подобно амфитеатру десятки и сотни магазинов и отделов, рассыпанных по округлой платформе. Её украшают декоративные растения и скучные вывески, вьюны сползают с парапета и тянутся вниз – словно кружевная оборка – по толстым старым плитам и колоннам. Прямо под нами проносится поезд; слышу, как стучат колёса по рельсам, вижу обтекаемой формы транспортное средство.

Наблюдаю Ирис и велю водителю остановиться. Мы паркуемся.

Магазины тянутся по всей улице, а затем широкие лестницы уводят покупателей на этаж ниже, где также до конца улицы виднеются сотни витрин, после чего следующая лестница – конструкция утопает на бесконечное количество этажей.

Я смотрю, как женщина, поднявшаяся по ступеням, огибает колонны и идёт дальше по кругу из отделов. Золотое Кольцо – приманка. Хитрая ловушка. Ты теряешься в неоне и без конца снуёшь мимо одних и тех же отделов, пока не опомнишься и не спустишься на ещё один пролёт, где произойдёт то же самое. Северяне с удовольствием отдыхают после работы и между работой, растрачивая зарабатываемые и накапливаемые средства. Руки с чипами то и дело прислоняются к сенсорным панелям – те издают соответствующие звуки о произведённой оплате. Золотое Кольцо воистину золотое и воистину кольцеобразное – лимонные плиты выстроены подобием Колизея.

Люди из Южного Района закупаются в низовьях Золотого Кольца; мосты подводят их к нижним этажам и потому нет нужды подниматься к нам, северянам. Мы не пересекаемся друг с другом.

– Вы свободны на несколько часов, – обращаюсь к водителю. – Забрать на том же месте.

Покидаю машину и встречаю плетущуюся навстречу подругу. Та ловит мой взгляд и устремляет следом свой – на Здание Комитета Управляющих, от крыши которого тянется длинный острый пик – антенна; а перед ней в воздухе парит огромный экран с нескончаемо транслируемой рекламой, которая начинается с подъёмом и оканчивается с комендантским часом. Хочу увидеть своё лицо (не думаю, что в голове Ирис та же мысль; вообще не думаю, что в голове Ирис что-то есть), но реклама приходится на вновь заработавшую фабрику морепродуктов: в искусственных водоёмах плещется рыба, мгновение спустя – уже будучи приготовленной – оказывается на тарелке какой-то семьи. Фабрики открываются и закрываются – неизменно и стабильно; как и стабильно пребывание продуктов – для северян дефицита не бывает, за поддержание своего статуса и полноту холодильника приходится платить. У моего дяди есть рыбная фабрика, а потому я удивлена, что на поприще этого ремесла вышел очередной конкурент (их дядя рвал не глядя); спрошу у него, как надумаю позвонить.