Карамельные дюны

— Возможно, — не стал возражать Миша. — Думаешь, это он жену того?

— Не исключено. У Снегиревых в отношениях образовалась трещина, и все зависит от ее глубины. Просто так супруги Новый год по отдельности не встречают. Значит, конфликт между ними был серьезный. Надо бы разобраться, в чем его причина, хотя я почти уверен, что всему виной другая женщина. У Снегирева должна быть любовница.

* * *

Альмира не верила своей удаче и боялась ее сглазить. Снегирев, похоже, крепко попался в ее сети. Они почти каждый вечер проводили вместе. С Сергеем она побывала во множестве увеселительных заведений, получила ворох подарков и услышала прорву комплиментов. Такого яркого романа у нее не случалось никогда, и если бы ей кто-нибудь раньше сказал, что такое вообще бывает, не поверила бы, потому что считала, что это возможно только в кино или во сне. Ее Сережик (Альмира считала Снегирева своим) не совсем тот, который ей грезился в розовых мечтах. То есть совсем не тот, но он был лучше всех своих предшественников и уж гораздо лучше, чем пустота. Мама порядком надоела своими жизненными установками, но во многом она оказывалась права, особенно в том, что время принцев прошло и ждать их бессмысленно, надо не упустить то, что идет в руки. Сама Альмира не надеялась, что ей подвернется хоть кто-нибудь, поэтому Сергея сочла за подарок судьбы и вцепилась в него хваткой бультерьера. Будучи неплохим игроком на струнках мужских душ, она быстро определила типаж Сергея и знала, как с ним следует обращаться. Он не терпел грубости, сам был нежен и жаждал ответной любви: слепой и бескомпромиссной, чтобы любили его одного, и не за что-нибудь, а просто так, невзирая ни на что. Альмира сразу ухватила быка за рога: она литрами выливала на него самые сладкие слова, когда обращалась, обязательно добавляла к его имени какое-нибудь милое прозвище типа «зайчик, котик, лапочка» и не забывала демонстрировать свои достоинства, которые, как она поняла из рассказа Сергея, отсутствуют у его жены. К приходу Сергея ее комнатенка была прибрана, кухня вычищена до блеска, холодильник ломился от разносолов — в готовке подсобляла Нина Яковлевна, страстно желающая пристроить дочку замуж. Альмира наносила макияж, делала маникюр и наряжалась в элегантный красный халатик (Сергей обмолвился, что любит этот цвет, а Майка, вопреки его желанию, облачается в желто-зеленую гамму). Она старательно воплощала его мечту: он — остроумный, сильный, надежный, восхитительный мужчина, она — тихая домашняя женщина, для которой он — свет в окошке, и все ее интересы сосредоточены исключительно на нем.

Камил

Как он раньше не замечал этой простой красоты? Очарование Сонаты тихое, неброское, естественное. Косметика неяркая, словно макияжа и вовсе нет: чуть тронуты веки пастельными тонами, немного румян на скулах и помада приглушенных теплых тонов. Одежда из натуральных тканей, светлые полутона: персиковый джемпер, салатовая юбка прямого покроя. Аромат цветочных духов тонкий, ненавязчивый, присущий только ей одной.

Они болтали обо всем и ни о чем конкретно. Вернее, говорил один он, а Соната больше слушала, слегка склонив голову набок. Она улыбалась уголками тонких губ в ответ на его шутки и в знак согласия с его рассуждениями.

За чашкой кофе в маленьком уютном ресторанчике он рассказывал ей про свои печали и тревоги, планы и мечты. Камил выложил перед ней всю свою жизнь и сам себе удивился — в сущности, закрытый и недоверчивый, таким откровенным он не был ни с кем.

Камил Яцкевич сидел за рулем своего автомобиля, неопределенно глядя сквозь ветровое стекло. Только что они попрощались с Сонатой на крыльце ее подъезда. Она скрылась за дверью, оставив едва заметный след карамельной помады на его щеке и шлейф французских духов. Одиннадцатый час, город утопал во тьме, разбавленной белыми снежинками, искрящимися в свете фонарей. Пора было ехать домой, но этого не хотелось: там тяжелая атмосфера ссор и недовольства, неуютно и тоскливо. «Как в этом холодном сумраке». — подумалось Камилу. Он невольно сравнил домашнюю обстановку с холодом зимней ночи, и от этой мысли его передернуло. Соната была в этой зиме светлой, легкой снежинкой. «Единственная отрада, она вдохновляет и призывает жить».

Он разглядывал Сонин подарок: игрушечный заяц с сердцем на брюхе. Камил никогда не понимал женской склонности к подобным ритуальным жестам и принимал их как данность. Подружки часто одаривали его всякой всячиной, вроде этого зайца. Камил брал подношения с искренней радостью, а потом совал их в картонную коробку, которую хранил на подоконнике своего рабочего кабинета. Он с удивлением поймал себя на мысли, что этот глупый заяц ему не безразличен. Кусок плюша хранил тепло рук Сонаты и был частицей ее самой. «Я начинаю становиться сентиментальным. Старею, что ли?» — отметил Камил и бережно положил игрушку в карман.

Ирина

Мягкий плюшевый заяц невинно смотрел своими выпуклыми пластмассовыми глазами. К его клетчатой распашонке было приколото алое пластиковое сердце с недвусмысленной надписью: «I love you». У Ирины задрожали руки противной мелкой дрожью. Она с ненавистью сунула находку обратно во внутренний карман пиджака Камила и захлопнула дверцу шкафа. Ира хорошо знала своего мужа: если дело дошло до сентиментальностей вроде этой проклятой игрушки, то все — Камил влюбился всерьез. Если бы не заяц, а любой другой зверь, или хотя бы заяц, но не в клетчатом, то можно было бы еще на что-то надеяться, а именно такой заяц с сердцем и в распашонке не оставлял никаких шансов.

Ирина вспомнила последнюю передачу «Закрома души», в которой Снегирева таинственным голосом рассказывала историю несчастной любви. В ней фигурировал в точности такой же заяц — с сердцем, надписью, в клетчатой одежонке и торчащими в стороны ушами разной длины. В передаче зайчик умилял, как и юная героиня, подарившая его своему другу в знак любви. Слушая Снегиреву, Ира так и представила трогательную сцену свидания и чуть не прослезилась. Вместе с игрушкой девушка вручала свое сердце, и это было очень символично. Ире тоже захотелось иметь такой милый сувенир, как талисман первой любви. И вот желание осуществилось — вожделенная безделушка лежит перед ней. Все исполнилось, только совсем не так, как хотелось. Шатаясь как в тумане, она добралась до кровати и рухнула на подушки. Сколько она так пролежала, Ирина не помнила. Очнуться ее заставила сильная мигрень, пульсирующая в висках. Обезболивающие таблетки, крепкий чай, снотворное. Два дня Ирина прожила, словно во сне: страшном и бесконечном. Все же она смогла найти в себе силы собраться, чтобы бороться за себя.

Мужа она окончательно потеряла, не сегодня-завтра он заговорит о разводе. Камил так просто не уйдет, он не из тех мифических мужчин, которые забирают с собой лишь зубную щетку. Он будет настаивать на размене квартиры и дележе имущества. Черт с ним, с имуществом, — одно старье в доме, а вот квартира — совсем другое дело. Как можно разделить двушку? В их случае получится только две комнаты в коммуналках. Им с Лизой площадь выйдет чуть больше, и то если дочка не потребует своей доли. Тогда совсем никакого жилья. Камилу-то что? Он вырученные деньги внесет в новостройку, возьмет кредит и, пока идет строительство, будет жить, ни о чем не печалясь, у своей пассии. Лизка тоже пристроена. И лишь она, постаревшая жена, остается не у дел. К тому же с разводом исчезнет ее источник существования. Она, домохозяйка, привыкшая брать деньги из тумбочки, с уходом Камила их там больше не обнаружит. Ирина давно поняла свою величайшую ошибку: она позволила поставить себя в жуткое положение — в свое время перестала работать по специальности, осела дома и теперь вынуждена цепляться за лживого и ненавистного мужа.

* * *

Камил Яцкевич производил впечатление видного мужчины, знающего себе цену. В отделение, куда его пригласил для беседы Юрасов, он вошел важно, словно там работал и носил милицейский чин не ниже полковничьего. О смерти Сонаты Яцкевичу стало известно не сразу: он отдыхал на горнолыжном курорте и вернулся домой лишь накануне. Камил пару раз попытался позвонить Соне из-за границы, но ее телефон все время был отключен. «Наверное, потеряла или сменила номер», — решил он и успокоился. Было заметно, что гибель подруги его сильно потрясла, но он старался держаться. Яцкевич отвечал на вопросы четко и лаконично, не увиливал, если затрагивались неудобные темы. Он понимал: это не тот случай, когда нужно скрывать альковные тайны, беспокоясь о собственной репутации. Без наводящих вопросов Яцкевич рассказал все об их отношениях с Сонатой, чем вызвал к себе уважение. Камил отнюдь не выглядел святым, но он на это и не претендовал. Он честно признался, что постоянно изменял жене и часто менял любовниц. Даже будучи влюбленным в Сонату, Камил не отказывал себе в законном мужском удовольствии развлечься в обществе юных проказниц. Отношения с Любавиной у него были особенными, и эта женщина для него много значила. Как ни странно, у них с Сонатой никогда не случалось физической близости — их связывало нечто большее. Сона была ему необходима как воздух, без нее он чувствовал себя в пустоте.

— Платонические отношения с молодой красивой женщиной? Что-то слабо верится, — усомнился Антон. — Так не бывает.

— Секс у нас был в перспективе. Сона в моей жизни занимала особое место. Я не хотел торопить события и соблазнял ее медленно и нежно.

После того как Яцкевич просмотрел фотографии, на которых было запечатлено тело Любавиной, он произнес:

— Плюшевый заяц у Соны в руке… Как он у нее оказался? Эту игрушку она подарила мне. Точно помню, что положил Сонин подарок в карман пиджака.

— Вы уверены, что это тот самый заяц?

— Ну да. Рубашка в клетку и пластиковое сердце.

После того как Камил опознал вещдок — найденную при Сонате мягкую игрушку, — сыщики слегка озадачились: дело приобретало неожиданный поворот. В кармане пиджака, который висел у Яцкевича дома, зайца не обнаружилось. Обыскали весь шкаф — подарок как в воду канул.

Юрасов бросил взгляд на наблюдавшую за поисками жену Камила, и ему вдруг стало ее жаль. Он подумал, что Ирина наверняка догадывается об изменах мужа, но вынуждена их терпеть. «Что ей еще остается? — рассуждал про себя Антон. — Сорокалетняя домохозяйка, посвятившая жизнь семье. Шансов у нее никаких, потому что для мужчин она — старуха. Камил еще полон сил, и жена ему не интересна. Не бросает, продолжает ее содержать, и Ирина должна за это на него молиться. Какое несправедливое и унизительное положение!»

К удивлению сыщиков, день, когда погибла Майя, Сергей провел у своего друга, Игоря Савина. Там же он остался и ночевать. Слова Савина звучали неубедительно — он мог соврать, выгораживая товарища, — но их подтвердили еще двое свидетелей: мать Игоря и соседка. Тем не менее в показаниях Снегирева была ложь, причем существенная, вызывающая подозрение в его причастности к убийству жены.

Дом Снегиревых был оборудован системой видеонаблюдения: пара камер при входе в подъезд и на лестничной площадке перед лифтом. Судя по записям в компьютере, Сергей провел новогоднюю ночь вне дома. Он вышел из подъезда тридцать первого в половине одиннадцатого вечера и вернулся только в пятом часу первого января. Под давлением фактов Снегиреву пришлось «вспомнить», что в ту ночь он дома отсутствовал, но где находился, внятно объяснить не смог.