Караул устал

Записал. Расписался.

И пошёл в купе, которое делил с тем же Алсуфьевым, Ващенко, а четвертый постоялец, старший лейтенант Сомов, остался там. На полях межэтнического конфликта. Когда в операционную палатку прилетает гаубичный снаряд в три пуда весом, хоронить бывает нечего.

Пришёл, и стал читать старую книжку, томик Мицкевича, из «Библиотеки Всемирной Литературы». Цвет бордо. Как кровь больного лихорадкой Зет.

Это нас подполковник Мирзопомадский приучил — читать поэзию. Без этого, говорит, мы все очень быстро захрюкаем.

Не сказать, чтобы мы стали книгочеями, и некогда, и сил нет, но я стараюсь читать хотя бы пять минут в день. Читать и запоминать. Может, эффект плацебо, но кажется мне, что и щетины стало поменьше, и пятачок незаметнее. Издалека могу и за человека сойти. Хрю-хрю.

Война войной, а обед по расписанию. Но поскольку никакой войны официально нет, то с обедами у нас напряженка, равно как и с завтраками, и с ужинами. Не завезли нам провизию. Везли, везли, да не завезли. Накладка вышла. Не туда фура свернула. Или перехватили шустряки. А мы — поезд, мы в движении, мы пару дней подождать не можем. Вот и питаемся подаяниями, а у нас в поезде двести сорок восемь раненых и больных, теперь двести сорок девять, и семьдесят четыре души персонала.

Нельзя сказать, что уж совсем нечего есть. Имеется перловая крупа. Имеется морковь. Имеется соль. Вот эти продукты и определяют наш рацион. Если где удастся разжиться чем-то ещё, то всё идёт в суп. Перловый суп. Какие-никакие, а белки, жиры и углеводы. Жиринка за жиринкой гоняется с дубинкой, всё так, но повара стараются. То масла подсолнечного ложку добавят на котёл, или даже две ложки, а иногда, бывает, и сало раздобудут. Глаз не видит, а язык чувствует! Чувствительность вообще обострилась невероятно: вот и сейчас хлебал я из котелка перловый суп, и распознавал медвежий чеснок — чуть-чуть, сало — ещё меньше, и сныть.

Вокруг еда есть, стоит только поискать, но для этого нужно остановить поезд. А — нельзя. Это ж не тройка Чичикова, где съехал с дороги — и попадаешь то к Манилову, то к Собакевичу, а то и к Коробочке. Нет, хочется поскорее добраться до конечного пункта, который называть нельзя, во избежание.

Ну, ничего. Перловка — тоже хорошо.

Поезд стал тормозить. Вот не люблю я этого. Не люблю непредвиденных остановок.

— Остановимся в Посконово. Взрыв на заводе, много раненых, приказ забрать всех, — доложил новость Ващенко.

Не люблю.

И тут в дверь постучали.

— Михаил Владленович, декларацию заполнять нужно, — сказал Женя.

Женя? Ах, да, я ведь возвращаюсь на Родину, а санитарный поезд просто приснился. Облако, туман, дунь — и исчезнет. Вовремя же я проснулся. Даже радостно стало, легко и радостно.

— Скоро граница? — спросил очевидное.

— Совсем скоро. Брест, однако!

Стал заполнять декларацию. Легко и непринужденно. Ничего ценного не вывозил, ничего ценного и не ввожу. Ни золота, ни бриллиантов, и наличных денег самая малость. Не за земными сокровищами ездил в Польшу, а ради укрепления взаимопонимания братских народов.

Минут через пятнадцать зашли польские пограничники. Вежливые, а увидели, что я читаю, так и вовсе приветливыми стали. Спросили, нравится ли мне пан Володыёвский. Герой, сказал я. Великий герой.

Вся проверка заняла минуты три.

Потом пришли наши люди. Суровые, неулыбчивые, таких на Сенкевиче-Мицкевиче не проведёшь. Но Женя показал старшему удостоверение, и всё закончилось, не начавшись. У меня, правда, автографы попросили.

Пожалуйста, не жалко. Популяризация шахмат везде и всегда.

Теперь переобуемся, то бишь поменяем вагонные тележки — и тогда уже в Москву помчимся беспрепятственно.

А спать я погожу. Пусть на той стороне разбираются с ранеными без меня.

Моё время не пришло.

Глава 13

31 мая, четверг

Будни Лунного Зверя

Кино снимать — это не хиханьки да хаханьки.

Кино снимать — это производство.

На встрече со зрителями, будь то в сельском клубе или на телевидении, актёры любят рассказывать о всяких смешных эпизодах, случившихся во время съёмок, о нелепицах, нестыковках и прочих забавных происшествиях.

Но это потом, когда фильм закончен, принят комиссией и вышел на экраны страны, они забавные. А когда съёмка в процессе, ничего забавного в том, что актёр напился, подрался и ему наставили «фонарей», нет. Равно как нет забавного в пищевом отравлении съёмочной группы, когда никто не может отойти от сортира дальше, чем на тридцать шагов, или в том, что реквизит, отправленный в Чернозёмск, вдруг оказывается во Владивостоке — ну, и так далее. Не смешно это во время съёмок. Не смешно.

И потому очень важно, чтобы подобных ситуаций было как можно меньше, а лучше — чтобы и вовсе не было. Актёры пусть потом придумают сами. Или закажут тексты выступлений у специально на то существующих людей, авторов юмористического толка.

Не менее важно помнить, что деньги любят счёт, а казённые деньги — отчёт. На каждую израсходованную государственную копейку должен быть документ, неопровержимо доказывающий, что деньги пошли на предусмотренные сметой расходы, а не куда-нибудь ещё.

Разумеется, жизнь беднее любых схем, и по бедности постоянно клянчит деньги — то двадцать пять рублей, то сто, то восемьсот. На починить автобус, на купить средства от комаров, на баню, на срочную поездку в Москву для консультации с консультантами.

— Гладко было на бумаге, девочки, да забыли про овраги, — говорил покровительственно режиссёр фильма, Владимир Высоцкий.

Не на тех напал!

У них за спиной опыт сельхозотрядов, у них опыт «Поиска», у них ускоренные бухгалтерские курсы. И много чего ещё за спиной. В том числе и товарищ Стельбов, который в негласной табели о рангах теперь четвёртый человек в стране, подписывает некрологи сразу после Суслова, Гришина, и Черненко.

— У каждого оврага, Владимир Семёнович, есть фамилия, имя, отчество. А иногда и статья, — мило улыбаясь, ответила Надежда.

Нет, к Владимиру Семёновичу они со всем почтением. Даже перебор почтения: так обращаются с уважаемым аксакалом, человеком, безусловно, важным, но стареньким. Или с фарфоровой вазой эпохи Минь. Попытки Высоцкого завязать отношения более тесные были встречены с восхищением, но — вам, Владимир Семёнович, нужно беречься, ваше здоровье — достояние страны. И потому ночные купания в реке противопоказаны категорически.

Да, дисциплина у советских киноактёров ещё та. Слабая у них дисциплина. Укрепить бы надо.