Караван дурмана

Приходько опять покосился на спутника. Очень важно не пропустить тот критический момент, когда ближайший партнер начнет превращаться в нежелательного конкурента. Покойный Леня Рубинчик свой шанс прохлопал ушами. Обратись он к Приходько хотя бы на день раньше, чем брат, и, глядишь, сейчас летел бы в самолете рядом, а не в сырой земле лежал без головы. Превратности судьбы, ничего не попишешь…

Ничего не попишешь?

Пригладив волосы, Приходько раскрыл лежащий у него на коленях ноутбук, включил питание, навел курсор на нужный документ, сохраненный на «рабочем столе». За время полета вполне можно закончить статью для литературного журнала «XY…», в котором Приходько вот уже второй год подряд публикуется под псевдонимом «Гадкий господин Горчицын». Больших денег подобное творчество не приносит, славы – тоже, но у человека должны быть еще и духовные запросы. «Особенно в зрелом возрасте», – сказал себе Приходько, прежде чем пробежаться пальцами по клавишам.

Начатая еще в Москве статья называлась «Душа нараспашку». Сочиняя ее, Приходько втайне надеялся, что полет его мысли будет отмечен такими литературными величинами, как Сорокин или Лимонов, а потому работал с неподдельным вдохновением.

– Что это ты строчишь? – угрюмо полюбопытствовал некстати проснувшийся Жора Рубинчик.

– Да так, письмишко одно, – ответил Приходько, поворачивая портативный компьютер таким образом, чтобы соседу не был виден экран. – Долго рассказывать.

– Вот и хорошо. Лететь тоже долго. Время убьем. Не все ж людей убивать, а? – Поддев локтем ребра соседа, Жора хрипло засмеялся.

– Ну… – Приходько замялся. – Вам будет неинтересно.

– «Тебе», дорогой, «тебе». Я взял тебя в долю, отныне ты, можно сказать, мой полноправный партнер. А ты выкобениваешься. – В Жорином голосе прозвучали нотки раздражения. – Если у тебя есть от меня секреты, так и скажи.

– Какие секреты? – воскликнул Приходько невероятно искренним тоном. – Просто мыслишки кое-какие в голову пришли, вот и пытаюсь их сформулировать.

– Письмишко, мыслишки… Ты, случаем, не бывшим коллегам доклад сочиняешь? Мол, так и так, объект вылетел в Ташкент с целью переправки партии наркотиков в Москву…

– Обижаете…

– О-би-жа-ешь. Повтори.

Приходько пожал плечами:

– Ну, обижаешь.

– Не смей мне «нукать»! Один уже «донукался».

– Извините… Извини. Я хотел сказать: «обижаешь».

– Это ты меня обижаешь, – буркнул Жора, отворачиваясь к иллюминатору. Его шея заметно покраснела.

– Да разве я этот разговор начал? – изумился Приходько. – Ты сам просил…

– Вы про-си-ли, – отчеканил Жора.

– Мы же вроде перешли на «ты»?

– Я передумал.

– Мы уже не партнеры?

– Партнеры. Твой взнос – мой покойный брат. Но ты мне лучше не напоминай об этом, Приходько.

Жора стиснул челюсти и уставился прямо перед собой. Такой – застывший, безмолвный, с остекленевшим взглядом – он очень напоминал Леню Рубинчика, упавшего на дно ямы в подмосковном дачном поселке.

Приходько выключил ноутбук, осторожно закрыл его и с неожиданной ясностью осознал, что проблемы современной литературы – это такая мелочь в сравнении с теми, которые возникли у него лично.

* * *

Самолет как ни в чем не бывало продолжал мчаться вперед: что ему до переживаний отдельных пассажиров?

Приходько маялся, никак не мог выбрать удобную позу.

Жора находился в городе своего детства, в Жмеринке.

Улица, на которой выросли они с Ленчиком, носила имя космонавта Германа Титова, а игра, в которую играли все окрестные пацаны, называлась «шпандырь». Никто не мог объяснить, что означает это загадочное слово, да это было и не важно. Главное, чтобы мяч кто-нибудь на улицу вынес – такое сокровище имелось далеко не у каждого.

Жора выиграл.

– Шпандырь! Тебе водить, – говорит он брату, размазывающему по лицу кровавые сопли со слезами вперемешку. – Я тебя выбил, кор-роль сраный.

– Так нечестно! Ты меня обманул!

– В кого хочу, в того и бросаю, понял? – Подняв с земли мяч, Жора поддает его с такой силой, что босая нога потом еще долго горит, как ошпаренная. – Беги доставай.

– Не буду, – Ленчик сжимает кулаки.

– Что ты сказал?

– Не буду!

– А ну, повтори…

– Виски, коньяк, водка, джин, вино…

– Что? – Жора ожесточенно трясет головой, трет кулаками глаза.

– Есть также шампанское, – улыбается ему стюардесса. – Что будете пить?

Ее ноги почти скрыты бутылками, расставленными на сервировочном столике, но нетрудно заметить, что они прямые и длинные. Очень прямые и длинные.

– Задремал, – пояснил ей Жора, откашлявшись.

– Извините, – промямлила девушка. – Мне показалось, что у вас открыты глаза. Извините, пожалуйста.

– Как, простим лапушку? – спросил Жора, заговорщицки толкая Приходько в бок.

Тот напряженно заулыбался:

– Такую красавицу грех не простить.

– Но не самый страшный грех, верно?

Приходько притворился, что не понял намека, сопроводив свою улыбку смешливым фырканьем:

– Пх-пх-пх…

– Где тут у вас туалет? – спросил Жора, переводя взгляд на стюардессу, неловко переминающуюся с каблука на каблук.

– Там, – кивнула она в конец прохода. Ее глаза расширились, когда пассажир, продемонстрировав ей сотню долларов, распорядился:

– Иди туда. Я сейчас.

– Вы что? Как вам не стыдно?

– Это задаток, – пояснил Жора. – По окончании получишь еще столько же.

– Я… я на работе.

– Пять минут – и ты свободна. Иди. Только это… колготы заранее сними. Не люблю с бабскими тряпками возиться. Бабы сами должны раздеваться. Я правильно говорю? – Дождавшись, пока стюардесса покатит свой столик по проходу, Жора саданул локтем охнувшего Приходько. – Как там у тебя? Разоблачайтесь перед зеркалами, глядитесь в них, и нечего пенять, если рожа окажется крива… Так?

– Не совсем, – просипел Приходько.

– Писульки – это писульки, а жизнь – это жизнь, – наставительно сказал ему Жора, вставая с кресла. – Я этой крысе летучей баксы показал, а в руки не дал. Поимею ее даром. Кого хочу, того и натягиваю, понял?

– Понял.

Это произнес Ленчик, неизвестно как очутившийся в соседнем кресле. Стоило хорошенько тряхнуть головой, как он превратился в покрывшегося испариной Приходько.

– Шпандырь, – пробормотал Жора, стискивая прихваченную барсетку до боли в ногтях.