Караван-сарай
Шрифт:
– Ничуть: я думаю о мысли. Наша мысль абсолютна в тот момент, когда мы думаем, она существует сама по себе, она выходит за любые рамки, сталкиваясь со всем остальным, что также выходит за рамки, она пускается в свободное странствие и становится предметом некоей идеи. Идея же является передаточным звеном между объектом и химическими трансформациями в нашем мозге.
Синий, зелёный, красный – иными словами, все цвета спектра – являются международно признанными объектами, однако в формировании идеи они не участвуют: им, подобно велосипеду, присуща цикличность! Содержимое мысли может принять обличье идеи в руках того, кому под силу ухватить её на лету.
Я увидел, как от сказанного мной глаза у Ларенсе буквально закатились внутрь; никогда ещё его белки' не были столь выразительны! Он словно пытался отыскать внутри себя антитезу, которой мог бы меня срезать: не найдя её, он заговорил со мной о пятне у него на спине. Но тут – весьма кстати – пришли доложить, что моя машина готова.
Мы с Розиной отправились прочь, покинув литератора, который всё ещё подавал нам какие-то знаки: махал на прощанье, что ли?
Мотор зарычал, и мы рванули по улицам Парижа, не остановившись даже заплатить подорожную. Никакой возможности сбросить передачу, мы летели вперёд без передышки и через несколько часов, к полуночи,
Назавтра Розина Отрюш пожелала во что бы то ни стало посетить со мной выставку картин в поддержку жертв карточного стола; придя в восторг от полотна Кормона [79] , она провозгласила: «Какая жалость, что вы не пишете таких картин! Вот была бы прелесть!» Эта фраза порадовала меня, доказав, что и за мной водится грешок – страсть выражать неосязаемость предположения. Предположением – незримым, но ощутимым – наполнено всё, что нас окружает: как же нам хочется верить в возможность произведения, созданного по смехотворному подобию вещей, которые никто никогда не видел!
79
Фернан-Анн Кормон (1845–1924) – франц. художник, автор картин на экзотические, исторические и батальные сюжеты. В 1890-х гг. (в 1894-м или 1895-м, по разным источникам) Пикабиа занимался на частных курсах в мастерской Кормона.
На выходе из зала я остановился перед одной из последних картин Мари Лорансен [80] : вот ведь женщина, способная заработать на жизнь что кистью, что рулеткой! Напротив висел Пикассо – как и портной Рибби [81] , ещё один мастер обращения с холстиной [82] .
Моя подруга заявила:
– Решительно, живопись вам претит?
– Она наводит на меня скуку, граничащую с отвращением.
– Природа тоже вас отталкивает, в путешествии вы ни за что не хотите остановиться, осмотреть окрестности…
80
Мари Лорансен (1883–1956) – франц. художница спутница и муза Г. Аполлинера; в частности выставлялась с кубистами из «Золотого сечения», к которым одно время принадлежал Пикабиа. Они были дружны, она сотрудничала с «391», а Пикабиа продвигал на выставках её картины и написал несколько её «механоморфных» портретов – что не мешает ему в этом пассаже высмеивать её «остепенившийся» и финансово успешный псевдокубистский стиль 1920-х гг.
81
Ателье готового платья на Больших Бульварах.
82
Пикабиа, плохо переносивший чужую известность, явно завидует растущей популярности Пикассо – в том числе воодушевлению, с которым его приняли сюрреалисты.
– Всё это я уже давно видал, и в природе меня занимает только солнце. А что если нам отправиться в Канны [83] ?
Она согласилась.
Мы прибыли в город довольно рано, так что, переодевшись, решили поужинать в казино. Стояла самая роскошная в Каннах пора, февраль: космополиты постепенно вытеснили случайных гостей ноября (рассчитывающих, что в это время «будет подешевле»), зябких «декабристов», бегущих из Парижа с наступлением первых холодов, и, наконец, кротких владельцев всех этих вилл, приезжающих в январе «хоть чуток насладиться» своей собственностью прежде, чем сдать её англичанам.
83
Пикабиа обосновался в Каннах в конце 1924 г.
Тех же, кто приезжал сейчас, совершенно не интересовали целебные воды или мимозы в цвету: из всех процедур им была прописана только баккара – правда, для многих такое лечение оказывалось весьма радикальным!
В итоге публика на субботнем гала-ужине подобралась в особенности блестящая.
Поджидая Розину в холле, я наблюдал за прибывающими дамами, закутанными в песцовые или шиншилловые мантильи: всё-таки они неповторимо охватывают фигуру! Такое впечатление, что под мехами у них вздымались вторые ягодицы – так негритянки Дагомея носят на спине детей, подхваченных платком!
В гардеробе вымуштрованные лакеи освобождали их от драгоценных накидок. Я был удивлён, что они не представали взору совершенно нагими, облачёнными лишь в нити жемчуга. Индийским заклинателям змей мы можем противопоставить заклинательниц драгоценностей.
Наконец, по лестнице с уверенной осанкой спустилась Розина Отрюш – на её тонких и утомлённых губах играла надменная улыбка, которой, как я уже понял, она неизменно встречала общество других женщин.
Мы спустились в ресторан: за одним из столиков сидели Шеналь [84] и Миляга Сэм [85] . Проходя мимо, я услыхал, как Сэм говорил: «…Что за жизнь! Мне надоели эти ужины, которыми вас пичкают целый день напролёт. По мне, так я уж сам за себя заплачу!» Чуть поодаль напыщенный своей музыкой Рейнальдо Ан [86] напоминал воздушные шары, что раздают в ресторанах по вечерам, но которые сдуваются уже к трём утра.
84
Марта Шеналь (1881–1947) – франц. оперная певица-сопрано, с 1920 г. – близкая знакомая Пикабиа, который любил появляться с ней в свете, шокируя тем самым своих друзей-дадаистов и сюрреалистов, не терпевших истеблишмент
и в особенности не переносивших популярности Шеналь в патриотических и реваншистских кругах (она прославилась исполнением «Марсельезы» 1 1 ноября 1918 г. на ступенях парижской Оперы, завернувшись во франц. флаг).85
Жорж Гурса, по прозвищу Сэм (1863–1934) – франц. художник-иллюстратор, карикатурист и светский хроникёр.
86
Рейнальдо Ан (1874–1947) – франц. композитор родом из Венесуэлы. Прославился, в частности, исполнением своих песенок в парижских салонах.
Вскоре появился Пуаре [87] в костюме бегонии. Вошедший за ним Вольяно был сковородкой.
Метрдотель хлопотал вокруг Анри де Ротшильда [88] – к счастью, туговатого на ухо, – и Анри Летелье [89] , вечно ищущего новую позу, способную напомнить предыдущую. Морис Ростан [90] посреди всей этой толпы выглядел куском мыла в ванной – знаете, такие розовые мыльца, ловко подпрыгивающие на поверхности воды? Так приятно опустить их на дно – с каким изяществом они выскакивают обратно! Ван Донген [91] , крошечный гигант, богемный холстомаратель на потребу светских дам, рисующий с ловкостью карточного шулера, был обеспокоен скудностью меню. Ж.-Г. Домерг [92] , непревзойдённый мастер вульгарности, оценивал грунтовку своих последних эскизов. За его столиком сидела Сара Рафаль [93] с глазами сиамской птицы – вечно грустная из-за того, что пропустила эпоху Кранаха и его нагих натурщиц.
87
Поль Пуаре (1879–1944) – франц. кутюрье, известный своими эксцентричными моделями; конкурент Жака Дусе, покровительствовавшего постимпрессионистам, дадаистам и сюрреалистам (о нём см. примеч. 129).
88
Генри де Ротшильд (1872–1947) – франц. предприниматель, филантроп и драматург; Марта Шеналь была его любовницей, так что для Пикабиа действительно было бы лучше, чтобы Ротшильд был глух и слеп.
89
Анри Летелье (1867–1960) – франц. общественный деятель, одно время глава редакции «Газеты» (Le Journal), перешедшей от республиканских взглядов к националистической, крайне правой и профашистской позиции. Позднее – мэр Довиля, неподалёку от Онфлёра, где летом швартовал свою яхту Ротшильд.
90
Морис Ростан (1891–1968) – франц. поэт, писатель и драматург, старший сын драматурга Эдмона Ростана; один из наиболее видных геев в обществе межвоенных десятилетий.
91
Кеес ван Донген (наст. имя Корнелис Теодор Мари ван Донген, 1877–1968) – франц. (голл.) художник-фовист, знаменит, в т. ч. своими светскими портретами; известны его многочисленные стычки с дадаистами и с Пикабиа в частности.
92
Жан-Габриэль Домерг (1889–1962) – франц. художник, автор китчевых композиций, часто портретов обнажённых женщин.
93
Сара Рафаль – франц. танцовщица кабаре и киноактриса.
Джазмены наслаждались диссонансами оркестра, откуда с позором был изгнан даже намёк на какой-то ритм – танцующие пары никак не могли попасть в такт! С шага сбивались даже сновавшие между столиками официанты.
Графиня Трипль [94] , стройная блондинка, на мгновение подозвала меня к себе:
– Мы с княжной Шапо [95] устраиваем поздний ужин – постарайтесь непременно быть; как, я вижу, вы не один? Разумеется, приводите и вашу спутницу. Но, право слово, – добавила она вполголоса, указывая на Розину, – где ты подобрал это создание? Экая мразь…
94
Имеется в виду баронесса Жанна Дубль; известна её фотография 1914 г. с Пикабиа, его сыном Винсенте и с Эверлинг.
95
Chapeau – франц. «шляпа». Скорее всего, Пикабиа имеет в виду княжну Мюрат, супругу вторым браком князя Жозефа-Иоахима-Наполеона Мюрата.
– У «Картье», – отвечал я, – проходил как-то по рю де ля Пэ [96] !
Я вернулся к моей подруге, которая была уже не одна: Ларенсе, прибывший в Канны тем же вечером, читал, усевшись на моём месте!
– Я требую от вас великой жертвы.
– Какой же.
– Вы католик – перейдите в иудаизм [97] .
– Как, вы хотите, чтобы я отрёкся от веры моих предков?
– Именно, дружище: я этого и добиваюсь.
96
Улица в Париже между Вандомской площадью и Оперой, где сосредоточены ювелирные мастерские, роскошные магазины и отели класса люкс.
97
Намёк на обращение в католицизм франц. поэта и художника Макса Жакоба (1876–1944), еврея по рождению. Ср.: «Все евреи стали католиками, а католики – иудеями» (Ф. Пикабиа, «Пильау-Тибау», 1921).
Он пролистнул несколько страниц и продолжил:
Свадьба с крайней поспешностью была сыграна несколькими днями позже в Лондоне, и молодая женщина последовала за супругом в Голландию. Во время высадки, пока пара считала свои чемоданы, за спиной у них послышался сухой кашель. Мари охватило нехорошее предчувствие: обернувшись, она оказалась лицом к лицу с высоким смуглым мужчиной; его бегающие глазки искрились странным блеском. Она прижалась к Поль-Полю, позабыв в то мгновение всё то, что её в нём удручало, и мысленно держась лишь за то, что их связывало, но человек уже затерялся в толпе. Мари сказала себе, что, должно быть, обозналась, и к ней вернулись её былой апломб и дурное настроение.