Кареглазая моя
Шрифт:
Тревис, наверняка разбил столько сердец, что мое растопчет и не заметит.
– Это не для меня, – выпалила я.
– Вы замужем?
– Нет.
– Помолвлены?
– Нет.
– Живете с кем-нибудь?
Я отрицательно помотала головой.
Джо несколько секунд молчал, таращась на меня, словно я представляла собой некую
загадку, которую ему хотелось раскусить.
– Увидимся, – в итоге пообещал он. – И кстати… Я тут собираюсь поразмыслить, как
вытянуть из вас «да».
Глава 2
Перевод - Karmenn
Редактирование - Sig ra Elena
Оформление –
Чувствуя себя какой-то ошеломленной после знакомства с Джо Тревисом, я вошла в
главный дом и нашла сестру в кабинете. София у нас темноволосая красотка с зеленовато-
карими глазами. Фигура у нее пышная, как у меня, однако одевается София со вкусом, беззастенчиво выставляя напоказ свои формы, прозванные в народе «песочные часы».
– Голубиный заводчик только что ответил, – победоносно сообщила сестра. – Птицы
будут. – Она бросила на меня озабоченный взгляд: – У тебя лицо красное. Что,
обезвоживание? – И вручила мне бутылку воды: – На-ка.
– Я только что кое-кого встретила, – призналась я, сделав несколько глотков.
– Кого? Что произошло?
Мы с Софией сестры лишь по отцу и росли порознь. Она жила со своей матерью в Сан-
Антонио, а я с моей в Далласе. Хоть я и знала о существовании Софии, но повстречалась с
ней, когда мы уже выросли. На фамильном древе Кросслинов веточек с лихвой, спасибо
пяти неудачным бракам нашего папочки Эли и плодам его романов.
Эли, красивый золотоволосый мужчина с ослепительной улыбкой, с маниакальной
настойчивостью всю жизнь гонялся за юбками. Он обожал испытывать эмоциональный и
сексуальный подъем, пока длилось завоевание. Однако потом, как утихнет восторг, жить
день за днём с одной женщиной оказывался не в состоянии. По этой же причине отец
никогда не задерживался ни на одной работе больше чем на год-два.
Кроме нас с Софией существовали еще дети, единокровные и сводные братья и сестры.
Всех нас одного за другим Эли бросил. После случайных звонков или визитов он исчезал
надолго, иной раз на пару лет. А потом вдруг появлялся на короткое время,
притягательный и волнующий, полный интересных историй и обещаний, которым, как я
уже знала, верить нельзя.
Впервые я встретила Софию, когда Эли хватил удар, что было неожиданно для мужчины
его возраста и хорошего физического здоровья. Я прилетела из Нью-Йорка и нашла в
палате отца незнакомую молодую женщину. Не успела она представиться, а я уже знала, что имею дело с одной из дочерей Эли. Несмотря на темные волосы и сияющую кожу
цвета янтаря, полученные от матери, имеющей испанские корни, в тонких скульптурных
чертах женщины безошибочно угадывалось наследие нашего отца.
Она улыбнулась мне настороженно, но дружески.
– Я София.
– Эйвери.
Я неловко протянула в знак приветствия руку, но София в ответ подошла и обняла меня,
ия с глубоким волнением, чего никак не ожидала, поймала себя на мысли, что она моя
сестра. Потом посмотрела на лежавшего на больничной койке Эли, подключенного к
аппаратам, и не смогла заставить себя отстраниться. Так уютно себя чувствуешь с Софией, которая никогда первой не разожмет объятия.
Из всего обширного собрания отпрысков Эли и его бывших только мы с Софией
появились в больнице. Никого из них я не осуждала. И даже не была уверена, почему я
сама очутилась там. Эли никогда не читал мне сказок на ночь и не лечил ободранные
коленки, в общем, не делал ничего, что положено отцам. При его поглощенности
собственной личностью, времени для детей у него не оставалось. К тому же боль и гнев
покинутых им женщин затрудняли общение с детьми, даже если бы ему и хотелось.
Обычный метод Эли закончить отношения – завести интрижку на стороне и обманывать,
пока его не поймают на горячем и не выбросят вон. Моя мать так никогда ему этого и не
простила.
Однако мама наступала все на те же грабли, связываясь с обманщиками, лжецами,
лодырями, у которых на лбу было написано, кто они такие. В суматохе романов она успела
выйти замуж и развестись не единожды. Любовь принесла ей столь мало счастья, что
удивительно, зачем мама еще продолжала упорно ее искать.
В воображении мамы вина целиком лежала на моем отце, мужчине, который толкнул ее на
путь, обреченный на провал. Когда я стала старше, то не раз размышляла, не крылся ли
корень ненависти мамы к Эли в том, что они были очень похожи. Я находила немалую
иронию в том, что она работала временной секретаршей, кочуя из офиса в офис, от одного
босса к другому. Когда же ей в какой-то компании предложили постоянную работу, она
отказалась. Заявила, мол, слишком муторно делать одно и то же каждый день, видеть одни
и те же лица. В то время мне было шестнадцать, и я страдала многословием, поэтому не
смогла удержаться и не указать, что при таком отношении она бы никоим образом не
осталась женой Эли. Это спровоцировало ссору, в результате которой меня чуть не
вышвырнули из дома. По тому, как взъярилась мама, я поняла, что права.
Из своих жизненных наблюдений я вынесла, что чем ярче пылает любовь, тем быстрее
сгорает. Она не может выжить, когда кончается новизна, спадает эмоциональное
возбуждение и приходит время разбирать на пары носки из сушки или пылесосить диван
от собачьей шерсти, или выносить мусор. Я не хотела иметь ничего общего с такой
любовью: не видела в том смысла. Подобно действию губительного наркотика, взлет не
тянется чересчур долго, а падение оставляет после себя пустоту и жажду большего.
Что касается моего отца, то все женщины, которых он предположительно любил, включая