Карельский блицкриг

Только срочное вступление в сражение танкового батальона и двух артиллерийских дивизионов позволило остановить продвижение солдат полковника Талвела. Понеся существенные потери в ожесточенном бою с русскими, финские войска остановились, и война приняла позиционный характер.

Обрадованный успешными действиями полковника, Маннергейм произвел его в генералы и отправил к нему свору газетчиков, которые были должны рассказать финнам об их 'Муции Сцеволе'. Вслед за ними для работы с пленными в Карелию поехал Борис Бажанов вместе с представителями РОВС.

Москва также отреагировала на события в Карелии. Действия 8-й армии были признаны неудачными и для исправления ошибок, в неё был отправлен командарм Штерн.

Желая оправдать оказанное ему доверие партией и правительством, герой Хасана, обрушил жестокие репрессии на голову командного состава.

Вместе с командующим армией, своих постов лишились комкоры, комдивы и некоторые командиры полков. Полковник Туровцев был объявлен главным виновником случившейся трагедии, был отдан под трибунал и после короткого заседания трибунала ему вынесли приговор.

Вслед за ним репрессиям были подвергнуты и представители рядового состава. Скорость, с которой рассматривались дела об отступлении, в результате которого были утрачено как тяжелое, так и легкое вооружение, приводила к тому, что возникали перекосы. Судей по большому делу интересовало не поиски истины, а тот факт, сумеет ли оправдаться человек от предъявленного ему обвинения.

Карающий меч пролетарского правосудия был беспощаден, но он не коснулся батальона майора Луники. Об его удачных действиях было написано в армейской газете, а сам майор был представлен к правительственной награде.

Глава. XI. Новогодние подарки.

Холодно и зябко было старшему лейтенанту Любавину, что вот уже сорок минут пытался поймать на попутку, идущую в сторону фронта. В конце декабря мороз уже стал набирать свою природную силу, чтобы к началу января 'ударить из всех стволов'.

Причина, по которой Василий Алексеевич оказался на обочине тыловой дороге, заключалась в его не желании лежать на больничной койке, когда он 'почти здоров'. В ушах уже не звенело, голова почти не кружилась и Любавин начал активно наседать на докторов, лечивших его.

Несколько дней он доказывал врачам, что не может советский командир сидеть, сложив руки, и мирно есть кашку, когда его полк воюет с врагом. Делал он это весьма настойчиво, умело проводя политику 'кнута и пряника'. Убеждал докторов, что у него ничего не болит и он полностью здоров, и одновременно намекая, что в случае отказа самовольно покинет госпиталь. Выбранная Любавиным тактика привела к тому, что через два дня он добился своего.

Мужественно выслушав наставление старенького доктора относительно безрассудного отношения к своему здоровью, он покинул фронтовой госпиталь, намериваясь как можно быстрее попасть в Каменск, где находился пункт формирования. В новеньком командирском полушубке он надеялся, что легко сможет осуществить свой замысел, но не тут-то было. Идущие в сторону фронта машины либо проходили мимо, либо ехали в другом направлении.

Холод уже начал пробирать Любавина, но увидев на дороге командирскую эмку, он не стал поднимать руку. Этот вид транспорта был совсем не для его лейтенантских кубарей, однако к удивлению автомобиль не только остановился, но сидевший за рулем шофер, требовательно посигналил Любавину призывая того подойти к машине.

Не столько обрадованный, сколько озабоченный подобным поворотом дела, помня бессмертные строки Грибоедова, про печаль и начальственную любовь, Любавин осторожно направил свои стопы к автомобилю, но опасения оказались напрасными.

К его удивлению, в эмке находился комдив Рокоссовский, с которым судьба, так неожиданно свела его во время польского похода.

– А я смотрю, знакомая каланча стоит, голосует за развитие советского автотранспорта вот и приказал остановиться. Куда путь держим?
– улыбнулся удивленному командиру комдив и крепко пожал тому руку.

– В Каменск, из госпиталя, для получения назначения, товарищ комдив - Любавин полез за документами, но Рокоссовский только махнул рукой.
– Садитесь. Я как раз в Каменск еду и тоже за назначением.

Отказываться от столь королевского подарка было верхом глупости, и осторожно запихнув свои длинные конечности в машину, Любавин сел позади комдива, рядом с адъютантом.

– Из госпиталя, после контузии?
– спросил Рокоссовский у попутчика, в голосе которого был слышан интерес, а не простое любопытство.

– Так точно, товарищ комдив. Две недели назад на плацдарме за рекой Быстрой контузило, но не сильно.

– Вижу, что не сильно - усмехнулся комдив и сразу забросал Любавина вопросами.

– Значит, ты уже финнов в деле видел. Скажи, почему не удалось прорвать их оборонительную линию? Слишком крепка, оказалась оборона противника? Сил не хватило или наши войска оказались слабее их?

– Нет, не слабее!
– энергично запротестовал Любавин.
– Если бы все наши силы были собраны в единый кулак и вводились в бой не по частям, а единым целым мы бы их первую линию обороны прорвали с ходу.

– Значит, только одно это помешало?

– Не только это, товарищ комдив - честно признался Любавин.
– Не было у нас опыта по прорыву эшелонированной обороны противника.

– Это понятно, но что было сделано не так с твоей точки зрения как командира взвода?
– допытывался Рокоссовский.

– Командира роты - с гордостью поправил его собеседник, а затем, насупившись, стал излагать свои тезисы.

– Разведка была поставлена из рук вон плохо. Когда шли в наступление ничего не знали. Есть у финнов минные поля или нет? Есть доты и если есть, то где находятся и какой у них сектор огня? Все это выяснялось только по ходу боя, и мы несли неоправданные потери.

Любавин замолчал, воочию увидев свой последний бой, но комдив не позволил ему заниматься душевными воспоминаниями.

– С разведкой ясно. Поэтому артиллеристы огневые точки не подавили - наполовину утверждая, наполовину спрашивая, сказал комдив, но Любавин с ним не огласился.

– Да они вообще мало били, эти артиллеристы. Против таких дотов нужно целый день стрелять, а не полтора час! От их огня только колючую проволоку местами побило, а доты целехонькие остались.

– А танки? Ведь они могли своими пушками подавить пулеметные гнезда противника.