Карфаген должен быть разрушен

Такова была масштабность приобретений, что один римский полководец Маний Курий Дентат восторженно произнес ставшую знаменитой фразу: еще неизвестно, что для Рима было важнее — приращение территории или населения. По некоторым оценкам, в начале III века Рим имел в своем распоряжении 14 000 квадратных километров земель, в два с половиной раза больше, чем полстолетия назад. Римские владения простирались через всю Центральную Италию, а десятилетия побед и завоеваний принесли городу несметные богатства. Зафиксирован такой факт: во время триумфов в 293 году в связи с окончательной победой над самнитами один консул привез 830 килограммов серебра и 1 150 000 килограммов бронзы.

Поразительны не только масштабы экспансии. Пожалуй, самой характерной особенностью римской стратегии завоеваний были не военные триумфы, а то, что они перемежались сокрушительными поражениями. Рим этой эпохи обычно представляется чрезвычайно агрессивным и алчным, однако именно такие качества и требовались для того, чтобы не столько благоденствовать, сколько сохранять жизнеспособность в тогдашней Италии^{560}. Как верно заметил историк Артур Экштейн: «Рим, добиваясь влияния, признания и обеспечения собственной безопасности сначала в Лации, затем в Центральной Италии и потом в Западном Средиземноморье, должен был вести тяжелую и изнурительную борьбу с грозными и воинственными соперниками»^{561}.

Рим быстро обрел уникальную способность нейтрализовать потери и поражения. Римляне отвечали на поражения не предложениями мира или перемирия, а формированием новых армий для того, чтобы вернуть утраты. Зачастую именно благодаря необычайному упорству они рано или поздно и добивались побед. Рим создавал серьезную проблему своим противникам тем, что в этом государстве не имелось монопольной политической силы, индивидуальной или коллективной, с которой можно было бы договариваться о долговременном и стабильном мире. Все традиционные сенаторские должности полагалось занимать не более одного года, а продление сроков службы запрещалось. Крайне редко случалось, чтобы римлянин повторно становился консулом. Конкуренция в высших эшелонах власти была настолько жесткой, а сроки пребывания в должности — столь короткие, что ни один римский полководец, терпя поражение, не осмелился бы вступить в мирные переговоры и подвергнуть себя нареканиям и взысканиям.

Однако военные триумфы лишь отчасти определяли успешность территориальной экспансии Рима. Обращает на себя внимание необычайная эффективность, с которой римляне утверждались на приобретенных землях. Этому способствовали многие факторы. Во-первых, они всегда начинали с создания инфраструктуры, связывавшей новые территории с Римом. За очень короткое время появлялась сеть дорог, соединявших город со всеми важнейшими поселениями региона, старыми и новыми. Поощрялась активная миграция людей: колонисты из Рима отправлялись основывать новые поселения, а коренные жители латины переселялись на завоеванные земли^{562}. Риму удавалось быстро и эффективно интегрировать коренных обитателей приобретенных земель в свою государственную систему. Принадлежность к государству определялась новым гражданским статусом, а не этническими или географическими критериями. Это позволило Риму обеспечить себя неисчерпаемыми человеческими ресурсами для войн и обходиться без наемников в отличие от большинства государств Средиземноморья^{563}.

Завоеванные территории описывались исключительно в римской терминологии, божественные знамения и символы, присущие этим землям, фиксировались и приспосабливались к римским ритуалам. Города Лация не лишались прежних прав, но они обязывались поставлять Риму войска, как только в них появится необходимость. Сохранялась и национальная идентичность латинов, однако их права, обязанности и привилегии определялись римскими законами. Именно таким образом Рим утверждал свое господство и владение землями. Италия не должна стать конгломератом завоеванных территорий, откуда придется все-таки уйти^{564}. Это римская земля, и ее надо защищать так же, как если бы она находилась в городской черте.

Аналогичные процессы происходили и в сфере религии. Латинские религиозные ритуалы не возбранялись, но они совершались под строгим надзором римлян и так, чтобы во всем главенствовали интересы Рима. Можно привести в качестве примера обычай evocatio — «заманивания» божества неприятеля в Рим, где ему обещались более высокие почести. Впервые этот прием применил римский полководец в 396 году во время осады этрусского города Вейи, где главным божеством считалась Уни/Юнона. После падения города культ Юноны был перенесен в Рим, и там она стала царицей римского пантеона богов. Эта трансформация вроде бы напоминает религиозный синкретизм в Центральной Италии архаического периода, но она была отклонением от общей тенденции. Чужеземные боги инкорпорировались в религиозную практику обычно на римских условиях.

Карфагеняне в Риме

Теперь, когда Рим превратился во влиятельную региональную державу, и Карфаген должен был позаботиться об укреплении дипломатических отношений между двумя городами-государствами. В 351 году в Рим приехало карфагенское посольство с дорогим подарком по случаю победы над самнитами — массивной золотой короной весом одиннадцать килограммов. Римляне были столь польщены вниманием наиболее могущественного государства в Западном Средиземноморье, что поместили дар в самом главном святилище — храме Юпитера Капитолийского^{565}.

В 348 году появился новый двухсторонний договор — более детализированный и расширенный вариант первого соглашения (в сферу карфагенского влияния была включена Испания). У Карфагена имелись веские причины для поддержания дружественных отношений с Римом. По условиям договора римским и карфагенским купцам предоставлялись те же права и привилегии, какими пользовались граждане городов, куда они приезжали, а у нас есть все основания полагать, что пунический торговый люд обитал и в Риме, и в других поселениях Лация^{566}. Копии и этого, и предыдущего договора хранились в казначействе эдилов, сенаторских чиновников, надзиравших в том числе и за коммерческими рынками Рима. Данный факт свидетельствует и об активном товарообмене. В нем, вероятно, участвовали такие продукты, как рыбные изделия, соль, сардинские руна, африканский чеснок, миндаль, гранаты^{567}.

Можно найти и другие свидетельства пребывания карфагенян в Риме. Римский писатель I века нашей эры Варрон упоминает местечко в Риме на Эсквилинском холме, называвшееся Vicus Africus — Африканский квартал. Он связывает происхождение этого названия с проживавшими здесь в свое время заложниками, плененными в ходе Пунических войн^{568}. Последние исследования показали, что Африканский квартал появился задолго до военных конфликтом между Римом и Карфагеном^{569}.

Примечательно в этом отношении и упоминание в исторической литературе странного монумента — Columna Lactaria, «колонны молочниц» [211] , когда-то стоявшей на Овощном рынке в Риме — Forum Holitorum. Возможно, в действительности это был священный бетиль, которому поклонялись пунические обитатели города ^{570} . Варрон описывает этот рынок как «старый macellum, где для еды покупали овощи», полагая, что macellum — это греческое слово ^{571} . В действительности же macellum — семитское обозначение рынка, широко использовавшееся в пуническом мире. Оно ассоциируется с целым рядом городищ в Лации, а это может указывать на существование в них пунических коммерческих анклавов ^{572} . Кроме того, имеются доказательства пребывания пунийцев в Ардее: здесь при раскопках храма Геркулеса найден клад вотивных предметов — пуническая керамика и пунические письмена ^{573}

211

По преданию, к этой колонне приносили младенцев в надежде на то, что их накормят молоком или заберут.

Карфаген торговал и с Бруттием (современная Калабрия) на южной оконечности Италии. Недавние археологические исследования транспортных амфор, найденных в Карфагене, подтвердили, что в IV веке карфагеняне завозили товаров и различных материалов из Бруттия даже больше, чем из Сардинии^{574}. Деловые связи с этим регионом были настолько прочные, что карфагеняне направили своих солдат помогать жителям Гиппония заново основать город после того, как их оттуда изгнал Дионисий, тиран Сиракуз^{575}. Кампания тоже сотрудничала с Карфагеном: ее наемники сражались в карфагенских армиях на Сицилии^{576}. Новый договор с Римом отражал возрастающее влияние города в тирренском регионе и повышенную заинтересованность Карфагена в своем присутствии на полуострове.