Карл Маркс: Мировой дух
Шрифт:
В тот же момент, в Париже, 28 января 1848 года, депутат-либерал Алексис де Токвиль возвестил с трибуны Национального собрания о неизбежности революции, которой он опасался. По его словам, она произойдет от изношенности режима, от консерватизма власть предержащих, от гнева сторонников всеобщего голосования, от нищеты народа и от возвращения идеи о революции в рабочие круги.
Эта революция, в самом деле, разразилась несколько дней спустя, когда текст «Манифеста» брошюровали в Лондоне: он был напечатан на немецком в типографии Бургарда готическим шрифтом, закупленным в Германии. Брошюра вышла без имени автора, под знаменем Союза коммунистов. Одновременно в Америке 2 февраля 1848 года был подписан договор в Гуадалупе-Идальго, согласно которому Мексика передавала США Техас (где находился Эдгар, брат Женни), Калифорнию и некоторые другие территории.
Десятого февраля 1848 года в Брюсселе Маркс наконец получил от матери часть отцовского наследства — немалую сумму в 6 тысяч франков золотом (1700 талеров). Заинтригованная размерами этой суммы бельгийская полиция запросила у трирских
В Париже 12 февраля Гизо и парламентское большинство отклонили скромную поправку, призывающую правительство начать «мудрые и умеренные» реформы. 14 февраля Гизо запретил проведение республиканских банкетов, потом поставил войска под ружье и приказал парижской Национальной гвардии подавлять беспорядки, что та делать отказалась. Студенты и рабочие («низовая бесконечность», о которой говорил Гюго, и «тупая масса», выражаясь словами Тьера) восстали вместе. К вечеру 23 февраля Национальная гвардия перешла в лагерь повстанцев, которые захватили ратушу и дворец Тюильри. Шестнадцать человек пали от армейских пуль. Луи Филиппу пришлось отречься от престола. Было сформировано временное республиканское правительство; в него вошли Фердинанд Флокон, главный редактор либеральной газеты «Реформа», и два социал-демократа — Луи Блан и «рабочий» Альбер, которого молва представляла руководителем тайного общества. Новое правительство провозгласило Вторую республику, установило право на труд и отменило смертную казнь для «политических».
Двадцать шестого февраля произошло событие, которого Маркс ждал два года: в Лондоне по предложению Энгельса руководители Союза коммунистов, делая ставку на то, что восстание захватит Бельгию, решили перенести центральное руководство союза из Лондона в Брюссель, что должно было вручить Марксу ключи от организации. Кстати, его немедленно избрали председателем нового управляющего комитета союза, состоящего в основном из его друзей — Фридриха Энгельса, Вильгельма Вольфа, Генриха Бауэра, Иосифа Моля и Карла Валлау; секретарем был Карл Шаппер. Встревоженное тем, что движение, состоящее из прусских эмигрантов, придвинуло свою штаб-квартиру к границам Пруссии, берлинское правительство потребовало у бельгийских властей выслать из страны этих подстрекателей.
В Париже 2 марта правительство ограничило продолжительность рабочего дня десятью часами, провозгласило всеобщее избирательное право, полную свободу печати и собраний. Чтобы осуществить недавно провозглашенное право на труд и обеспечить работой всех, кто желает трудиться, создали национальные мастерские.
Третьего марта король бельгийцев Леопольд III, встревоженный таким брожением и уступая нажиму со стороны Пруссии, решил изгнать из королевства немецких беженцев, нарушивших свое обещание соблюдать нейтралитет. Маркса арестовали и выслали из Бельгии. Энгельс, который также был выслан, рассказывает об этом в своем уже ставшем шаблонным стиле: «Бельгийские власти ополчились на самых революционных деятелей Ассоциации и, как и следовало ожидать, бельгийские мелкобуржуазные демократы не сумели встать во главе бельгийских масс. При таких условиях деятельность Демократической ассоциации постепенно затухала и полностью прекратилась уже в 1849 году».
В тот же день журналист Фердинанд Флокон, член временного правительства Второй республики, снял запрет 1845 года на пребывание Маркса во Франции и пригласил коллегу снова приехать в Париж. Центральный комитет союза предоставил Марксу все полномочия, чтобы воссоздать союз в Париже. В Брюсселе он пробыл всего месяц…
Карл прибыл во французскую столицу 5 марта вместе с Женни, Хелен и тремя детьми. Путешествие было утомительным: в нескольких местах оказались сорваны рельсы. Марксов сопровождали Энгельс, Фрейлиграт и кое-кто еще. Бакунин тоже вернулся в Париж из Женевы, где находился в изгнании. Повсюду были признаки революции: наваленные баррикады, разграбленные лавки, разгромленные Пале-Рояль и Тюильри. Идеи бурлят и носятся в воздухе: в столице ежедневно выходит двести газет! Ламенне в «Ле пёпль конститюан» предложил создать общества взаимного страховання: «Чтобы новый освобожденный труд реально обеспечивал, нужно сделать его надежным, а это возможно благодаря объединению». Луи Блан предложил «уничтожить уродливое чудовище конкуренции» и дать повсеместное распространение «особым мастерским, доходы от которых пойдут на содержание стариков, больных, инвалидов и на смягчение кризисов». Прудон призывал открыть Народный банк без капитала и прибылей, пускающий в обращение бумаги, обеспеченные продуктом труда каждого члена общества, и предоставляющий деньги без процентов мелким собственникам и рабочим. Он также предложил создать Земельный банк — «орудие революции по отношению к долгам и ростовщичеству, чтобы позволить крестьянину избавиться от эксплуатации». Национализация стала одной из наиболее популярных тем. Кабе предложил ввести централизацию сырья и средств производства, распределять профессии по конкурсу, а заработную плату — по потребностям. Наследники Бабёфа — Лапоннере, Лаютьер, Пийо, Дезами — проповедовали «общность собственности, труда и образования».
В Париже царил беспорядок. Бакунин развернул бурную деятельность. По воспоминаниям, он «не покидал позиций монтаньяров; ночевал там, ел с ними и неустанно проповедовал им коммунизм и равную зарплату, уравниловку во имя равенства, освобождение всех рабов, отмену всех государств типа Австрии, перманентную революцию и беспощадную борьбу вплоть до истребления последнего врага».
Как только Маркс приехал в Париж в начале февраля 1848
года, к нему наведался американский журналист Чарльз Дана, корреспондент «Нью-Йорк дейли трибюн» [33] — тогда самой большой ежедневной газеты в мире, у которого была лучшая редакционная команда и который мог похвастаться высоким политическим и литературным уровнем. Дана хотел знать о намерениях Карла. Они понравились друг другу и решили встречаться почаще. Это было началом длительного сотрудничества.33
«Нью-Йоркская ежедневная трибуна» — американская газета, выходившая с 1841 по 1924 год. Основана известным журналистом Хорэсом Грили.
Карла интересовало, что происходит в Германии; он попытался организовать немецких рабочих, находившихся в Париже, и ввел их в союз, руководящий орган которого разместил у себя дома.
В Европе всё очень быстро менялось. Повсюду рабочие устраивали забастовки, требуя повышения зарплаты, крестьяне требовали прибавления земель и снижения налогов. 13 марта восстание разразилось в Вене. В Пруссии 17-го демонстрации шли одна за другой, в частности в Берлине. Целью демонстрантов было помешать проведению выборов, назначенных на следующий месяц, с очень высоким цензом участия. Отступив перед бунтом, Фридрих Вильгельм IV вывел из Берлина войска и согласился на создание ополчения. Многие немецкие государи последовали его примеру; в частности, либеральные министры пообещали свободу печати и собраний и высказались в пользу немецкого национального парламента. Во Франкфурте из революционных движений возник «парламент», которому либеральное большинство с трудом помешало преобразоваться в «постоянный революционный исполнительный комитет».
В Париже немецкие эмигранты приплясывали от нетерпения; многие стремились вернуться на родину, чтобы сражаться или заняться политикой. Поэт Георг Гервег, приютивший Марксов в Париже в конце 1843 года, образовал «Демократический легион» — своего рода интернациональную бригаду из почти 15 тысяч человек, которая 18 марта выступила в Германию. Карл относился к этому крайне негативно: он не верил, что общественное движение в Германии породит нечто большее, чем парламентская республика, ибо общественность еще не готова к коммунистической революции. Эту догадку подтверждали и эмиссары, которых он посылал узнать, насколько велик отклик на коммунистические тезисы у немецких рабочих: повсюду к коммунизму относились безразлично или с неприязнью. Так что нужно было сделать упор в большей степени на политическую пропаганду, и повременить с военными действиями. «Революция, — думал Карл, — слишком серьезное дело, чтобы ослаблять ее героико-романтическими поступками, играющими на руку врагу». Он делал все возможное, чтобы убедить Гервега не отправлять свой легион и помешать Энгельсу, обожавшему войну, к нему примкнуть.
Планы Гервега получили поддержку большинства во французском правительстве, которое согласилось профинансировать проект в равных долях с подпиской. Поскольку большинство немецких ремесленников, укрывшихся в Париже, в полной мере испытали на себе суровые последствия кризиса и были беспощадно вышвырнуты на улицу, профинансировать отъезд эмигрантов на завоевание своей родины было гораздо менее дорогостоящим решением, чем помочь им найти работу. На одном огромном митинге изгнанников Маркс взял слово. «Эта экспедиция, — сказал он, — позволит прусской армии раздавить революцию, а французским либеральным буржуа — задешево избавиться от большей части истинных революционеров. Это полная нелепость». Фридрих отказался от затеи, как и все коммунисты, однако легион выступил в поход. Его члены называли Маркса «трусом» и «предателем», пока не были остановлены и разбиты 10 апреля, как только пересекли границу великого герцогства Баденского. Гервегу удалось спастись.
Маркс в то время тоже уехал — в Кёльн вместе с Энгельсом и Фрейлигратом, но не сражаться, а вести агитацию в преддверии выборов, о которых в конце апреля было объявлено по всей Германии. Все трое поселились 11 апреля в Кёльне, которым тогда управлял Комитет общественного спасения, выдавший им вид на жительство. Карл встретился с очень популярным вождем местных «левых» Андреасом Готшальком. Они начали обсуждать, что следует предпринять для выборов. Маркс был за союз с буржуазией, хотя и думал, что он приведет лишь к установлению парламентской демократии. Готшальк же был против: его целью была отнюдь не демократия. В Германию прибыли первые экземпляры «Манифеста»; отрывки из него появились в газетах. Шла борьба за избирателей: Бакунин явился во Франкфурт, потом отправился в Кёльн, Берлин и Лейпциг; Маркс тоже объезжал города Рейнской провинции, чтобы мобилизовать своих сторонников.
В Дюссельдорфе он повстречал двадцатитрехлетнего юношу из знатной вроцлавской семьи — Фердинанда Лассаля, который предложил себя в помощь. У них было много общего: Лассаль — еврей, из буржуазной семьи; он воображал себя социалистом, философом и работал над… Гераклитом! Маркс объяснил ему, что немцы, в отличие от французов, революционны только на словах, в сфере чистой мысли. Поэтому они не смогли ниспровергнуть прусский аристократический режим, чтобы заменить его буржуазными демократическими институтами власти. «Да простит меня Готшальк, но чисто пролетарская революция в Пруссии не имеет ни малейшего исторического значения и ни малейшего шанса на успех», — объяснял Маркс. Потребность в историческом становлении не позволяет запросто проскакивать через исторические этапы. Так что лучше поддержать буржуазные требования, чтобы в конечном счете утвердиться в авангарде движения. Лассаль с ним согласился.