Карл Маркс. Любовь и Капитал. Биография личной жизни
Шрифт:
Маркс официально являлся всего лишь секретарем-корреспондентом от Германии, однако на самом деле безоговорочно признавался мозгом Интернационала, его сердцем и идейным вдохновителем. Он утихомиривал мелкие дрязги, действуя «из-за кулис», когда это было возможно, или ведя открытую полемику, когда дипломатические методы не помогали. Его политика была всегда направлена на то, чтобы сохранить целостность организации и дать ей выжить — даже если ради этого требовалось принести в жертву отдельных ее членов.
Явное доминирование Маркса в Интернационале его критики называли тиранией, а некоторые пытались создать оппозиционные ему фракции. Видные демократы — Виктор Гюго, Луи Блан, Джон Стюарт Милль и Джузеппе Гарибальди — в 1867 году создали Лигу мира и свободы. В эту буржуазную пацифистскую организацию входили представители благородных сословий и знати,
Однако Бакунин нашел Лигу слишком ручной и скучной, и потому присоединился к Интернационалу в Женеве с целью захватить эту организацию {4}. Как и Маркс, он, казалось, был не в состоянии оставаться рядовым членом группы, он должен был быть лидером, хотя и настаивал, что не хочет работать в ней. Таким образом, он делал вид, что лоялен, а на самом деле усиленно сколачивал тайную фракцию, чтобы вырвать контроль над Интернационалом из рук Маркса.
Это был приз, за который стоило побороться. Численность Интернационала выросла, благодаря нескольким успешно проведенным им забастовочным мероприятиям. Забастовки последовали за кризисом 1866 года, затронувшим железные дороги, фабрики и угольную промышленность — в самом центре промышленной Европы. Заработная плата была урезана, объем продукции сократился, сократился и рабочий день, оставив мужчин и женщин без заработка и поддержки {5}. В ответ на это Интернационал выделил помощь из забастовочных фондов, усилил пропаганду и, что еще более важно, организовал рабочих, чтобы они не допустили привлечения руководством предприятий дешевой рабочей силы из других стран — что могло сломать хребет забастовки. На самом деле Интернационал был достаточно ограничен в средствах (в 1869 году поступления в организацию составляли всего около 50 фунтов) {6}, а количество членов, способных координировать действия рабочих, было незначительным. Однако Маркс вполне заслуженно хвастался: одного упоминания, намека на участие I Интернационала в организации забастовки было достаточно, чтобы хозяева предприятий согласились сесть за стол переговоров {7}.
Правительства европейских стран терпели Интернационал в качестве рабочей организации до тех пор, пока он не продемонстрировал свои политические взгляды, осудив казнь фениев в Манчестере и собрав митинги в поддержку Ирландии — действия, вполне ожидаемо вызвавшие ярость английского правительства {8}. Когда парижское отделение Интернационала присоединилось к этим действиям, французские службы безопасности нагрянули на квартиры, в дома и офисы членов группы, немедленно найдя достаточно доказательств для заключения под стражу двух десятков человек — за принадлежность к тайной и нелегальной организации {9}. Маркс писал Энгельсу, что Наполеон не столько волнуется за поддержку Интернационалом ирландцев, сколько пытается оказать любезность Англии (или, как он красочно выразился, «подобострастно вылизать задницу английскому правительству» {10}). Тем не менее, французские события обострились летом 1868 года, когда на заседании французского отделения в Брюсселе — которое Маркс называл сборищем «сутенеров и отребья» — Наполеон был приговорен к смерти на импровизированном суде. От имени лондонского Совета Маркс публично осудил действия филиала, однако оскорбление не было забыто, и подозрения в отношении Интернационала росли {11}.
Это, разумеется, была та самая Франция, куда переехали Лаура и Поль. Осенью 1868 года они поселились в апартаментах на оживленной улице Сен-Жермен, всего в квартале от медицинской школы. Лафарг приехал в Париж с намерением сдать французские экзамены по медицине, однако казалось, что политика интересует его куда больше, чем учеба: он немедленно примкнул к местному отделению Интернационала и возобновил старые связи с бланкистами, с которыми познакомился еще два года назад. С момента возвращения Лафарга в Париж он находился под наблюдением полиции (полицейский агент оставил его описание: выглядит на 45 лет, старше своих 26, рост выше среднего, темнокожий, светло-каштановые волосы. Агент также отмечал, что Лафарг выглядел очень элегантно.) {12}
Французские чиновники от образования — возможно, по политическим причинам — не признавали английскую медицинскую
степень, полученную Лафаргом, и потребовали, чтобы он сдал 5 экзаменов, а не 2–3, как он ожидал, чтобы получить право на медицинскую практику во Франции {13}. Поскольку он хотел сдавать эти экзамены в Париже, ему требовалось разрешение министра образования, а также научного совета, поскольку ранее он был исключен из Парижского университета. Этот орган не собирался заседать до 14 декабря, так что у Лафарга было достаточно времени, чтобы окончательно утратить интерес к медицине и полностью погрузиться в дела Интернационала.В ноябре был выпущен из тюрьмы Лонге; он вернулся в свою квартиру в Латинском квартале и занялся, по свидетельству Лауры, курением и игрой в домино {15}. Лауру и Лафарга навещали старые друзья Маркса по 1848 году и нынешние, по Интернационалу — они поднимались по крутым ступенькам на пятый этаж дома Лафаргов, к дверям меблированной квартиры, горько жалуясь на тяжелый подъем {16}.
В конце декабря, слово в подтверждение окончательного разрыва Поля с медициной, Лафарги переехали подальше от медицинской школы, на Левый берег, в квартиру на рю де Шерше-Миди. Улица кипела истинно парижской жизнью (магазины ломились от хлеба, овощей и сыров; прачечные едко пахли отбеливателем, прачки болтали; дым сигар и аромат кофе вырывались из открытых дверей многочисленных кафе). Маленькую квартирку нельзя было назвать шикарной, но Лаура говорила, что она обставлена в ее любимом богемном стиле — и готовилась к мирной семейной жизни в ее стенах {17}. Посреди хлопот с переездом, однако, Лафарги совершили крайне неприятное открытие: за ними следят.
Пока они не знали, насколько велик интерес полиции, Лаура попросила Женнихен писать ей на имя «мадам Санти», родственницы Поля, помогавшей Лауре. Сама она, в свою очередь, подписывалась именем Ленхен {18}. Вскоре подозрения подтвердились и меры предосторожности оправдали себя. Марксу написал один из товарищей по Интернационалу: он рассказал, что был у Лафаргов, однако не видел Лауру. Маркс заподозрил, что с дочерью что-то неладное, и решил сам отправиться в Париж {19} (он не знал, что за пару недель до родов Лаура упала и потому все еще лежала в постели.) {20}
Маркса беспокоило то, что во Франции он был теперь еще более нежелательным гостем, поскольку его работа «Восемнадцатое брюмера Луи Бонапарта» — история заговора и переворота Наполеона III — вышла уже во втором издании; поэтому он предупредил Лафарга: «Не упоминайте в письмах о моем секретном плане!» {21} Однако через неделю в доме Лафаргов появился незнакомец, сообщивший, что если мсье Маркс уже приехал, то им надо поговорить. Маркс и Лафарги решили, что это полицейский агент, и что их почту регулярно вскрывают и досматривают {22}.
Маркс отменил поездку, однако его беспокойство насчет Лауры все росло, и он решил послать вместо себя в Париж Женнихен и Тусси {23}.
К февралю 1869 года Лафарги жили в Париже уже 4 месяца, однако Поль не делал никаких попыток сдать экзамены. В приступе великодушия академические чиновники все-таки разрешили ему сдать 2 экзамена для получения лицензии, но настояли, чтобы он сдавал их в Страсбурге {24}. Поль не испытывал ни малейшего желания готовиться к экзаменам и в Париже, а уж путешествие для этого практически в Германию свело последние шансы к нулю. Кроме того, он ввязался в новую авантюру, из-за которой не мог покидать столицу. Он и несколько его товарищей-бланкистов затеяли выпуск газеты «Ла Ренессанс» — «Возрождение». Однако у них не было ни 250 фунтов для вступительного взноса, необходимого для регистрации газеты, ни свободных средств. Пожалуй, все, что у них было — это энтузиазм и личная поддержка Бланки {25}. Лафарг пытался уговорить Маркса написать для газеты несколько статей или войти в состав редколлегии в качестве соиздателя {26}, но тесть отговорился тем, что у него нет на это времени, а кроме того, Маркс и Энгельс придерживались мнения, что Лафаргу стоит на время оставить политику, пока он не зарекомендовал себя как врач.
Маркс прежде всего думал о будущем Лауры и безопасности Поля — но не забывал и о Лафарге-старшем: никак нельзя было допустить, чтобы он поссорился со своим сыном. Маркс пишет Полю:
«Ваша газета наверняка вовлечет вас и ваших друзей в конфликты с правительством, и ваш отец, рано или поздно, свяжет мое имя, фигурирующее среди издателей, с тем, что это именно я склонил вас к занятиям политикой и помешал сделать необходимые шаги (которые я вам продолжаю настоятельно рекомендовать сделать) для сдачи экзаменов и получения лицензии врача». {27}