Карманный атлас женщин

Вместо фрака плащик, застегнутый до половины. Под горлышком кашне в клеточку незавязанное, небрежно наброшенное, аж развевается сзади, когда он к автобусу спешит. Его кашне сосборено складочками спереди, и эти-то складочки о пане Мариане, может, больше остального говорят. Ведь они как будто специально утюжком приглажены, одна рядышком с другой, узорчик к узорчику. Словно только что от Санта-Клауса в подарок получил и надел. И такой он каждый день, и в праздники и в будни, без разницы — в костел или в магазин собрался. Ухоженные руки с длинными пальцами то тут что поправят, то там пыль смахнут, и как-то так получалось, что везде они. Руки в постоянном движении, будто и не отдыхают вовсе.

Почему же эти чудесные руки не ласкают каждый вечер жену, не поправят своенравную прядку ее волос, не перелистают тетради детишек? А может, постойте, постойте, может, пан Мариан, ну, короче, сами знаете, как бы это сказать, голубоватый?

А-а-а, так ведь он гомик, точно, тетка он, а не хрен собачий!

Что вы, что вы, на пана Мариана такие жуткие подозрения бросать, ни стыда ни совести у этих сплетниц, делом бы каким приличным лучше занялись. А ну, вон отсюда, из подъезда, в свои норы возвращайтесь, к своим кастрюлям. Тоже мне деловые. Пан Мариан не какой-то там педик, просто он тонко чувствующий, просто несчастный мужчина. Мужчина!!

Спросите его приятелей, что с утра до вечера сидят в «Фантазии». Он к ним тоже иногда выпить чашечку кофе приходит, потому что он на пенсии и как таковой работы у него нет. Значит, есть время. Обычно в пять вечера входит мелкими шажками в кафе, садится за столик для некурящих и кладет на стул рядом свое кашне, кепочку и перчатки. И всегда именно в этой последовательности. И компашка, что пьет пиво, говорит тогда: о, уже пять, наш будильник пришел, хе-хе. Пан Мариан тогда подходит к барной стойке и элегантно так заказывает кофе:

— Пани Эля, как всегда, с пенкой. И, может… эх, гулять так гулять, еще какое-нибудь хорошенькое пирожнице к кофейку. Какое-нибудь эдакое, а вообще они свежие, эти пирожные, пани Эля?

— Пан Мариан, голубчик, да мы для вас буквально… так неужели я предложила бы вам несвежий продукт? Как только вы входите, мы сразу все самое свежее выставляем и даже лучшие чашки из-под стойки достаем, чтобы только… И мы бы… эх, да куда нам. Все тут знают, что вы — кондитер, что вы — мастер своего дела, как какой-нибудь Ведель или Бликле. [42] Да что я говорю, наверняка лучше. Они уже на массового потребителя работают, а вы как настоящий художник, у вас каждый эклерчик специально делается для конкретного человека. И с таким чувством, с таким, ну не знаю, я женщина простая и не умею словом описать, просто вы — маэстро! Если бы вы согласились для нашего заведения иногда что-нибудь испечь…

42

«Ведель», «Бликле» — знаменитые кондитерские фирмы.

Мужчина, которого так обожают женщины, наверняка гей. Это однозначно. Так все-таки, может, что-то такое за ним числится? Завсегдатаи-мужчины должны знать все, стоит их порасспросить: что там на самом деле с этим паном Марианом?

Мариан — мужик, и все тут. Правда, он всегда был не такой, как все, со своими тараканами. Оно конечно, бабы болтают, что он предпочитает мужчин, только кто этим мымрам поверит. Они и из папы римского готовы гомика сделать. Услышат звон, да не узнают, откуда он, втемяшут себе в голову неведомо что — вот и новость готова. А уж языками чешут, а спорят! Только кто их станет слушать. Лично у меня к Мариану нет претензий, он мне на прошлой неделе кран починил. В смысле, помог мне. Потому что я сам умею. По дому я все делаю сам: и столярка, и прочие работы. Но, блин, что-то там набилось в эту трубу гребаную, я и так и сяк, пораскрутил все. В конце концов думаю, надо позвать кого-нибудь, иначе зальет. Сразу позвонил Мариану, и, пожалста, такой любезный, сразу пришел, что-то там повертел-подкрутил — и порядок. Ни капельки не протекло, ни капельки. Сразу в трубе зажурчало, и тогда…

А пани Эля что скажет?

Значит, так, прежде всего я хотела сказать, что это личное дело каждого, спит он с женщиной или, извините, с мужчиной, и, по мне, так это никого не касается. Потому что какой он человек — хороший или плохой — ничего не имеет общего с его наклонностями. И мы, все как есть персонал «Фантазии», вместе взятые, все мы за пана Мариана и в огонь и в воду, потому что таких людей теперь больше не сыщешь, ни за что не сыщешь. Я очень извиняюсь, что так разволновалась, Кася, подай мне эти салфетки, что у мороженого… просто я так люблю пана Мариана… и чтобы так его обвинять, что он вроде как больной какой… У людей совсем совести нет. Он всегда на помощь придет, душевный такой.

На это откликнулся один из посетителей, сидевший у самого выхода.

Да кончайте вы, наконец, этот базар, хватит кости перемывать. Оставьте человека в покое, это что, следствие, что ли? Собой бы лучше занялись, а не лезли к людям с расспросами. Все, до свидания, сеанс закончен.

Хорошо сказал, нечего оговаривать человека, да и вообще непонятно, кому и зачем это нужно.

Возвращаясь из «Фантазии», пан Мариан заходил по дороге в гастроном. Брал йогурт ноль калорий и ржаной хлеб на ужин.

Нельзя допустить, чтобы брюшко выпирало, точно горб у верблюда. Следует позаботиться о себе, пока не поздно.

Склероз, ожирение, вредные привычки — вот худшие болезни цивилизации, потому что они, если можно так выразиться, по собственному желанию приобретаются, и человек вроде как и начитанный, и умный, а забивает организм токсинами, проще говоря, всяким мусором. Вот почему считается, что ты — то, чт о ты ешь, поэтому на тарелке все должно быть разложено как на полочке. Всего понемногу, скромно, без обжорства. А то за пять минут набросают в себя чего ни попадя, а потом целую ночь «скорые» только и возят на Банаха: инфаркт, давление, а все это из-за еды — слишком много, слишком жирно. Неумеренно.

Вот так-то. И пан Мариан на своей маленькой кухоньке отрезал два ломтика помидора, тоненький кусочек хлеба, и к этому масло лайт. И несколько ложечек йогурта с кусочками фруктов. Зеленый чай, но это уже после еды, для пищеварения. Обычно выпивал его под информационные программы телевидения. Три за раз, одну вслед за другой. Надо ведь быть в курсе, что творится в мире, каковы тенденции и проблемы. Потом, может, какой-нибудь интересный фильм, а если нечего смотреть, а только вой или дурацкие телетурниры, тогда радио. Лучше всего вторая программа с классической музыкой. Иногда и первая программа с дискуссиями или репортажами. Лампочка светила над головой, и пан Мариан приступал к работе. Доставал из мешочка челночок для фриволите, мулине, рамочные пяльцы или разноцветный бисер.

Как правило, он вышивал коврики на стену. То с каким-нибудь причудливым узором, то с поговоркой или мудростью. Предпочитал мягкие тона, серо-голубые, иногда пастельные. Сначала он вышивал рамку, чаще всего это был ажурный стиль, толедо, мережка или ришелье. Потом на заранее приготовленном наброске отмечал начало и конец высказывания. Вышивал его готическим или орнаментированным, украшенным вавилонами шрифтом. Все в зависимости от содержания фразы. Общие домашние мудрости, говорящие о жизни вообще или о чувствах, он вышивал как бы волнами накатывающихся друг на друга букв. Каждая точечка — произведение искусства, хвостики от «б» или «у» — словно лодочки, плывущие по ткани. Зато, если коврик должен был предостерегать или провозглашать непреложные истины, стиль был консервативным и жестким. Так вот, если «Возлюбите ближнего своего, как я возлюбил вас» писалось вавилонами, то «Чистота в доме — Бог в доме» — готикой.

Картинки, как правило, срисовывались со старых открыток или известных образцов. Пан Мариан мало что изменял, потому что, как сам признавался, не чувствовал тяги к приукрашиванию. Действительно, лица вышитых им женщин выходили напряженными, глазки маленькими, а волосы чересчур длинными, иногда залезавшими на вышитые изречения.

Что потом происходило с этими маленькими шедеврами? Он раздаривал их близким. В связи с отсутствием семьи как таковой пан Мариан создал себе свой личный список эрзац-родственников. Так, тетей у него числилась врач из поликлиники с улицы Скаржинского (для нее всегда были картинки на медицинские темы), бабушкой была Мария Вахельберская, соседка этажом выше, а двоюродной сестрой — некая дама, довольно часто встречавшаяся на прогулках в парке. Для нее у пана Мариана были коврики более высокохудожественные, с одним словом, например: «молитва», и руками, молитвенно сложенными и обвитыми четками. Разные были, настраивающие на размышления. Потому что дама с прогулок в парке когда-то изучала теологию и одно время преподавала катехизис.