Карнавал Хилл

Она вышла на свет единственной лампочки, свисавшей с потолка, и мои брови сошлись на переносице при виде морщинистой старухи, стоявшей там в белой блузке и темно-синей юбке. Ее волосы были совершенно седыми, а кожа почти такой же бледной, но я узнал ее. У нее были глаза давнего, потерянного друга, о котором я скорбел, стоя у могилы.

— Мисс Мейбл? — Я прохрипел в шоке, моргая своим работающим глазом, пытаясь прояснить это видение. Она жила в поместье Роузвудов давным-давно, когда я был ребенком. Я и другие выполняли для нее разную работу в поместье, в то время как она закрывала глаза на то, что мы пробирались на ее территорию и пользовались ее летним домиком. Именно она дала нам ключи от склепа Роузвудов. Она была единственным взрослым в нашей юности, кто проявил к нам настоящую доброту.

— Чейз Коэн, — произнесла она старым, хриплым голосом, ее руки дрожали, когда она подошла ближе и коснулась моей руки.

— Я думал, ты мертва, — прохрипел я, гадая, сдалось ли мое тело, и я был в середине перехода или что-то в этом роде, потому что это был серьезный удар по голове.

— Мой племянник всех одурачил, — с горечью сказала она, затем подошла к стулу и подтащила его поближе, чтобы я мог встать на него. Как только я это сделал, я снял руки с крюка и, вздохнув с облегчением, опустил их, поморщившись от боли, пронзившей все мое туловище.

Мейбл начала ворчать, хмуро оглядывая меня, пока развязывала мне руки, а я — лодыжки. — Этот парень Шон — злой человек.

Я сошел со стула и уставился на эту миниатюрную женщину, которая когда-то была так важна для меня. — Почему ты здесь? И сколько тебе лет? — В смятении спросил я.

— Мне сто шесть, — объявила она. — Смерть — мой хороший друг, мы с ним заключили сделку. — Она подмигнула, взяла меня за руку и жестом пригласила сесть. Я вроде как чувствовал, что должен предложить ей сесть, но она казалась крепко стоящей на ногах, а мне вертикальное положение причиняло мне всевозможные гребаные мучения, с тех пор как Шон на днях обжег мне подошвы ног зажигалкой.

— Мы можем выбраться отсюда? — Я посмотрел на открытую дверь с отголоском надежды в груди, но она уже качала головой.

— Дверь наверху подвальной лестницы всегда заперта на множество засовов и ключей, — вздохнула она, и этот маленький огонек надежды во мне погас так же быстро, как и вспыхнул.

Я опустился на стул, дыша сквозь боль, а она придвинулась ближе, чтобы убрать волосы с моего лица и осмотреть мой израненный правый глаз.

— Ох уж этот маленький засранец, — произнесла она срывающимся тоном, потрясая кулаком. — Ох я бы сама ему всыпала, если бы могла.

— Насколько все хреново? — Спросил я, не уверенный, хочу ли я знать и имеет ли это вообще значение.

— Это… однозначно очень хреново, мой дорогой, — сказала она, и я выдохнул от веселья, услышав, как эта хрупкая пожилая женщина так ругается.

— Как ты здесь оказалась, Мейбл? Я не понимаю.

Она взяла меня за руку, крепко сжав ее, и ощущение комфорта от этого жеста было таким сильным, что я вцепился в нее и не хотел отпускать. Она была хорошей частичкой моего прошлого, чем-то осязаемым прямо здесь, передо мной, и это помогло рассеять тьму в моем сознании и впустить немного света.

— Кайзер инсценировал мою смерть, чтобы наложить жадные лапы на свое наследство. Он заплатил какому-то изворотливому чиновнику, чтобы тот подделал свидетельство о смерти и похоронил пустой гроб, — отрезала она. — Этот маленький засранец запер меня здесь, в комнатах, примыкающих к этому помещению.

— Я в поместье Роузвудов? — Я ахнул, моя голова кружилась от всего, что это значило. Кайзер Роузвуд и Шон Маккензи, должно быть, были союзниками.

— Но он не смог заполучить все это, понимаешь? — сказала она с диким блеском в глазах. — Он не может забрать у меня мои бриллианты.

— Твои… бриллианты? — Спросил я, моя голова изо всех сил пыталась осознать происходящее. Я все еще был наполовину уверен, что брежу.

— Они спрятаны, — сказала она с усмешкой. — И я никогда не скажу им, где они, потому что это наследство не для него. На самом деле, ничего из этого не для него. — Она одарила меня кривой улыбкой, которая напомнила мне о дерзкой старухе, которую я знал много лет назад. Ее улыбка исчезла, и она погладила здоровую сторону моего лица своей иссохшей рукой, и ощущение этого доброго прикосновения так много значило для меня в тот момент. — Но он слишком труслив, чтобы убить меня, поэтому я полагаю, что однажды я умру с секретом, потому что никогда не выдам его таким, как он.

— Прости, — пробормотал я, опечаленный тем, что ее судьба оказалась такой жестокой в конце. Возможно, Сансет-Коув был проклят для людей, которые мечтали жить лучшей жизнью. Может быть, однажды мы все закончим тем, что будем истекать кровью в темноте.

— В этом нет необходимости, — твердо сказала она, и ее глаза наполнились слезами, когда она посмотрела на меня. — Бедный мальчик, в твоей душе такая боль, и что-то подсказывает мне, что это не из-за твоих ран.

Я подумал о Роуг, о моих последних мгновениях с ней и о словах, которые слетели с ее губ. — Я всегда чертовски любила тебя, и в этом проблема, не так ли?

Эти слова часто крутились у меня в голове и дразнили меня. Это была загадка, которую я не мог разгадать, потому что она не могла любить меня, это было невозможно, так зачем же она это сказала?

— Ты все еще видишься со своими друзьями? — С надеждой спросила она. — С Фоксом, Джонни Джеймсом, милой девушкой Роуг и Мавериком?

— Да, — тяжело сказал я. — Вроде того.

Она нахмурилась. — Что случилось?

— Многое, мисс Мейбл, — вздохнул я. — Они мне больше не друзья.

Ее тонкие седые брови сошлись на переносице. — Этого не может быть. Вы были неразлучны.

— Я все испортил, — пробормотал я. — И вот цена за это. — Я указал на свои раны. — Я заслуживаю их всех.

— Боже мой, — выругалась она. — Не говори так. Никто этого не заслуживает.

— Заслуживаю, — серьезно сказал я, чувствуя эти слова до глубины души.

— Ну, может, я и стара, но у меня все еще хороший слух, и мне давненько не рассказывали хороших историй. Ты расскажешь мне свою, Чейз? Дай пожилой леди пищу для размышлений здесь, внизу, в полумраке.

Я со стоном соскользнул со стула, ложась на бок на прохладный бетон и позволяя ему немного унять жжение на моей коже.

— Только если ты сядешь, — настаивал я, и она неуверенно опустилась на сиденье.

— Такой хороший мальчик, — сказала она, и эмоции сжали мне грудь изнутри.

— Я плохой мальчик, — сказал я ей, готовясь точно объяснить, почему. Все это, с того момента, как Роуг была вынуждена уехать из города, до той секунды, когда я втолкнул ее в сейф и украл самый горько-сладкий поцелуй в моей жизни. — Я Дьявол в этой истории. И к концу ее я тебе разонравлюсь.