Карта Шута
Шрифт:
– Хоть запишу о своих откровениях, а удержу их или нет – время покажет. Главное теперь – не потерять осознанность и быть Зрящим. Тогда из позиции Зрящего я буду центром сложения всех сил. Только в этом состоянии я способен управлять спектаклем и вносить в него коррективы. Из позиции Зрящего я максимально эффективен.
Опять извечный вопрос: А был ли Зар? – слабо засуетился ум.
– Да какое это имеет сейчас значение! Наблюдать за Наблюдателем! Я – сво – бо – ден-н-н!!!
«Декан» с пустыря
В духовных практиках нет да и не может быть конечного результата. Любая остановка лишь приведет к кристаллизации
Из дневника Дида
Всю ночь Никита крутил динамо-машину. Все сны выглядели однотипно: длинные коридоры и ощущение погони. Коридоры приводили в тупики, и требовалось возвращаться и вновь искать выход. Лабиринт казался ловушкой. Неведомая опасность буквально наступала на пятки и зависала на плечах. Требовалось бежать! Страшно было от того, что было непонятно, кто и что за ним гонится. Ледяной ужас сковывал по рукам и ногам. Требовалось заметать следы и уходить от погони. Ник был предельно собран. Опасность усиливалась из-за понимания, что на кон поставлена душа. Подобные сны повторялись довольно часто. Под утро Ник заснул более глубоким сном. Во сне он звонил и звонил в дверь. За дверью была тишина.
– Здесь живет Мойша Абрамович? – громко вопрошал он к оппоненту за дверью.
За дверью слышалось сопение.
– Здесь живёт Мойша Абрамович? – допытывался Ник.
За дверью притихли.
– Здесь живёт Мойша Абрамович? – прильнув к двери, шёпотом спросил он.
– А разве это жизнь? – также шёпотом ответили из-за двери.
Утром Ник пошел на пустырь выкапывать книги. Подозрительно оглядываясь по сторонам, ум искал смертельного врага, он так и ждал наказания. За что и почему – оставалось за кадром понимания. Привычка себя занижать и во всем винить с новой силой пробовала его на прочность. Она искала лазейку в его сознании. Ребенок и внутренний Родитель боролись за свои права. Родитель стремился защитить Ребенка и обезопасить запретами на жизнь, тогда как Ребенок требовал свободы. Побеждал по привычке Родитель. Ник шел шаркающей походкой, подволакивая ногу. Плечи сутулились. На ум приходило название фильма «Сбрось маму с поезда».
– Наблюдай сразу за двумя полюсами! – вспомнил он совет Зара. – Ты должен через Родителя и Ребенка доБиться здравого смысла, а не усиливать чувство вины.
Мифологизированный и одновременно демонизированный образ Зара так сросся с Ником, что тот уже не различал, где говорит Зар, где шизофрения, а где он сам. Ник сосредоточился на «хочу» и «нельзя». «Хочу» было н-определенным и бесцельным. Хочу, а вот чего хочу – не знаю. Тогда как «нельзя» было всеобъемлющим и касалось любого его желания.
– Вот тебе, бабушка, и Юрьев день! – ахнул Ник. – Мне же вообще ничего нельзя! И как я еще живу?
Он сосредоточился на «хочу» и «нельзя» одновременно. «Хочу» жило в поле ауры впереди и несколько слева от тела, на уровне сердечного центра, а «нельзя» – справа, над затылком. Ник сосредоточился сразу на двух полюсах силы. В теле появились ломота и ползающие фантомные боли. Продолжая удерживать оба полюса, Ник стал сводить их полем сознания в сердечный центр. Боли усилились. Спину между лопатками прошила стальная рапира. Ник споткнулся и застонал. В голове зашумело. Продолжая сводить оба центра в сердце, Ник старался не отвлекаться на сопротивления бессознательного. Наложив друг на друга оба центра, Родителя и Ребёнка, он силой воли удерживал их в сердце. Неожиданно в сердце забурлило, и грудной центр наполнился огненной энергией. На внутреннем экране зажглось яркое солнце. Ника накрыла эйфория радости
и благодати.– Я справился! – радовался он. – Я сам разгадал и развязал весь этот ребус ночной кармы! Моё «хочу» превратилось в «могу»!
На пустыре он остановился возле разрытой ямы. Книг не было. Недоуменно оглядываясь по сторонам, Ник задумался.
– Может, и книги я придумал? Может, это всё галлюцинации? Может, я сплю? Может, я сумасшедший? Ведь столько подтверждений, что это лишь декорации чужого спектакля! Да пусть даже и так, – решилон. – Жизнь удивительна и прекрасна сама по себе! Важно наслаждаться самой жизнью. И чем проще и естественнее она, тем более умиротвореня.
От его маяты не осталось и следа. Оглядываясь по сторонам, Ник увидел сидящего на лавочке бомжа. Собственно, его внимание привлекли книги, которые тот сосредоточенно просматривал. Ник обрадовался. Пропажа нашлась.
– Есть же вещественные доказательства, что я не сумасшедший! – эйфорией торжества вспыхнуло осознание.
Бомж был явно с чувством собственного достоинства. Он царственно восседал на скамейке, как декан философского факультета МГУ. Увидев, что Ник смотрит на книги, он демонстративно придвинул их к себе, показывая, что делиться добычей не намерен. Сломанные дужки очков, удерживаемые лейкопластырем, растрёпанные седые волосы и запущенная борода, бездонный взгляд ребенка и блаженная радость на лице, указывали на путь юродивого.
– Нашел ли ты радость в жизни?! – требовательно, заглядывая в глаза, спросил он Ника.
Ник остолбенел. Бомж смотрел в самую сакральную часть его души. Всё что хочешь, но подобного вопроса от бомжа он не ожидал. Это как дзэновский удар палкой по голове. Голова закружилась, ноги подломились и из глаз брызнули слёзы. Бомж казался ему величественной фигурой бога, сошедшего с Олимпа к злостным грешникам. Душа обнажилась до самого дна. Сил сдерживаться не осталось, и Ника прорвало. Он, дергаясь в конвульсиях, упал на колени и зарыдал.
– Нет! Нет! Нет! – выдирая волосы на голове, завывал Ник. – Я всё еще в поиске. Я еще не нашел ра-до-сть-ть… И-а-а-а-а-а! А-а-а!
– А твоя жизнь принесла другим людям радость?! – громовым голосом прямо из самых поджилок и кишок спросил бог.
Ник перестал рыдать и завис в полной прострации. Компьютер вырубило. Дзеновский удар раскачал и вскрыл все нарывы психики, тогда как второй, был вообще вне смыслов и логики. Это нечто иррациональное танком перепахивало подсознание. Оно скрутило тело чудовищной судорогой и болью, выключив все механизмы сопротивления происходящему. Изнутри нарастала вулканическая деятельность, грозя разнести всё вдребезги и – с другой стороны – освободить Ника от самого заклятого врага внутри его сознания. Проклятье забвением сползало свинцовыми плитами и термоядерными взрывами. Вдобавок ко всем злоключениям сильно кружилась голова, и его рвало.
Бомж восседал на троне. С присущим царским особам величием он бесстрастно наблюдал за корчащимся в чудовищных конвульсиях Ником. Внезапно весь апофеоз мистерии взорвался яркой вспышкой света и эйфории. Ник ползал в ногах у мессии и плакал от счастья! Огромная волна счастья! Океан счастья! Ник вскочил и помчался по пустырю кругами, как ранней весной молодой бычок, одуревший от кислорода.
– Вот оно-о-о! – Про-ще-ние! Прощение богом! Про-свет-ле-ни-е души!
Ника долго еще носила по пустырю волна переполняющей радости. Ему было абсолютно плевать, что о нем думают местные собаководы. Через час, умытый внутренней свежестью и радостью, Ник вернулся к мессии. Бомж жевал бутерброд. Наваждение сошло, и перед Ником сидел обычный, ничем не примечательный человек.