Картахена
Шрифт:
Одним словом, в тот день, на пожарище, я видела его, Садовника. Он соврал мне, когда сказал, что не бывал раньше в наших местах. Он шел из деревни в усадьбу с продуктами в бумажном пакете, и ему явно не пришлось пробираться через дыру в стене. Значит, он был гостем Стефании. Приехал к ней со своей подругой. Зачем же ему было это скрывать?
Человек, достойно гостивший в поместье еще при жизни старой хозяйки, приезжает снова и устраивается на сезонную работу как бродячий музыкант. Кому придет в голову вести себя так, если не лазутчику с вражеской стороны?
Каким могло быть имя ребенка, если мать у него была англичанка, а отец и вовсе знать его не хотел? Раз
Англичанка увезла младенца домой, он вырос в Ноттингеме и вернулся через много лет, может быть, в тот самый день, когда мы встретились в усадебном парке, или раньше. Мне было одиннадцать, а ему года двадцать два, наверное. Значит, его крестины состоялись в часовне примерно в семьдесят седьмом, во времена расцвета «Бриатико». Мои родители даже не были друг с другом знакомы, так давно это было. Отец привез маму в Траяно в восемьдесят первом, после неапольского землетрясения, они познакомились в палаточном лагере в Авеллино, где жили тогда люди, чьи дома были разрушены.
Зачем внуку Стефании скрывать свое имя? Затем, что он намерен получить часть своего наследства и не хочет, чтобы ему помешали. Садовник слишком хорош, чтобы работать пианистом в богадельне – он без труда нашел бы работу в городе. Значит, у него есть причина, чтобы жить здесь. Из любви к этому дому, где он родился? Нет, это романтично, а он не романтик, вся его меланхолия происходит от неприкаянности. Когда нужно, он мгновенно собирается в жесткую конструкцию и возводит вокруг себя неприступные железные леса. Вот как теперь со мной. Я ведь даже взгляда его поймать не могу.
Что до Ли Сопры, то он наверняка считал себя законным владельцем, лишенным наследства по жестокому недоразумению. Не думаю, что присутствие в доме вещи, в которую мать вложила деньги во времена Anni di Piombo, как другие вкладывали в золото или картины, могло быть для него секретом. С тех пор синяя марка наверняка поднялась в цене раза в полтора, а цена на землю упала, так что марка могла оказаться самой желанной частью наследства, что до самого «Бриатико», то он был отписан монастырю и потерян для обоих.
Гневный оклик инженера заставил меня открыть глаза и обернуться. Солнце выбралось из-за скалы и светило теперь прямо в лицо. На пляже почти никого не было, зато неподалеку от воды расположилось немецкое семейство с детьми. Похоже, я отсутствовала слишком долго, и, оставшись без присмотра, инженер заснул на полуденном зное. А теперь его разбудили визгливые голые дети, которым давно пора надевать на пляже трусы. Я вытащила из сумки бутылку со сладкой водой, дала пациенту напиться и предложила ему лосьон для загара. Потом расстелила свое полотенце и легла рядом, чтобы он успокоился.
Остается вопрос: как Садовник встретился здесь со своим отцом? У меня могли бы быть сомнения по этому поводу, не наблюдай я за ними с таким напряженным вниманием. Эти двое никогда не разговаривали на людях. Как два враждующих клана каморры, заключившие временный союз. Трудно поверить, что они могут быть родней. У них нет ни одной общей черты, кроме темной прохладной сухости, которая напоминает мне известковую пещеру на окраине деревни. В детстве
нас с братом заставляли ходить в эту пещеру, чтобы перевернуть круги зревшего там овечьего сыра, разложенные на белой холщовой подстилке. Дорога была длинной, и мы брали с собой хлеб, чтобы поджарить его над золой, и фляжку с маслом, чтобы полить его, посолив крупной солью.Надо будет разглядеть дырявую фотографию получше, когда вернусь в гостиницу. Вероятно, одна из двух девиц, скромно стоящих в часовне, и есть бывшая служанка Стефании. Хороша ли она была? Капитан всегда казался мне некрасивым, задолго до того, как я начала его подозревать. Бледное большеротое лицо лицедея, наглая повадка, близко посаженные глаза – во что, ради всего святого, влюбилась бестолковая англичанка?
FLAUTISTA_LIBICO
Этот парень как будто из стены вылупился. Не могу понять, как он прошел незамеченным по единственной тропинке, ведущей к павильону. Парковая стена сложена из светлого камня, и ночью на ней видна любая тень. Может, он спьяну продирался через заросли? Вид у него был потрепанный, но походка и стать молодая. Значит, не постоялец. Он шел прямо на меня, бормоча что-то про зажигалку, лампа выхватила его контур из темноты и пустила голубоватый блик по совершенно лысому черепу. Деревенщина, они все тут бреют головы наголо.
Мне пришлось быстро перепрыгнуть через перила, отойти и спрятаться в зарослях бузины. Парень ввалился в беседку, подошел к покойнику, наклонился и заорал ему прямо в ухо: «Дай мне прикурить, божий человек. Ты что же, напился как свинья? Я, брат, тоже сегодня пьян».
Не дождавшись ответа, он наклонился к лицу Аверичи и долго всматривался, наклоняя голову, как собака – влево и вправо. Потом он попытался поднять его, хотя это было непросто, дотащить до скамейки и посадить. Потом он провел пальцем по его шее, посмотрел на свои пальцы, охнул и отошел на два шага. Какое-то время он крутился по беседке, бормоча себе под нос, а потом подошел к трупу, склонился над ним и ловко обшарил карманы. Мелькнул бумажник, щелкнул браслет часов. Парень постоял еще немного, вслушиваясь (кряканье козодоя, механический треск цикад), потом окликнул кого-то, замахал руками, но ответа, вероятно, не получил. Похоже, это ему не понравилось, он направился к выходу, споткнулся на пороге беседки, выругался и исчез в темноте.
Тело Аверичи осталось лежать в позе задремавшего на жаре (рот открыт, голова закинута на спинку скамьи, руки безвольно лежат ладонями вверх). На лице у него заледенела улыбка, с которой он встретил меня минут двадцать тому назад. Теперь она казалась мне саркастической. И было отчего: сицилийская ошибка только что от меня ускользнула. Уехала в одну из прибрежных деревень (Аннунциату, Траяно или Вьетри). И теперь пропадет вместе с бумажником, который эта пьяная вороватая свинья выбросит в мусор, как только выгребет деньги. Мое наследство покажется ему не более ценным, чем апельсиновая корка или упаковка чипсов.
Дождь начался, когда до гостиницы мне оставалось метров триста. Да только толку-то теперь. А поначалу все шло хорошо, ни единой помарки. Каждой собаке в отеле было известно, что хозяин в ночь на воскресенье уедет играть в Сан-Венсан, выходные в отеле наводили на него тоску. Значит, суббота. Беспроигрышная ставка будет у него с собой, он с ней и так не расстается, а перед игрой уж тем более. Идеальное время для убийства. А на самом деле, хуже не придумаешь. Но это я сейчас понимаю, когда секретные репетиции в южном флигеле выплыли наружу.