Картина в тайнике
Шрифт:
Каноник поднял глаза к потолку и ответил:
– Разве гражданин инспектор не знает, что мы не берем в поликлинике бюллетеней?
– Но вас же навещал какой-нибудь врач?
– Обыкновенная простуда, - пожал плечами отец Юлиан.
– Зачем же беспокоить врача? Я лежал у сестры. Настя как раз уехала домой. Живет она за городом, в Подгайцах, - счел нужным объяснить.
– Так что мне и пришлось полежать у сестры.
– И она может это подтвердить?
– Разумеется.
– Ее адрес?
– Вот, будьте любезны, - сладко улыбнулся каноник, - тут рядом. Через два дома над оврагом.
–
– Ну, конечно. Прошу только немного подождать, пока оденусь.
Через несколько минут они вместе с каноником поднялись на третий этаж старого дома в конце Парковой улицы, упирающейся в Кайзервальд полупарк-полулес на холмах под Львовом. Сестра отца Юлиана была совсем не похожа на каноника. Сухая, сморщенная женщина лет шестидесяти, с недобрым, пронизывающим взглядом. Она примостилась на диване рядом со старушкой, значительно старше ее.
Козюренко сел на предложенный стул, откашлялся и начал грубовато:
– Находился ли в вашей квартире с восемнадцатого по двадцатое мая ваш брат Боринский Юлиан Евгенович?
Женщина с удивлением посмотрела на каноника. Козюренко уставился на него - не подаст ли какой-нибудь знак?
Но священник даже не смотрел на сестру.
– Да, - ответила та, - Юлиан хворал и три дня пролежал у нас. Вот в этой комнате, - показала она на дверь справа.
– Значит, вы утверждаете, что гражданин Боринский с восемнадцатого по двадцатое мая неотлучно находился в вашей квартире?
– переспросил Козюренко.
– Да.
– Кто еще может подтвердить это?
– Я, - кивнула старушка и чуть приподнялась с дивана.
– Хворали они и из комнаты не выходили.
– Кто вы такая?
– приготовился записывать Козюренко.
– Пелагея Степановна Бондарчук, - охотно пояснила старушка.
– Живу я здесь вместе с Катериной Евгеновной.
– Из села она, - вмешалась сестра каноника, - и прописана у меня.
Козюренко, предупредив женщин, что они будут нести ответственность за ложные показания, дал им расписаться под протоколом. Подумал: любопытное алиби. Но надо хотя бы ради формальности осмотреть автомобиль.
Спросил у каноника:
– Где ваш гараж?
– Тут, рядом, прошу, машина на месте.
– Пойдемте!
Неподалеку за домом тесно прижались друг к другу с полдесятка каменных гаражей. Автомобиль каноника стоял чистенький, поблескивая никелированными деталями.
Козюренко обошел вокруг "Москвича", зачем-то заглянул под кузов. Открыл дверцы, залез на переднее сиденье. Нажал на тормоз: берет хорошо. Внимательно осмотрел салон - чисто; видно, кто-то пылесосит попу машину. Заглянул под сиденье - какая-то скомканная бумажка застряла между полозьями, - посмотрел и положил в карман.
– Машина в порядке, - обтер руки платком.
– Можете запирать гараж, отче.
Каноник закрыл железную дверь. Искоса взглянул на Козюренко.
– А что это за авария, которую вы расследуете?
– спросил он.
– Если не секрет, конечно?
– Да не авария это...
– Козюренко махнул рукой с досады. Значительно серьезнее - убийство!
– Что?
– отец Юлиан повернулся всем туловищем.
– Какое убийство?
– Не волнуйтесь, отче, - сказал Козюренко.
– У
– А я и не волнуюсь.
– Каноник запер большой замок на двери гаража. Сбили кого-то машиной?
– полюбопытствовал он.
– Да нет, топором зарубили...
– Как - топором?
– Кожа на лбу у каноника покрылась морщинами.
– При чем тут автомобиль?
– Поблизости от дома убитого видели "Москвич". Как раз двухцветный, сине-белый. Вот мы и проверяем...
– Надеюсь, я не похож на убийцу, - улыбнулся отец Юлиан.
– Разумеется, - подтвердил Козюренко.
– Не так ли, сержант? обернулся он к Владову.
Тот смотрел широко открытыми глазами.
– Порядок...
– наконец выдавил он.
– И кого же убили?
– поинтересовался каноник.
– Да не во Львове... в райцентре - Желехове...
– Козюренко говорил небрежно, словно это дело надоело ему и вообще гроша ломаного не стоит. Какого-то заготовителя или вроде этого... Как его?
– спросил у Владова, не сводя глаз с каноника.
– Ага, вспомнил: Прусь Василь Корнеевич.
– Что?
– отец Юлиан выронил ключ.
– Как вы сказали?
– Прусь Василь Корнеевич... А вы знали его?
– Василь Корнеевич... Не может быть, - растерянно пробормотал отец Юлиан.
– Отвечайте, вы знали Пруся?
– схватил его за руку Козюренко.
– Да, конечно.
– Тогда...
– Козюренко поднял ключ.
– Придется вам, гражданин Боринский, поехать с нами в управление.
– Это какое-то недоразумение!
– запротестовал отец Юлиан.
– Дикое стечение обстоятельств.
– Там выяснят, - сурово произнес Козюренко.
– И прошу вас, гражданин, без эксцессов. Сержант, подгоните машину.
Они привезли каноника в городскую милицию и оставили под присмотром дежурного. Козюренко зашел в кабинет начальника, вызвал следователя. Они быстро договорились относительно процедуры допроса, и дежурный привел отца Юлиана.
Козюренко сел так, чтобы видеть лицо каноника. Откинулся на спинку стула и всей своей позой подчеркивал формальность этого допроса.
А следователь вел допрос по всем правилам: фамилия, имя, отчество, дата и место рождения и еще много подобных вопросов, предшествующих одному-двум основным, ради которых эта вся процедура фактически и ведется.
Каноник отвечал не спеша, обстоятельно и ясно, подчеркивал свое почтение к закону и в данном конкретном случае - к его конкретным представителям. Узнав основные вехи биографии отца Юлиана, следователь поинтересовался, где и при каких обстоятельствах каноник познакомился с Василем Корнеевичем Прусем. Тот ответил, что настоящий пастырь душ человеческих всегда находится в близких отношениях со своей паствой - вот он и знает не только Василя Корнеевича Пруся, а также его отца и мать, как и многих иных прихожан. Встречались ли они во время войны? Конечно, жить в одном селе и не встречаться! Правда, потом Прусь, - отец Юлиан намекнул, что не без его тайного благословения, - вступил в отряд народных мстителей, и до прихода Советской Армии в селе не появлялся. Сам отец Юлиан не смог установить контактов с партизанами. Но ведь, счел он нужным заметить, один воюет с оружием в руках, другой - словом...