Касатка и Кит
Шрифт:
– Опа! Поймал, кажется. Да, поймал. Тяну. Вытягиваю…
Латышев и впрямь почувствовал, что боль уходит. Он сидел и всячески пытался помочь "рыбаку" Шпильману, выталкивал из себя этот мерзкий бледно-сиреневый кусок пластилина.
– Все, - облегченно вздохнул Эдмонд Яковлевич и, выйдя из-за спины Латышева, встал перед ним. Латышев увидел, что лысина эскулапа блестит от пота. Шпильман промокнул ее платком, спросил:
– Ну, как? Легче стало?
– Ничего не понимаю. Голова пустая, словно с этим пластилином вы у меня все мозги вытянули.
– Мозги ваши в порядке. Сейчас вы должны
– Нет. Я лучше здесь. На диване.
– Можно и на диване… А мы пока с Евгением на вашей кухне покурим и кофейку попьем. У вас есть кофе?
– Да, конечно. Я сейчас…
– Нет, вы ложитесь. А мы с Евгением сами уж как-нибудь разберемся.
– Да. Женя знает, где у меня что…
Латышев лег и практически сразу уснул. Он спал без сновидений.
Собственно, даже не понял, что спал. Его не успели разбудить, он сам проснулся. И проснулся бодрым и свежим, словно всю ночь отдыхал. Но нет… Он взглянул на часы - спал он ровно двадцать минут.
Вошел Шпильман.
– Проснулись? Замечательно! Теперь снимите-ка свою рубашку и снова ложитесь на диван. Что, думали, небось, что я вас сейчас избавлю от своего общества? Ошиблись, милейший. Я вас еще минут двадцать поистязаю.
– Он раскрыл кейс и извлек из него круглую плоскую коробочку с иголками.
– Мне уже хорошо, - неуверенно запротестовал Латышев.
– Я только спазм снял. А сейчас лечить буду. Вернее, вы сами себя будете лечить…
Пошли в ход иголки. Через минуту Латышев был утыкан ими, как дикобраз. Иголки и в груди были, и в руках. Ну, и в голове, конечно.
Шпильман, положив коробочку из-под иголок на журнальный столик, сел рядом на диван. Он сидел молча и о чем-то думал.
– Доктор… Эдмонд Яковлевич, а что со мной было?
– спросил
Латышев.
– Давление подскочило?
– Давление? Да, давление… Что? Давление? Нет, голубчик, давление у вас в норме.
– Но ведь вы его не измеряли.
– Как это не измерял? А, - догадался Шпильман, - вы имеете в виду, что при замере давления я не пользовался тонометром? А мне он не нужен. Нет, уважаемый Никита Владимирович, давление тут ни при чем…
– А что же тогда?.. В чем причина такой сильной боли?
Шпильман повернулся к Латышеву и пристально посмотрел ему в глаза.
– У вас серьезные проблемы, Никита Владимирович, - сказал он, не отводя взгляда.
– Врать не буду. Очень, очень серьезные.
– Что-нибудь с сосудами?
– Вам надо сделать томограмму головного мозга. Не откладывая это в долгий ящик. Обязательно.
– Томограмму?..
– Да. Это совершенно безболезненная процедура…
– Док, ну что вы, в самом деле… Что я не знаю что такое компьютерная томография?
– Вот и чудно. Съездите в клинику, запишитесь… Тянуть с этим делом я вам не рекомендую… Знаете что, в клинике очередь… Там всегда очередь. Но у меня есть один приятель…
– А может, не все так страшно? Я чувствую себя великолепно…
– После того, как я снял спазм. Сколько у вас времени до следующего спазма, никто не знает.
– И вы не знаете?
– И я не знаю.
– А он будет? Спазм…
Шпильман
грустно кивнул.– Но вы же что-то… почувствовали?
– спросил Латышев.
–
Увидели?.. Что у меня, доктор?
– Я могу ошибаться… Короче, вам необходимо сделать томографию.
Сделаем так. Я договорюсь с приятелем и вам перезвоню. Мы с вами вместе съездим. А потом решим. Я посоветуюсь с коллегами, посмотрим томограмму, назначим лечение…
– А это?
– Латышев кивнул на свою грудь, утыканную иголками.
– В вашем случае иглоукалывание - что-то вроде приема витаминов.
Способствует…
– Но не лечит?
– Почему? Лечит. Но не так э-э-э… эффективно, как требуется.
– А что требуется? Может быть…, операция?
– спросил Латышев с опаской. Даже, пожалуй, со страхом.
– Повторяю: надо сделать томографию, надо провести комплексное обследование. Будет видно…
Когда Эдмонд Яковлевич Шпильман и Женька ушли, Латышев закурил.
Потом подошел к бару, открыл, плеснул себе виски. Заметил: руки дрожат.
Внутренняя часть дверки бара была зеркальной.
– Что, брат?
– спросил Никита у своего отражения, - что-то не так? Испугался операции? Или ты решил, что можешь сдохнуть? Тебе еще рано подыхать, ты еще не сделал главного… А, собственно, чего ты не сделал? А вообще, ты сделал что-нибудь стоящее? Книгу написал?..
Нет. Прочитал много книг, но чтобы написать… Таланта нет? Желания ни разу не возникло? Да просто писать тебе не о чем. Совершенно не о чем писать… Что еще там из древней мудрости? Дерево посадить требуется? Ты посадил хоть одно дерево, Кит? Нет, не посадил. Даже в школе, когда все пионеры как-то по весне сажали деревья, ты сачканул, вызвался навести порядок в зооуголке. Прибрался мал-мал, как попало, а потом насмешливо наблюдал из окна класса, как твои сверстники копают ямы и носятся по двору с чахлыми саженцами. А потом, во взрослой жизни? Только рубил деревья, аж щепки летели!..
Сына ты тоже не родил. У тебя и дочери нет. Что там дочь? У тебя даже собаки никогда не было. Не завел. Лишняя была бы, ненужная, просто мешала бы тебе… Может, ты дом построил? Да много ты домов построил. Вернее, принимал участие в строительстве… В строительстве чего? Зданий. А дом… Нет, брат, не построил ты дома.
Дом - это нечто другое. Ничего ты не построил… И что из всего этого следует? Что жизнь ты прожил пустую и никому не нужную.
Прожил, не оставив следа. Подохнешь ты, и никто о тебе не вспомнит… И по всему получается, что делать тебе здесь, дорогой
Кит, совершенно нечего. Ты ничего не сделал, и теперь уже не успеешь. Ни книгу написать, ни сына родить, ни дом построить.
Почему-то, сказав это, Латышев с грустью посмотрел на компьютер.
"А может, не все так страшно?
– подумалось вдруг.
– Что это я, в самом деле, помирать собрался? Мне еще как минимум… Нет, конечно, никто не знает каков мой минимум. Но… этот Шпильман не сказал ничего конкретного. Надо сделать томограмму, надо обследоваться.
Может, и впрямь ничего страшного? Голова-то не болит! Абсолютно! Да и чему там болеть?
– Кит подмигнул своему отражению и постучал себя по лбу, как это делал прапорщик Чубайло.
– Там же кость одна!"