Каспар, принц котов

Он некоторое время слушал эти выдумки, но быстро уставал от них, начинал громко урчать, закрывал глаза и засыпал. И вдруг, всего через несколько дней, он, к моему удивлению, вспрыгнул после еды ко мне на колени. Я решил, что наконец он начинает видеть во мне ровню, что он, должно быть, все-таки поверил моей истории и что теперь мы станем друзьями. И я погладил его.

Видно, я поторопился. Каспар вонзил когти мне в колено, просто чтобы напомнить, кто тут принц, потом спрыгнул на пол, пошел к окну и уселся на подоконнике, подчеркнуто не обращая на меня внимания, удовлетворенно помахивая хвостом и провожая глазами баржи на реке. Я подошел и встал рядом, пытаясь помириться с ним.

— А я-то тебя так люблю! — сказал я ему. Сказал в насмешку, но тут же понял, что так оно и есть.

Существо он был неблагодарное и высокомерное, и любить его было совершенно не за что. Но, несмотря на все это, я любил его и хотел, чтобы он тоже меня полюбил. Хотя, честно сказать, в определенные моменты аристократическая отчужденность Каспара доставляла мне большое удовольствие. Дважды в день, во время перерывов в работе, я выводил его на прогулку. Мы ходили в парк у реки, но, чтобы попасть в парк, мне надо было провести Каспара на поводке через весь холл, от лифта до дверей. Могу поклясться — Каспар прекрасно понимал, что все на него смотрят и все им восхищаются. Он умел держать фасон, ступал с гордостью и достоинством, как и подобает кошачьему принцу, и величаво помахивал хвостом. Как я им в эти минуты гордился! Мистер Фредди всякий раз приподнимал цилиндр, когда мы проходили мимо. Я знаю, это был отчасти насмешливый жест, но чувствовалось в нем и кое-что другое. Мистер Фредди всегда ценил настоящий класс, а уж этого у Каспара не отнимешь. На сей счет ни у кого не оставалось сомнений. Даже у собак в парке. Довольно было одного ледяного взгляда Каспара, чтобы любая возникшая было у них мысль хорошенько погонять этого кота увядала на корню. Поджав хвосты, они лаяли на нас, но только с безопасного расстояния. Каспар ясно давал понять, что попросту презирает их, и более не обращал на них никакого внимания.

Именно в парке на скамье весенним днем, месяца через полтора, я получил от Каспара первый знак настоящей привязанности. Он сидел на парковой скамейке рядом со мной, нежась на солнышке, и я, сам того не замечая, стал гладить его по голове. Он поднял на меня глаза, чтобы показать, что он не против, а потом улыбнулся, я уверяю вас — улыбнулся. Я почувствовал, как его голова ткнулась мне в ладонь и урчание отдается во всем его теле. Хвост подрагивал от удовольствия. Знаю, это звучит глупо, но в ту минуту я был так счастлив, что чуть не заурчал сам. Я посмотрел ему в глаза и впервые почувствовал, что нравлюсь ему, что он наконец увидел во мне друга. Я счел это большой честью.

На следующее утро я встретил в холле графиню. Она очень спешила.

— Ах, Джонни Трот, — сказала она, когда я открыл перед ней дверь. — Я опаздываю на репетицию. Всю жизнь я опаздываю. Пройди часть пути со мной. Мне нужно сказать тебе что-то важное.

Моросил дождь, и я держал над ней раскрытый зонт, пока мы переходили Стрэнд и шли через рынок «Ковент-Гарден», мимо шарманки, ручку которой крутила обезьянка, мимо слепого солдата, игравшего на аккордеоне у фруктовых рядов. Она остановилась потрепать по холке лошадь угольщика, которая стояла в оглоблях телеги, свесив голову, промокшая и несчастная. Графиня сурово отчитала угольщика, когда тот появился из дверей паба, решительно объявив ему, что в такую погоду лошадь нужно накрывать попоной и что у них в России все знают, как правильно обращаться с лошадьми. Он и слова не посмел сказать — так был ошеломлен и пристыжен. Мы пошли дальше.

— Я тебе так благодарна, Джонни Трот. Принц Каспар очень счастлив, ему хорошо в Лондоне. А когда Каспар счастлив — и я счастлива. Я лучше пою, если знаю, что Каспар счастлив. Это правда. А знаешь, как я узнала, что он счастлив? Он мне улыбнулся сегодня утром. А он не часто это делает. Поэтому я знаю — ты очень хорошо заботишься о нем.

Я было хотел рассказать ей, как накануне Каспар улыбнулся мне, но ее речь лилась потоком, и я не осмелился перебивать.

— Благодаря тебе, Джонни Трот, мы оба очень счастливы, и я хочу пригласить тебя на «Волшебную флейту», на оперу в «Ковент-Гарден». Завтра вечером. Будет премьера. Ты придешь?

Я был так ошеломлен, что даже не догадался поблагодарить ее.

— Меня? — спросил я.

— Почему бы нет? У тебя будет лучшее место. В бельэтаже. Ведь ты гость Царицы Ночи.

— Я очень хотел бы, графиня, правда, — сказал я ей. — Но я не могу. Я работаю. Заканчиваю только в десять часов.

— Не беспокойся, я все уже уладила с управляющим, — сказала она, небрежно махнув рукой. — Я сказала ему, что ты завтра не работаешь, что у тебя весь день — выходной.

— Но ведь для оперы надо по-особому одеваться, графиня, — сказал я. — Видел я всех этих нарядных леди и джентльменов. У меня нет подходящей одежды.

— И это я устрою, Джонни Трот. Вот увидишь. Я все устрою.

И она все устроила. Она взяла для меня напрокат костюм — первый в моей жизни настоящий костюм. Я сам себе поверить не мог, когда на другой день стоял перед ней в ее гостиной, весь отмытый и причесанный, а она оправляла на мне галстук и воротничок. Я помню, как снизу вверх смотрел ей в лицо и больше всего на свете хотел назвать ее мамой, крепко обнять и никогда не отпускать.

Она нахмурилась.

— Почему ты так смотришь на меня, Джонни Трот? — спросила она. — По-моему, у тебя слезы на глазах. Мне это нравится. Ты мальчик с благородными чувствами, и это значит — ты будешь мужчиной с большим сердцем. У Моцарта было большое сердце, и он был величайшим из людей. Быть может, немного сумасшедшим, но я думаю, что великие люди все немного сумасшедшие. Я люблю этого человека. Я кое-что скажу тебе, Джонни Трот. У меня нет ни сына, ни мужа. Только принц Каспар и музыка. Но если бы у меня был муж, это был бы Моцарт; и еще я скажу: если у меня будет сын, я хочу, чтобы он был похож на тебя. Правда. А теперь, Джонни Трот, ты подашь мне руку и поведешь меня в «Ковент-Гарден». Гордись, Джонни Трот. Иди как Каспар. Ступай величаво, как будто ты принц, как будто ты мой сын.

На этот раз, когда мистер Фредди увидел меня и приподнял цилиндр, в этом не было ни капли насмешки, одно только безграничное изумление. И все, кто находился в холле «Савоя», в изумленном молчании провожали нас глазами. Я почувствовал, точно во мне десять футов росту, и продолжал так себя чувствовать все время, что мы шли через рынок «Ковент-Гарден» к Королевскому оперному театру.

* * *

Хотелось бы мне сказать, что я помню каждое мгновение и каждую ноту той оперы, но это не так. Весь вечер я провел в восторженном тумане. Зато я очень ясно помню первое появление на сцене графини Кандинской в образе Царицы Ночи, помню бурные аплодисменты после каждой спетой ею арии, помню, как зал аплодировал ей стоя, когда она вышла на финальный поклон. Сказать по правде, я так гордился ею, так был ошеломлен, что сунул пальцы в рот и изо всех сил пронзительно свистнул, не обращая внимания на неодобрительные взгляды, направленные на меня со всех сторон. Я хорошо понимал, что так делать не полагается, но мне было все равно. Я свистел снова и снова. Я стоял и хлопал, пока не заболели ладони и пока занавес не опустился в последний раз.

Когда мы поздним вечером вместе возвращались в отель, я был так нагружен поднесенными ей цветами, что почти не видел дороги перед собой. Каспар дожидался нас в номере и тут же принялся голосить, кружа у нас под ногами, пока я не налил ему молока. Графиня, не сняв шляпы, направилась к роялю и начала негромко играть.

— Я играю это каждый вечер после спектакля, перед сном. Это «Колыбельная» Моцарта. Красивая — правда? Принцу Каспару она очень нравится.

И словно в подтверждение ее слов, Каспар вспрыгнул на рояль — послушать.

— Джонни Трот, — продолжала она, не переставая играть, — как по-твоему, им понравилось, как я сегодня пела? Ты мне должен сказать правду.

— Конечно, — ответил я. — Разве вы их не слышали?

— А тебе, Джонни Трот, тебе понравилось, как я пела?

— Я никогда не слышал ничего прекраснее, — сказал я, и это была чистая правда.

Она перестала играть и поманила меня к роялю. Протянула руку и откинула волосы у меня со лба.