Катарсис империи
Шрифт:
В свою бытность я насмотрелся на "человеческий зоопарк", однако никогда не представлял, что могу стать экспонатом в нем. Поэтому, мое терпение скоро лопнуло и я спросил в лоб:
– Кто вы и что вам от меня нужно?
Улыбка тронула гротескное лицо собеседника.
– Позвольте представиться - общаться то нам придется много. Лавров Владимир Николаевич, начальник Разведочного отделения Главного штаба, - собеседник чинно кивнул мне головой. Руки мне он, конечно, не подал. Оно и правильно - вдруг придется меня по морде бить. А "цербер", что меня сюда конвоировал - покинул камеру.
– Нам предстоит серьезно поговорить.
"А вот и глюки!", -
Для тех, кто не знает - выше назвавшийся персонаж существовал в годы царской России, до революций 1917 года - по крайней мере я знал только одного человека с таким именем и должностью. И возглавлял недурственную по продуктивности структуру - прообраз современной контрразведки. Которая, меньше чем за десять лет вскрыла больше заговоров против государства российского, чем можно было предположить от новой службы. Что сказать - закономерно, что в "тайную стражу" издревле попадали люди, способные питаться подножным кормом, жить в постоянном напряжении, но, радеть за интересы Родины. И, Лавров среди них - настоящая легенда.
И, чуют мои внутренние органы - именно легенда передо мной и сидит. Что порождает множество новых вопросов.
– Эхм...
– я замялся. Нет, конечно же, правила приличия для меня - святое. И представиться нужно. Но, абсурдность ситуации меня несколько коробила. Хотя, больше меня задело то, что эти шутники, которые устроили весь этот спектакль (а кроме как примитивной шуткой это быть не может - не переместился же я во времени!?), не придумали ничего, кроме как нацепить на себя личность легенды контрразведки.
– Недурственно, конечно получился розыгрыш у вас, кем бы вы ни были. Но, вот только страна, в которой работало Разведывательное отделение - развалилась в 1917 году. Могли бы придумать сказку получше. У меня, конечно, после солнечной вспышки мозги запеклись, но не настолько же...
Пока я говорил, я видел, как на лице Лаврова в свете керосиновой лампы появляются все новые и новые тени. Казалось, за те пару секунд, которые были мной потрачены на разоблачительную тираду, мой собеседник посерел лицом и состарился лет на пять.
– Складно поете, голубчик, - он прищурил глаза так, что в полутьме его можно было принять за азиата. Старого учителя кунг-фу, проживающего высоко в горах Памира и ожидающего пришествия нового ученика, способного постичь все тайны и премудрости древнего боевого искусства.
– Но, в своей революционной браваде, вы упускаете, что на дворе почти как месяц 1904 год, а никак не напророченный вами 1917...
Ледяной водой из ушата меня не окатывали, но ощущения были примерно такими же.
Я почувствовал, как в крови начал гореть адреналин.
Потому что, в моей голове только что сложился пазл.
Тюрьма в центре города, рядом с рекой.
Отсутствие электричества и ламп дневного освещения.
Архаичная одежда и топорная керосинка.
Немного странный говор Лаврова.
Плюс, добавьте сюда то, что нет камер наблюдения, колючей проволоки, привычной формы на охранниках.
Да и искреннее убеждение в голосе Лаврова, когда он заявил про год, который про 1904 год на дворе.
Стоп, батенька, приехали!
– 1904 говорите?
– Найти подтверждение тому, розыгрыш это или нелепая, невозможная, отрицаемая физическими законами возможность переноса в прошлое, я мог только с помощью своих знаний. И, странным образом, сидящий передо мной человек назвал тот год, которым я интересовался большую часть своей жизни.
– Какие корабли японцы повредили на внешнем рейде Порт-Артура?
Я блефовал. Свои предположения о времени я строил исходя из двух позиций.
Первая заключалась в том, что сказал "на дворе почти как месяц 1904 год" - а значит, год еще только начался.
Вторая - за окном лежит снег, значит это первый квартал года. И значит, война должна уже начаться.
– Вот вы как работаете, господин террорист, - оскалился Лавров.
– Войну пророчите с Японией? Кто ж это вам сказал? Ваши азиатские друзья? Или вас и ваших товарищей англичане финансируют? Признавайтесь!
– Он хлопнул по столу рукой и поднялся со стула, нависнув надо мной.
– Кто заплатил вам и вашей организацией за смерть царя? Ну!? Говорите! Взорвать Зимний хотели?
– Что за бредятину вы несете?
– Я рассчитывал, что он стушуется моими вопросами, однако, Лавров решил додавить меня сам. Поскольку я не ожидал от него такого прямого вопроса, то мгновенно скатился в защиту.
– Какой царь, какой император, какие товарищи? Вы о чем говорите? Кого взорвать?...
Лавров достал из-под стола кожаный портфель, из которого на стол начал выкладывать вещи.
– На всем этом иностранные надписи, которые не знакомы нашим людям, - говорил он, слегка сбавив тембр голоса.
– Неизвестные нам торговые марки, устройства и многое другое, что мы отобрали у вас, когда нашли в Зимнем...
Пока он говорил, я наблюдал, как на стол ложатся предметы, которые я прекрасно знал. Столь привычные в моем мире, но для него, они казались чем-то непонятным. Ну, скажите, кто в здравом уме будет держать пачку сигарет так, словно это кусок взрывчатки?
– Мне нужны ответы, - как только последний предмет оказался на столе, Лавров убрал с глаз долой портфель.
– На какие вопросы?
– Прищурившись, я смог разглядеть в куче выложенных передо мной вещей очки в матово-черной оправе, которые приобрел пару лет назад. Ну или лет сто с хвостиком вперед - кто уж тут разберет. А то, что я попал в прошлое - я уже осознал.
Пара секунд мне потребовалось, чтобы в тусклом свете керосинового огня мои сомнения сгорели в огне безжалостной реальности, как ведьма в Средние века.
Да, передо мной сидел именно Владимир Николаевич Лавров. Несколько моложе, чем на тех фотографиях, что я имел счастье видеть в своем времени. И глядя в пронизывающие, наполненные профессиональным холодом глаза, у меня не оставалось сомнений, что вариант "Модус - тебя разыграли!" останется невостребованным.
– Кто вы и каковы были ваши намерения в Зимнем?
– Лавров говорил спокойным тоном, но, бьюсь об заклад - профессиональное рвение требовало от него "расколоть" меня в пределах сжатых сроков. Ну не привыкли в двадцатом веке мои коллеги к активному сопротивлению на допросах.
Хотя, надо признать, "в несознанку" я скатываться не собирался. И даже 51 статью Конституции не припомню. Не то чтобы она тут не действовала. Просто, меня повесят сразу же, как я заикнусь о законе, ограничивающем власть монарха. Что поделать - это же Россия, двадцатый век. Улыбаемся и машем.
– Позвольте я вам кое-что расскажу, дорогой Владимир Николаевич, - там, в далеком две тысячи четырнадцатом году моя наблюдательность и сообразительность стали залогом моего карьерного роста. Правда, не будь противодействия в высоком начальстве - давно бы носил погоны с большим числом звезд. Уж на внеочередное - я бы наработал.