Катарсис. Том 2

Черкес развел руками.

— Извиняй, Старый, придется подчиниться.

Глеб молча повернулся и зашагал к хозблоку, в котором располагались мастерские, кухня, столовая и бытовка обслуживающего базу персонала. Черкес догнал его, пошел рядом. Когда они отошли от майора и Романа, оставшегося на месте, на достаточное расстояние, Николай проговорил, почти не разжимая губ:

— Зря ты вернулся, Старый. Ухо за то, что держал с тобой связь, загремел куда-то на нары, и тебя ждет та же участь, если не что-либо похуже.

— Почему ты так думаешь?

— Я не думаю, я знаю. Этот Чиповатый уже приезжал, он из ФАС, морда — что передок у БМП! Типичный уголовник, в крайнем случае — комиссар. Такой родную маму не пожалеет, не то что тебя.

— Спасибо за предупреждение, Коля, я буду осторожен. А ты точно знаешь, что он из ФАС?

— Я слышал его трепотню с Хохлом. На твоем месте я бы не ждал, а тихо свалил.

— Не могу, я офицер.

— Ну, конечно, офицерская честь и все такое прочее. Кому будет нужна твоя офицерская честь, если тебя завтра шлепнут?!

— С чего ты взял, что меня шлепнут? Я не совершил ничего… — Глеб замолчал, заметив над лесом, на фоне розовых закатных облаков, летящее черное пятнышко. — Какая интересная птица!

— Где? — завертел головой Черкес.

Глеб остановился. Они были уже рядом с бараком хозблока. Солнце зашло за лесную гребенку, от деревьев протянулись через всю территорию базы длинные тени. Пятнышко приблизилось и приобрело четкие очертания прямоугольника. Теперь его заметил и Черкес.

— Ёлы-палы! Что это за хреновина?!

Тарасов пристально вгляделся в медленно вращающийся прямоугольник, и ему показалось, что на него посмотрела угрюмая, черная, полная злой силы туча. Инстинктивно закрылся — как бы поставил стену между собой и прямоугольником. Тот дрогнул, закружился на месте, как высохший кленовый лист под дуновением ветра.

— Что вы там застряли? — долетел до застывших Глеба и Черкеса голос Тихончука.

Они переглянулись.

— Это, наверное, лист бумаги, — предположил Николай.

— Такой ровный?

— А что тогда?

Черный прямоугольник продолжал кружиться на одном месте, потом неуверенно полетел прочь, к стрелковой траншее базы, и затерялся в тени деревьев.

— Какого дьявола, Черкес?! — снова крикнул Тихончук. — Тебе помочь?

Николай опомнился, тронул задумчивого Тарасова за рукав.

— Пошли, еще сдуру пристрелит!

В хозблоке в этот вечерний час уже никого не было. Черкес открыл входную дверь, затем дверь бытовки, сделанную из толстых сосновых досок и обшитую металлическим листом, включил свет.

— Вот твои апартаменты типа «люкс», Старый. Извиняй, что нет кровати и удобств. Спать придется на полу и без матраса.

— А как насчет отправления естественных надобностей?

— Придется потерпеть. Могу поискать на кухне какую-нибудь посудину в качестве параши.

Глеб улыбнулся.

— Не надо, до утра я как-нибудь дотерплю.

— Ну, тогда ладно. — Черкес сунул ладонь для рукопожатия. — Извиняй, если что, Старый, и держись. Может, еще все и образуется.

Он ушел.

Дверь закрылась, заскрежетал в замке ключ.

Глеб оглядел тесное помещение, заставленное коробками, ящиками с инструментом, бутылями, садовым инвентарем, взвесил в руке лопату, нашел глазами молотки, ломики, металлические штыри для сварки, и кивнул сам себе: в случае чего все это годилось в качестве оружия. Сажая его сюда, Хохол явно дал промашку. Хотя, с другой стороны, против автоматов и пистолетов-пулеметов лопаты и ломы — слабая защита.

Глеб прошелся по бытовке, оглядывая запасы облицовочной плитки, постучал костяшками пальцев по оштукатуренным стенам.

Две стены были кирпичными, толстыми, глухими, третья тоже оказалась кирпичной, но уже тоньше, сложенная в полкирпича. Ее при определенных условиях можно было пробить ломиком или молотком. Четвертая стена озадачила Тарасова. Она явно была деревянной, представляя собой перегородку, но при этом казалась гораздо мощнее первых трех, а главное — опаснее.

Глеб выключил свет, постоял у стены, привыкая к темноте, и напряг «второе» зрение, помогавшее ему ориентироваться в полной тьме.

Он увидел слабо светящуюся решетку, пронизывающую толщу стены, и понял, что она опутана электрическими проводами с немалым напряжением. Кто-то позаботился о том, чтобы с этой стороны в бытовку проникнуть было не менее трудно, чем с других сторон. А может быть, сюрприз готовился для пленника, пожелавшего бы сбежать из импровизированной камеры.

Пожав плечами, — бежать он пока не собирался, будучи уверенным, что все обойдется, — Глеб нашел тюк с ватниками, соорудил из них на полу постель и улегся, вспоминая расставание с Софьей, щебетание девочек. Однако уснуть ему не дали. Острое чувство неуюта заставило его сначала прислушаться к звукам, долетавшим в бытовку со всех сторон, а потом и привести себя в боевое состояние. Ощущение было такое, будто к зданию с тихим шуршанием подползали ядовитые змеи.

Глеб посмотрел на циферблат часов: начало первого. Самое время устраивать допрос с пристрастием, особенно если надо заставить человека признаться в преступлении, которого он не совершал. Но возможен и другой вариант: пришла трезвая мысль — если начальство решило не связываться с руководством ФАС и просто-напросто «сдать» своего сотрудника. Такие случаи нередки в среде спецслужб, особенно тех, что работают на определенный политический клан или частное лицо. Остается невыясненным вопрос: за какие такие прегрешения фасовский «Зубр» и ЧК Хмеля пытаются ликвидировать капитана Тарасова, не признающего за собой никакой вины? Ежели только не считать таковой ликвидацию преступной группировки, похищавшей людей.

Обострившийся слух уловил звуки шагов нескольких человек. Действительно, к хозблоку подкрадывались сразу с трех сторон. Причем каждый из гостей тщательно прятался от остальных, что говорило о самостоятельности действий трех групп.

«Кажется, я снова в эпицентре пересекающихся интересов, — подумал Тарасов. — Хорошо бы использовать эту ситуацию».

Однако он был заперт и предпринять первым что-либо не мог. Надо было ждать начала действий гостей.

Шорох у входной двери. Звук вставляемого в замок ключа.

Шорох со стороны столовой: какие-то люди уже проникли в хозблок и направлялись к бытовке.

Глеб взял в правую руку монтировку, в левую — две облицовочных плитки, которые можно было использовать в качестве метательных пластин, встал за ящики справа от двери.

Скрип открываемого замка наружной двери.

Те, что уже были в здании хозблока, остановились у бытовки. И тотчас же дверь в бытовку — Глеб не поверил своим ощущениям! — беззвучно приоткрылась. В проеме сформировалась зыбучая тень. Тарасов поднял монтировку и едва удержал руку, услышав торопливый шепот: