Катенька
Шрифт:
От природы я человек добрый, стараюсь никогда никому не хамить, и впредь не собираюсь этого делать. И стараюсь по мере сил никогда не обижать, а тем более не унижать людей. Но что-то такое, вероятно, в нас живёт, о чём мы сами не подозреваем, что делает нас хуже, чем мы есть на самом деле. Необходимо каждый раз в себе разбираться, дабы не дать этому вылезти наружу. Мне и сегодня стыдно за тот ответ, хотя он был следствием, а не причиной. Но — нельзя так. Всегда нужно взять паузу, набрать в лёгкие воздух, подумать, а уже потом отвечать.
Гамлет
Возвращаюсь к началу 2000-х годов. Я оказался артистом крайне занятым в театре и кино, но бесхозным, а значит свободным в принятии самостоятельных решений. И, надо сказать, принимать их мне пришлось довольно скоро.
Я отношусь к редкому типу актёров — не мечтателей. Не помню, чтобы даже в артистической юности размышлял, мол, хочу сыграть, например, Отелло либо Сирано де Бержерака. Я вообще не понимаю, как должны такие мысли выглядеть. Хотя, когда я читаю, что некий актёр с детства хотел сыграть такую-то роль, готов ему поверить. Просто
Однажды мы встретились с нашим с Катенькой товарищем Дмитрием Крымовым, на тот момент уже, по общему признанию, выдающимся художником и сценографом. Дима — сын великого режиссёра Анатолия Васильевича Эфроса и прекрасного театроведа Натальи Анатольевны Крымовой. Про Анатолия Васильевича говорить не стану, не найду новых слов, а вот про Наталью Анатольевну скажу. Она действительно была театроведом с большой буквы. Однажды она написала статью о моей работе и я к ней часто возвращался, когда у меня что-либо не получалось. Для меня это было небольшое пособие по профессиональной деятельности, в котором я находил ответы на волнующие меня вопросы. Она поняла про меня нечто такое, что не всегда могли ощутить режиссёры, да и сам я, каждый раз перечитывая эту статью, открывал себя заново. Как этого не достаёт сегодня!
Так вот, при нашей встрече Крымов рассказал мне, что Андрей Чернов заново перевёл «Гамлета» и перевод Диме очень нравится. Он гораздо современней, чем у великих предшественников — Пастернака и Лозинского, пьеса звучит совершенно по-новому. Я попросил его прислать мне перевод. Прочитав, позвонил Диме и предложил ему поставить эту новую версию шекспировского шедевра со мной в главной роли. Меня поразило и обрадовало, что Дима серьёзно отнёсся к этому предложению. Основания для постановки имелись более чем веские: сохранились подробные записи Анатолия Васильевича о том, как бы он хотел поставить «Гамлета». Окончательно идея спектакля сформировалась у нас довольно быстро. Возрастные роли в нём должны были исполнять эфросовские артисты, те, с кем Анатолий Васильевич проработал долгие годы. Артисты на молодые роли, что естественно, были новые. Актёры Эфроса по возрасту уже на них не подходили, создание музея Эфроса никак не входило в наши планы. Все хотели сделать живой современный спектакль, на который пойдёт зритель никогда спектаклей Диминого отца не видевший. Да и сам великий режиссёр не терпел в искусстве мемориалов.
Весь проект создавался под крышей Театра им. К. С. Станиславского.
Работать в крымовском спектакле для меня оказалось подлинным счастьем. Занятые в нём актёры старшего поколения — Ольга Михайловна Яковлева, Николай Николаевич Волков оказались не только потрясающими мастерами, но и прекрасными партнёрами. Хотя перед началом репетиций меня предупреждали, что мне с ними будет непросто, они люди избалованные работой с Анатолием Васильевичем.
Я вообще слышал в жизни очень много разговоров о тяжёлых характерах наших театральных звёзд, их невыносимых нравах и прочее, и прочее. Но! Мне очень повезло, и с большинством из них я хотя бы раз встретился на сцене либо на съёмочной площадке. Я никогда не замечал какой-либо заносчивости, хамства, неадекватности с их стороны. А то, что на площадке или на сцене происходят творческие споры, профессиональные выяснения отношений, считаю вполне нормальным производственным процессом. Без этого искусство не рождается. Как нормальным мне кажется и то, что, объезжая нашу огромную страну либо участвуя в зарубежных гастролях, выдающиеся артисты просят размещать их в минимально приличных условиях и возить на хотя бы приспособленном для этого транспорте. Наша работа отличается от другой деятельности тем, что мы «работаем собой», когда рабочие инструменты — это твоё тело, твой голос, твоё физическое и эмоциональное состояние. И из-за жутких бытовых условий, в которых мы порой оказываемся, в конечном итоге страдает зритель, что недопустимо.
С первых репетиций с Крымовым стало понятно, что он режиссёр милостью божьей. И занимался всю жизнь театральной живописью, где достиг огромных успехов, скорей всего не потому, что его не привлекала режиссура, а чтобы избегать постоянного и часто не слишком доброжелательного сравнения с отцом, великим Анатолием Васильевичем Эфросом. Сколько мы знаем сломанных судеб актёрских и режиссёрских детей, пошедших по стопам родителей и всю жизнь страдавших от не слишком корректных сравнений с ними. Конечно, есть много случаев, когда дети ошибались в выборе, пытаясь повторить родительскую судьбу, а с одарённостью у них дела обстояли неважно. Но это их собственная жизненная драма, о которой не нам судить. Хотя я, пожалуй, доволен, что моя дочка Ника не пошла в артистки, а стала театральным продюсером. Она занимается нашим семейным делом, но всё же не столь уязвима для журналистской бестактности. Я бы, наверное, не пережил, если б Никусю в какой-нибудь статье походя и несправедливо обидели. Когда что-то неприятное пишут обо мне, меня это, естественно, не вдохновляет, но нечто подобное в отношении моих близких задело бы куда сильнее.
Антреприза, продолжение
2002 год опять оказался богатым на премьеры. Кроме «Гамлета» мне удалось поучаствовать ещё в нескольких новых спектаклях. Вместе со ставшей уже моей постоянной партнёршей
Татьяной Васильевой мы выпустили классическую комедию Карло Гольдони «Трактирщица». Поставил спектакль Виктор Шамиров. Я играл роль маркиза Форлиполи. Пресса «оттопталась» на нас по полной программе, но зрители тепло приняли спектакль. Мы играли его много лет и перестали это делать не потому, что на него закончился спрос, а потому, что нам самим уже хотелось делать что-то иное.В том же году меня пригласили в театральный проект, в котором я участвую до сих пор и всегда с огромным удовольствием. Речь идёт о спектакле, поставленном по первой книге романа Владимира Войновича «Жизнь и необычайные приключения солдата Ивана Чонкина». Мне там досталась роль капитана НКВД Афанасия Петровича Миляги. Ставил спектакль Алексей Кирющенко, редкий режиссёр с абсолютным чувством комического. Он доказал это не только в театре, но и на телевидении, сняв ставший культовым сериал «Моя прекрасная няня». Именно Кирющенко нашёл ту интонацию, которая и сделала вполне стандартный сериал, обошедший с разной степенью успеха множество стран мира, узнаваемым и любимым здесь. Хотя ни одна отдельная составляющая сериала не способствовала тому, чтобы он стал столь массовым, даже национальным. Пригласили же меня в «Чонкина» не просто за мои артистические способности, а за уже вполне раскрученное имя. Дело в том, что коллектив Алексея Кирющенко состоял из очень одарённых артистов. Но для эксплуатации спектакля там не хватало имён. Ребята не были знакомы широкой публике, а без этого продать спектакль прокатчикам не представляется возможным. Конечно, само название «Чонкин» являлось манком для определённой публики, но отнюдь не для широких зрительских масс. Наличие либо отсутствие гастролёров вообще является самой большой проблемой антрепризного движения. И пока она не будет решена, трудно надеяться на развитие нашего театра.
В театры стационарные, как я писал выше, я, простите, не верю. То есть понятно, что с некоторой регулярностью в лучших из них будут появляться вполне приличные, хорошие, очень хорошие и даже замечательные спектакли. Но гораздо чаще спектакли будут выходить слабые, скучные, поставленные ни о чём, а, главное, не обращённые ни к кому. У режиссёров с постоянной труппой больше болит голова о том, как всех занять, избежав внутренних распрей, чем о качестве конечного продукта. Опять же я не говорю о театрах-лидерах, где мощные режиссёры, имея соответствующую труппу, будут двигать вперёд театральное искусство. Но если мне сейчас предложить назвать такие, я после длительного раздумья, пожалуй, промолчу. Не по злобе, не из зависти — я их не знаю. Выдающиеся мастера, много лет находившиеся в авангарде театрального искусства, постарели и уже не генерируют идеи с той же скоростью, как прежде. Слава богу, что они хотя бы ещё способны поддерживать некий уровень, к которому нас приучили за десятилетия своей работы. Молодые режиссёры работают с такими же молодыми актёрами, не известными массовому зрителю, что не продаётся, а следовательно остаётся столь же неизвестным. Из этого порочного круга есть только один выход — свободная, профессиональная и честная пресса. Но о её нынешнем состоянии я уже имел возможность высказаться. Я видел множество прекрасных спектаклей молодых коллективов, уже известных за рубежами нашей родины, которые невозможно продать в российскую провинцию. А именно там и находится основной театральный зритель, для которого в конечном итоге все мы работаем. Причём я не говорю о каких-то сложных, авангардных спектаклях, у которых во все времена и во всех странах не слишком много почитателей. Я говорю о прекрасно поставленных и отлично сыгранных классических работах. В них с точки зрения проката всего один минус — нет раскрученных имён. Да и шансов на их появление не слишком много.
Актёры, часто мелькающие на экранах телевизоров в нескончаемых сериалах, находят своего зрителя, но профессионально дисквалифицируются. Они не готовы к тяжёлым репетициям, медленному поиску сценического образа, а точнее сказать, к поиску себя самого. Я не собираюсь бросать камень в актёров сериалов. Во-первых, они тоже нужны, раз в этом существует общественная потребность, а, во-вторых, человеку на что-то надо жить. Театр подобной возможности молодым людям не предоставляет. Бывать ежедневно на съёмках «мыла» и на театральных репетициях невозможно. Поэтому каждый выбирает для себя то, что ему ближе. Я им не судья. Был бы я сейчас молодой и никому не известный, не знаю, как бы сложилась моя жизнь, и в какую команду бы я попал. Очень неприятно, что вообще существует подобный выбор: либо бабки, либо искусство. Хорошо бы, чтобы и то, и другое в одном флаконе. Но так как это, к сожалению, получается крайне редко, то само наличие выбора уже можно считать делом вполне положительным. Мы помним времена, когда не было ни выбора, ни бабок, ни искусства.
И снова ГИТИС
Тот же 2002 год оказался для меня знаменательным ещё по одной причине: я набрал свой первый самостоятельный очный курс в ГИТИСе, тогда уже РУТИ. У меня был к этому времени довольно большой преподавательский опыт, я проработал педагогом на нескольких курсах у своего мастера Вячеслава Анатольевича Шалевича. К тому же выпустил один заочный курс. Мне нравилось работать со студентами, но набирать собственный курс на очном отделении я совершенно не предполагал. Не считал себя готовым к этому, да и не очень понимал, зачем мне всё это нужно. Не платили за это тогда, как, впрочем, и сейчас, практически ничего. Уговорила меня начать преподавать самостоятельно тогдашняя заведующая кафедрой эстрадного искусства Людмила Ильинична Тихвинская. Мы были с ней хорошо знакомы ещё со времён моего собственного обучения в ГИТИСе. Людмила Ильинична преподавала историю эстрады и была одним из наших любимых педагогов. Затем много лет мы встречались в институте уже как коллеги. Именно в тот период она стала профессором и возглавила кафедру после кончины её создателя и бессменного руководителя Иоакима Георгиевича Шароева.