Катенька

Из многих прекрасных слов, сказанных о Катеньке на поминках (а говорили их в основном люди, знавшие её всю жизнь), я особенно запомнил два выступления.

Конечно, они были о Катеньке, но в не меньшей степени и обо мне. Возможно, они поразили меня своей неожиданностью, может быть — точностью формулировок, но как-то я с ними живу до сих пор.

Первая мысль принадлежала моему большому другу, многолетнему и многократному партнёру по сцене Саше Феклистову. Сводилась она к тому, что долгие годы наша большая компания дружила с Катенькой и Валерой. Каково дружить с одним Валерой, они не знают, и этому ещё необходимо научиться. Эта, казалось бы, простая, но более чем актуальная мысль поразила меня. Действительно, все нити нашего человеческого общения всегда были в Катенькиных руках. Эта она никогда не забывала ничего, что хоть как-то касалось людей, с которыми мы пересекались в жизни. Это она всегда держала в голове все проблемы не только наших друзей, но и их детей и родителей, знакомых друзей и прочее, и прочее, и прочее. Она вечно доставала каких-то врачей, педагогов, сиделок, устраивала незнакомых людей в больницы, школы, кому-то находила рабочих для ремонта, а кому-то зал для празднования юбилея. В общем занималась той социальной помощью, которой нас лишило государство. До сих пор, если мне нужно узнать чей-либо телефон, уточнить день рождения, получить любую другую информацию о знакомых людях, я достаю Катенькину записную книжку. И пока ни разу не было, чтобы я не нашёл того, что искал. Вот почему мне очень легко было быть приличным человеком, имея за спиной жену, исполнявшую большинство моих обязательств перед нашими близкими.

Другой вывод, сделанный мной из Сашиных слов, сводился к тому, что близкие нам люди воспринимали нас с Катенькой единым целым. Это может показаться странным, но меня такая их позиция вполне устраивает, даже радует. Катенька была столь потрясающей личностью именно в человеческом плане, что быть с ней единым целым мне представляется огромной честью и счастьем. Приятно побывать в лучах чужой славы, воспользоваться чужими усилиями, особенно — любимой жены.

Второе выступление, поразившее меня, принадлежало ещё одному моему другу Борису Слуцкому. Его мысль была даже парадоксальней Сашиной, но столь же точной. Суть её состояла в том, что Катенька от природы была гениальным администратором. В 90-е годы, когда многое создавалось заново, а людей, умевших что-то делать, не хватало, её часто приглашали возглавить нечто, поруководить чем-то, связать кого-то с кем-то. После некоторого размышления она под разными предлогами отказывалась от лестных предложений, оставаясь служить в своём театре. Боря признался, что много лет он не мог понять Катенькиной позиции. Ведь тогда я ещё не был ни профессором, ни народным артистом, и материальное положение нашей семьи было далеким от благополучия. В своём же театре Катенька получала сущие гроши. И Боря высказал предположение, что ему удалось осмыслить, почему она тогда не соглашалась ни на что. Катенька осознавала ограниченность своих сил и времени, дарованного ей. У неё в жизни было два «проекта», которым она отдавала всю себя без остатка, и не могла себе позволить отвлекаться на что-либо постороннее. По мнению Бори, оба «проекта» ей удались блестяще. Один из них назывался «Валерий Гаркалин», второй — «Ника Гаркалина».

Я был ошарашен. Ничего себе, мой любимый друг называет меня прилюдно «проектом», да ещё на поминках по моей жене. Но по зрелому размышлению я с ним согласился. Действительно, Катенька отдала нам с Никусей всю свою жизнь. В том, что мы стали такими, нашли себя, состоялись — её стопроцентная заслуга. Я даже представить не могу, где бы я сейчас был, кабы не Катенька. Вероятней всего, меня вообще бы уже давно не было. Все мои успехи созданы её стараниями, выпестованы и взлелеяны ею! Я уж не говорю про Нику, которая её дочка до мозга костей. Катенька не только вложила всё своё время и силы в её воспитание, что естественно и нормально для матери, но и оставалась её ближайшей подругой до самого своего смертного часа. Любая новая служба, новое назначение потребовали бы от неё дополнительных сил и времени, которые она была бы вынуждена забирать у нас с дочкой. Я уже не говорю о сотнях людей, с которыми она дружила и которым помогала как бы походя. В таких случаях Катенька не размышляла, а немедленно кидалась помогать. Здесь её организаторский талант проявлялся в полной мере, а удовлетворение от возможности принести кому-то пользу, облегчить жизнь компенсировало все возникающие неудобства.

Да, она не позволила себе шагнуть вверх по карьерной лестнице в ущерб нам, Нике и мне. Хотя, уверен, её бы там ждал несомненный успех. Она действительно обладала всеми качествами, чтобы стать сверхэффективным менеджером. А я живу теперь с мыслью, что я — Катенькин «проект» и должен быть достоин этого высоко звания…

Люди говорили и говорили о Катеньке, и мне всё яснее становилось, кого я потерял. Не могу сказать, что я не знал этого раньше, но в столь концентрированном и, главное, вербальном виде не мог себе представить. И что удивительно: десятки людей считали, что именно они являются самыми близкими людьми для Катеньки. Каким же надо было обладать сердцем, чтобы люди за долгие годы не усомнились в этом, не приревновали её к кому-то, не посчитали себя уязвлённым из-за её повышенного внимания к другим!

После поминок в театре самые близкие пошли к нам домой. Там всё продолжилось. Я по-прежнему не мог прийти в себя и осознать произошедшую трагедию. Всё время казалось, что Катенька разыгрывает нас, что она сейчас войдёт в дверь к своим любимым друзьям, которых десятилетиями принимала в этом доме. И только мрачное, атеистическое воспитание возвращало к реальности: всё в прошлом. Она ушла, ты её больше никогда не увидишь. Учись жить самостоятельно.

Надо заметить, что этому способствовала и погода, которая тоже намекнула, что чудо закончилось. Опять поднялась мерзкая, пронизывающая метель, продолжавшаяся ещё несколько суток. И солнце в эти дни не появлялось. Природные силы сами уже попрощались с Катенькой, и нам дали на это несколько часов. Дальнейшее же послабление в их планы не входило. Что ж, я был благодарен силам небесным за их царский подарок, за несколько солнечных часов. Ведь этого могло и не быть.

Жизнь без Катеньки

Когда закончились все горестные мероприятия, в моей жизни наступила полная пустота. Я совсем не понимал, зачем жить. То есть я выполнял все свои ежедневные и профессиональные обязанности. Играл спектакли, снимался, преподавал студентам, ставил с ними спектакли, но всё это походило лишь на имитацию жизни. Без основного стержня, без неких высших смыслов а, главное, без объекта всех моих жизненных усилий, устремлений — моей Катеньки. Надо было реально учиться жить заново, находить, чем занять дни, когда не было репетиций, спектаклей, съёмок либо работы со студентами. Это оказалось крайне сложным, почти невыполнимым делом. Я и сегодня не могу утверждать, что целиком и полностью справился с ним.

Говорят, что время лечит. Не знаю, не уверен. По крайней мере мой опыт указывает на обратное. Возможно, для кого-то это и так, но теперь я доподлинно знаю, что не для всех и не всегда. Близкого человека всё равно нет рядом, и его отсутствие ощущается мной постоянно, порой даже острее, чем в начале. Пока мне не удаётся примириться с этим. Не исключено, что и не удастся никогда.

И снова ГИТИС

Если бы эта книга была напечатана сразу после написания, думаю, она бы приблизительно на этом и закончилась. Но издание затянулось, а жизнь продолжалась. И оказалось, что кроме тупой боли от ухода любимого человека, возможны другие чувства и ощущения. Но обо всём по порядку.

Итак, я продолжал сниматься в кино, играть старые и выпускать новые спектакли, учить новых студентов. Но происходило это всё как бы в полусне. Нет, я не назвал бы это имитацией деятельности либо жизнью в полноги. Я всё старался делать по максимуму, дабы не было поводов обвинить себя в профессиональной халтуре, нечестности, прочих грехах. Особенно это касалось студентов. Ведь случившаяся со мной трагедия не должна была отразиться на них. Постепенно именно их воспитание стало главным делом моей новой жизни — их взросление, овладение азами профессии, человеческое становление. Радость от успехов ребят, как и переживания от их неудач, из-за которых рождалось ощущение, что я чего-то не доделал, чему-то не доучил безусловно оказались сильными и яркими чувствами.

Очень помог моей увлечённости театральной педагогикой долго и штучно складывавшийся состав коллег и «начальников». Многолетний декан факультета эстрады, замечательный педагог Анна Фёдоровна Одинокова, с которой я был знаком ещё со своих студенческих лет, когда Аня была совсем юной ассистенткой кафедры, и заведующий кафедрой эстрады Михаил Борисович Борисов, выходец из Щукинского училища и соответственно вахтанговской школы, смогли как-то так изменить атмосферу на нашем факультете, что работа и даже пребывание там стали в радость. Борисов, что важно, сам прекрасный действующий режиссёр и актёр, привёл с собой молодых ребят, своих учеников, Олега Николаевича Пышненко и Алексея Витальевича Курганова. Ещё одним педагогом по мастерству актёра, а заодно и куратором курса (что, поверьте, отнюдь не простая работёнка), стал Николай Александрович Рытенко, выпускник нашего РУТИ. Ребята привнесли в преподавание юношеский задор вкупе с профессионализмом и прекрасным вкусом. А длительный и предельно скрупулёзный отбор педагогов всех сопутствующих дисциплин, много лет проводимый Аней Одиноковой (она ко всему преподавала у меня в мастерской с моего первого набора), создал уникальный педагогический коллектив. В нём исповедуется два основных принципа.

Первый: не важно, что преподаёт педагог — сценическую речь, сценический танец, сценическое движение, ритмику и прочие сопутствующие мастерству дисциплины, всё равно он является преподавателем мастерства актёра. Только делает это своим, доступным ему специфическим способом.

И второй, не менее важный принцип: педагог не имеет права самоутверждаться на детях. Цель у него единственная и неповторимая — выявить и развить у студентов их творческую индивидуальность, закрепить навыки, которые помогут ребятам в их дальнейшем творчестве. Как режиссёр должен «умереть в актёре», так и педагог обязан «умереть в студенте». Иначе вся его деятельность бессмысленна и даже вредна.

Я всегда был уверен, что это единственно возможный метод работы с начинающими артистами. Должен признать, что успехи в обучении и воспитании ребят связаны не только с педагогами непосредственно по мастерству. Ряд блестящих преподавателей смежных дисциплин внесли свою неоценимую лепту в созревание молодых актёров. Хочу извиниться, что не перечисляю всех педагогов, но перед некоторыми снимаю шляпу.

Это мой бессменный музыкальный руководитель курса с ещё первой очной мастерской Григорий Львович Ауэрбах. Его огромный талант, увлечённость детьми и своим делом творят чудеса. Из раза в раз непоющие дети становятся прекрасно поющими артистами, а его экзамены по ансамблевому пению вырастают в самобытные дипломные спектакли. Да и мне, и моим студентам повезло с музыкальным руководителем.