Катенька
Шрифт:
Ансамбль создался так быстро, что, похоже, никто даже не успел предупредить об этом нашего соруководителя курса и художественного руководителя театра Сергея Владимировича Образцова, что в дальнейшем сослужило мне плохую службу. Но кто тогда об этом думал? По рассказам очевидцев, осенью Образцов начал интересоваться, где те восемь человек, которые весной были зачислены в труппу. Ему ответили, что они в театр не придут, ибо создали собственный ансамбль. Сергей Владимирович был потрясён и очень обижен. За долгие годы его руководства театром никогда не случалось массового отказа от уже принятых артистов войти в прославленный коллектив. Но, ещё раз повторяю, тогда нам было не до этичности наших поступков. Мы все горели новой работой, были ослеплены широтой открывавшихся перед нами возможностей.
Катенька, скрепя сердце, отпустила
В Кемерово нас поселили в типовом общежитии городского типа, не заслужившим даже названия. Бытовые условия, мягко говоря, оставляли желать лучшего. Но мы были молоды, влюблены в своё дело и настроены на успех. Скорей всего, именно это предопределило существование Людей и кукол в первые годы.
Мы объездили с гастролями весь огромный СССР, во многих местах побывали по нескольку раз. Нас везде принимали очень тепло. Мы отменили ширму как класс, но наше взаимодействие с куклой было настолько точным и выверенным, что зрители не обращали на это никакого внимания. Мы пользовались огромным успехом практически у любой аудитории, от столичных интеллектуалов, много повидавших и понимавших в искусстве театра кукол, до самых простых, порой не слишком счастливых людей. Наше сибирское базирование предопределяло частые поездки с концертами в зоны, которых вокруг было предостаточно.
Каждый зритель видел в наших спектаклях нечто своё, но это своё им нравилось. Мы были на правильном пути, и это вдохновляло.
Мы очень быстро стали известны и популярны — и у начальников от культуры. Когда в 1980 году в Москве должна была состояться Олимпиада, нас среди немногих провинциальных коллективов неэтнического либо этнографического свойства пригласили принять участие в культурной программе. Это было определённое признание наших заслуг, ведь ансамблю не исполнилось ещё и двух лет. Мы были очень горды собой, но, главное, появилась прямая возможность довольно долго поработать в Москве, пожить в нормальных условиях с любимым человеком, Катенькой.
Гавана
По мере набора ансамблем высоты нас начали выпускать за границу, что на тот момент было высшим признанием творческих заслуг коллектива. Правда, порой это принимало комические формы. Однажды мы поехали на гастроли на Кубу. Понятно, что информации об «острове свободы» у нас практически не было. Перелёт занял почти сутки, а, приземлившись в Гаване, мы с интересом узнали, что нас никто там не ждёт. Гастроли попросту забыли организовать — заделать, говоря на актёрском сленге. Нас поместили в роскошную гостиницу, сохранившуюся с 50-х годов. Тех же годов были и огромные, чудом уцелевшие американские машины. На этом, собственно говоря, можно было бы и закончить перечисление увиденного на Кубе. Да и отношение местных жителей к происходящему в стране нам узнать не удалось. Несмотря на нерушимую дружбу наших народов, общаться с отдельными их представителям здесь не разрешалось. Мы жили на самом берегу океана, ели, купались и… ничего не делали. Только через несколько дней, наконец, у нас состоялись первые спектакли. Поэтому, когда мне рассказывают, что сейчас у нас бардак, а при коммунистах всё работало, я вспоминаю годы гастролей по всему Союзу и за его пределами, и уверенно могу утверждать, что тогда бардак был не меньший, просто говорить о нём было не принято, да и опасно. А чиновники и тогда, и сейчас не перетруждались. Такая уж у них, чиновников, планида.
Гастрольная жизнь
Катенька честно выполняла своё обещание, приезжая ко мне в Кемерово (и на гастроли) при первой возможности. Это становилось праздником не только для меня, но и для всего ансамбля. Она приезжала всегда нагруженная подарками, передачами от родственников моих сослуживцев. Как-то незаметно Катенька стала центром всего ансамбля, объединяя не только артистов и сотрудников, но и их родных и близких.
Она всегда была весела, доброжелательна, никогда не забывала ничьих праздников, откликалась на любую просьбу. Конечно, она подружилась и с моим армейским другом Толей Белюковым, с которым я часто виделся в Кемерово. Я не знал её в
этом качестве, и такая она мне нравилась ещё сильнее. И чем больше мне приходилось бывать без неё, тем грустнее и хуже мне становилось. Тем более, что первые восторги от гастрольной жизни начали понемногу проходить. Я всё чаще стал замечать убогость гостиниц, где нас селили. Большинство городов, где нам приходилось бывать, напоминали мою юношескую жизнь в Подмосковье. Такая же серость, безликость, тупая безнадёга.Мы всё меньше репетировали, а свободное время в мерзких гостиницах проводили вполне по-русски. Пили, пили и пили. Я не видел тогда в этом никакого подвоха. А что же ещё делать, если делать нечего? Над тем, что это моя привычка может перерасти в пристрастие, я как-то не задумывался. После выпивки жизнь в депрессивных городах как-то расцвечивалась, становилось не так муторно на душе, происходящее обретало хоть какой-то смысл.
Ансамбль явно начинал выдыхаться. Не было новых идей, из-за которых имело бы смысл продолжать гастрольную гонку. Да и материальный вопрос у меня не решался. Я зарабатывал довольно много для актёра своего жанра. Но раздельная жизнь с семьёй, постоянные прилёты Катеньки, стоившие недёшево, да и регулярное моё пьянство добавляли финансовых проблем. Даже маленькие радости, которые по-прежнему приносили мои странствия, не могли пересилить копившийся негативный опыт.
Советский Союз снабжался предельно своеобразно. Никто и никогда не мог точно сказать, что и где гражданин сможет достать. Однажды нам выдали зарплату только трёхрублёвыми купюрами. Не получали её мы до этого довольно долго, поэтому сумма образовалась достаточно внушительная. А в это время из-за тотального дефицита решительно всего в шахтёрском Кемерово зрело недовольство. Власти побаивались шахтёров, тем терять было особенно нечего. И так живут в Сибири, а работают под землёй. Как по анекдоту — дальше ссылать некуда. Поэтому им с некой периодичностью подкидывали какие-то диковинные товары, которых не бывало даже в столице. В день нашей зарплаты по неизвестной причине весь город оказался завален кусочками импортного мыла в разноцветных, очень ярких упаковках. Я скупил все виды (что оказалось большим мешком), потратив на это половину заработанных денег, и улетел в Москву, как раз в день рождения Катеньки. Я прилетел и засыпал её трехрублёвыми бумажками и кусочками мыла. На Катенькин вопрос, что всё это значит, я ответил, что это моя зарплата и подарок. Катенька была счастлива. Она как никто умела радоваться маленьким радостям.
Доченька
13 января 1983 года случилось ещё одно событие, доставившее нам с Катенькой подлинное счастье. Родилась наша доченька Ника. Это воистину был подарок небес. Катенька не была человеком, обладавшим богатырским здоровьем. Врачи считали, что детей у неё не будет никогда. Поэтому появление маленькой девочки для нас оказалось сродни чуду. Мы не могли нарадоваться. Большой проблемой оказалось выбрать девочке имя. Оно должно было быть коротким, чтобы, когда девочка подрастёт и к ней начнут обращаться по отчеству — Валерьевна, сочетание с именем не было совсем уж непроизносимым. Имя всё-таки нашлось и оказалось как нельзя более кстати.
Никуся родилась совсем маленькой, с крошечными ручками и ножками и малюсеньким носиком. Как только я увидел её, забирая Катеньку из роддома, то начал ощупывать её личико, как бы проверяя, всё ли это настоящее. Родня, испугавшись, что я могу что-нибудь повредить младенцу, накинулась на меня. Но Катенька быстро окоротила их: «Это его дочка, он может делать с ней всё, что захочет». Должен признаться, что и сегодня, встречаясь с Никусей, я по привычке ощупываю её носик. Иногда это её раздражает, но чаще она относится к старому отцу вполне снисходительно: надо прощать родителям их маленькие слабости…
Рождение дочери ещё больше осложнило нашу семейную ситуацию. Надо было помогать Катеньке её воспитывать, поднимать на ноги, просто любить в конце концов. А как это сделать, проживая за тысячи километров и перманентно находясь на гастролях? Всё чаще нас с Катенькой начала посещать мысль, что настала пора мне уйти из Людей и кукол и вернуться в Москву. Я даже близко не мог тогда предположить, каким тяжёлым окажется это возвращение. А дела в ансамбле продолжали идти на убыль. Мы по-прежнему были очень популярны, все наши гастроли проходили с аншлагами и тепло принимались публикой.