Катилинарии. Пеплум. Топливо

– Нет, Цельсий, это уже не смешно.

– Пора бы вам, наконец, усвоить: двадцать шестой век – это совсем не смешно!

– Вы не имели права на такой бестактный аргумент.

– Я понимаю, что поступил бестактно, но я также понимаю, что вас могло убедить только это. Вы же не думаете, что я это выдумал.

– Как знать? Вы такой бессердечный.

– Я могу поступить и хуже, если вы до сих пор мне не верите. Я могу сделать запрос и узнать, как именно умерли те, кого вы любили.

– Пощадите! Не надо!

– С удовольствием убеждаюсь, что вы больше не подозреваете меня во лжи.

– Вы садист.

– Нет. Настоящим садизмом было бы позволить вам думать, что вы сможете вновь увидеть своих друзей. А поскольку слово «мертвый» является наиболее сильным аргументом, пришлось мне к нему прибегнуть.

– Да-да, наслаждайтесь своим величием.

– Но… вы опять плачете? С момента нашей встречи вы то и дело принимаетесь плакать!

– У меня больше не осталось надежды. Пять минут назад я верила, что это розыгрыш. А теперь сомнений больше нет, я знаю: они мертвы, те, кого я любила. И я плачу, да, плачу, потому что я одна на целом свете.

– Не надо так думать: в настоящее время население планеты составляет…

– Не хочу этого знать! Чем вас больше, тем сильнее я ощущаю свое одиночество!

– Не стоит рвать на себе волосы.

– Да это вас я готова разорвать, чурбан вы несчастный!

– К чему мы придем, если будем все время пререкаться?

– А мне некуда идти! Хочу только вас придушить напоследок, понантийский дикарь! От вас все мои беды…

– А от вас – мои.

– Ваши беды ничто по сравнению с моими! Потерять тех, кого любишь, – худшее, что может случиться.

– И дальше что? Собираетесь мне рассказать про волшебную страну Любовь?

– Я собираюсь вас уничтожить! Стереть с лица земли – вас, вашу эпоху и ваш мир!

– Браво. Наконец-то дельная мысль. И как же вы собираетесь это сделать?

– Я обязательно отыщу красную кнопку, на которую стоит лишь раз нажать – и планете конец.

– Как трогательно. Действительно, в ваше время будущее именно так и представляли.

– Так или иначе, но я вам наврежу!

– Мы в этом совершенно уверены. Именно поэтому мы и запретили вам выходить.

– Да я вам прямо здесь какую-нибудь пакость устрою!

– Валяйте, устраивайте.

– Вы ведь вынуждены сидеть тут со мной, да, Цельсий?

– Да уж.

– И вам нельзя выходить?

– К чему вы клоните?

– Я вас до белого каления доведу. По-моему, у меня к этому природная способность.

– А я вам повторяю, что имею разрешение ударить вас куда захочу. Впрочем, в прошлый раз мне даже понравилось.

– Отлично. Я это обожаю.

– Вы говорили другое, когда я заехал вам прямо в глаз.

– Я передумала. Сорок секунд назад я стала мазохисткой.

– Посмотрим.

– Я расскажу вам свою версию того, что произошло между 1995 и 2580 годами.

– Любопытно.

– Я смогу изложить события лишь в общих чертах, ведь источником мне служат лишь те мелкие детали, которые я почерпнула из нашей беседы. Я, если можно так выразиться, детектив будущего.

– Нет, прошлого.

– Правильно, никак не привыкну. Итак, в двадцать первом веке энергетический кризис достиг апогея. Началась эпоха строжайшей экономии. Я поняла, что некоторые богатые страны, даже англоязычные, довольно сильно обеднели.

– Почему вы так решили?

– Благодаря вашему намеку на некоего писателя из двадцать первого века по фамилии Брахам, который не пожелал рассказать о нищете своих сограждан, поскольку не знал, как правильно пишутся их фамилии. Эта деталь наводит на мысль, что речь идет об Уэльсе. Конечно, это всего лишь гипотеза.

– Я промолчу.

– Так или иначе, обнищание коснулось множества зажиточных стран, а в бедных уголках Земли дела обстояли и того хуже. Совершенно очевидно, что жителей всей планеты охватило крайнее негодование.

– Вот как?

– Да, а иначе не случилось бы этой чудовищной мировой войны в двадцать втором веке.

– Поподробнее, пожалуйста.

– В разговоре вы часто упоминали двадцать второй век как самый страшный кошмар. А еще вы обмолвились, что ядерные ресурсы давно истощены. Я в этом не очень разбираюсь, но, чтобы так скоро прийти к подобному дефициту, по-моему, человечество должно было устроить настоящий атомный фейерверк. И меня это поражает.

– Вас поражает, что началась война? Странно, если бы ее не было.

– Нет, меня поражает, что человечество выжило. Мы всегда думали, что в случае ядерного конфликта наступит конец света или, по крайней мере, будет уничтожен наш вид. Тогда-то люди и нашли способ укротить свои варварские инстинкты. Вообще-то «укрощенный варвар» – хорошее определение для человека.

– Говорите о себе.

– Нет, я, конечно, варвар, но не укрощенный. А вот вы укрощенный, хотя даже названия варвара не заслуживаете.

– Ваше определение не совсем точное – оно не каждому подойдет.

– Это правда. И меня тем более поражает ограниченный характер той ядерной войны. Как вам это удалось?

– «Вам, вам!» Меня там не было!

– Верно. Почему-то вы у меня ассоциируетесь со всем, что случилось после 1995 года.

– Вообще-то, слово «ограниченный» не подходит для этого конфликта.

– Но ведь человечество выжило! Как такое возможно?

– Это была ответственная война.

– Как же я раньше не догадалась! Это же ваше любимое слово. «Ответственная война», какая мерзость! Единственное оправдание для войны – это безумие, охватившее род человеческий. Но если вы превращаете войну в ответственный акт, от этого тянет блевать.

– Ни в чем себе не отказывайте. Я настаиваю, это была ответственная война: кто знает, к чему бы мы пришли, не разразись этот конфликт? Во всяком случае, мы бы не продвинулись так далеко в наших научных изысканиях, не смогли бы спасти Помпеи, и вы бы здесь не очутились.