Каторгин Кут

Мальчик недоверчиво глядел на него, но голод и усталость своё взяли, он сел рядом со Степаном и взял из его рук угощение.

– Мамка меня в учение отдала, – пробормотал Гаврилка, жуя яйцо, – А куда деваться, у неё нас семеро, отца зимой в лесу деревом придавило, на Масленицу и помер… А Венедикт Карлович ей и предложил меня, как старшего, забрать в Москву, обучить ремеслу. Папаша-то евойный ма…манифатурой владеет. А сам он к тётушке своей приезжал в наше село, рисовать… пизажи… ну, картины такие.

– Ну, крепись, брат. Ремесло – это тебе пригодится, руки умелые никогда не дадут голодать. Приляг вон, поспи. Я за баулами вашими посмотрю.

– Благодарствуй, дяденька, я маленько прикорну, – пробормотал мальчик, лёг, подложив под щёку свой картуз, и тут же заснул.

Степан встал, чтобы сон не сморил и его, и прошёлся рядом. Подтащил поближе баул этого Венедикта Карловича, при том сердито зыркнул на хитроватого, а тот поспешил замешаться в толпе и не рисковать, видать понял, что Степан разгадал его интерес.

Мерное журчание воды за бортом нагруженного парома угомонило добрую половину его пассажиров. Степан же, привышный спать мало, от темна до первого свету, а то и того меньше, сидел и смотрел на проплывающие мимо деревеньки и сёла… Бабы полоскали бельё на мостках, где-то мальчишки купались голяком и удили рыбу. Широка простёрлась река, от одного края до другого на лодчонке поди и за полдня не доплыть, думал Степан. То ли дело тихая Козойка в его родной Сосновке, в жаркое лето по пояс брод можно перейти. По-за деревней впадает она в Холуницу, и несёт дальше свои воды…

Вздрогнул Степан, чуть было и сам не задремал, а между тем день уже перевалил за полдень, народ загомонил, скоро должна была показаться пристань. Степан тихонько потряс Гаврилку за плечо:

– Эй, малец, проснись-ка. Сейчас вон Венедикт твой заворочается, чтоб не попало тебе, поди-кось, подле него сядь. Вот тебе, спрячь в карман, – Степан сунул в руку мальчика завёрнутую в тряпицу шаньгу тётки Матрёны, – Перехватишь опосля!

Так и вышло, не успел Гаврилка сесть рядом с хозяином, как тот дёрнулся и завертел головой:

– Что я, задремал? А ты… А ты молодец, – похвалил он мальчика, – Смекалистый, что спать-то всем негоже, присмотрел за поклажей нашей! Напомни мне, я тебе в городе за то леденец подарю!

Довольный Гаврилка подмигнул Степану и тот заулыбался в ответ. Спускаясь по скрипучим сходням, Степан махнул на прощание рукой, и Гаврилка скрылся в толпе следом за своим долговязым Венедиктом Карловичем.

А перед Степаном зашумел пугающий город, повозки гремели по каменистым мостовым, и Степан со страхом подумал, как бы ему выбраться поскорее за город, на дорогу до большого тракта. Идти меж полей и лесов ему было куда спокойнее, чем такая толчея… А может и паровозом повезёт проехаться, знать бы ещё – как на него попадают, чтобы в нужное-то место уехать. Выпал Степан из жизни, на дюжину лет, а теперь казалось, что чуть не на всю жизнь и выпал…

Глава 4.

Из города Степан выбирался долго, плутал по узким улочкам, и уже совсем было отчаялся выйти на нужную дорогу. Однако и здесь не обошлось без добрых людей. Присев у колодца на какой-то кривой улочке меж небогатых домов, Степан наполнил водой свою баклагу и посмотрел в вечереющее небо.

«До ночи мне не выбраться видать, то-ли город большой, то ли меня чёрт кругами водит, – думал он, омыв лицо колодезной водой, – Дед Аким говорил, что надо мимо церквы большой, да по прямой… А я где не туда свернул, попробуй теперь, разбери!»

– Что, путник, притомился? – возле него остановился мужик верхом на вороной кобылке, – Дай-кось, и я коника напою, мне ещё три версты пути… Ужо скоро дома буду!

– Мил человек, скажи ради Бога, как мне на дорогу выйти, чтоб на тракт вывела? Где-то я не туды попал…

– А и верно, что не туды, – рассмеялся всадник, и спешился, – Видишь вон в далеке большой дом с воротами? Вот ты перед ним сверни на улочку, да иди до пруда, а от пруда увидишь церковь, иди до неё. Там уже прямая дорога от неё тебя и выведет. Куда ж ты на ночь-то глядя? До тракта далече пешему.

– Да я не спешу, сколь дни надо, столь и пойду, -отозвался Степан, -Спасибо тебе, добрый человек! Доброго тебе пути!

– И тебе помогай Бог! – путник подождал, пока лошадь напьётся, хлопнул её по пыльному боку и заспешил своей дорогой.

Разведав таким образом дорогу, Степан заспешил по указанному всадником пути, он хотел до темна выбраться из города и заночевать где-то в лесу, или на пустующем до жатвы гумне. Ему не хотелось снова вдыхать знакомый запах прелой соломы от тюфяка на постоялом дворе. Подобный тюфяк служил ему постелью долгое время, а сейчас он предпочтёт такому голую землю.

Солнце уже почти село за кромку леса, только краешек ещё разливал по небосводу свои тёплые лучи. Степан уже выбрался из города, и о том, что он идёт верным путём, ему говорили остановившиеся на ночлег подводы. То в постоялом дворе у дороги, а то и простом хозяйском подворье стояли гружёные телеги, рядом расположились на отдых усталые люди.

Возле большого озера, широкой гладью раскинувшегося справа от дороги, редким лагерем расположились те, кто посмелее. Степан приметил, что это были люди крепкого сложения, видимо большой ватагой возвращающиеся либо с ярмарки, либо ещё с какого-то большого торга.

Рядом с такой вот компанией из семи примерно человек он и решил расположиться на отдых, пройдя чуть дальше от стоявших покоем вокруг костра подвод и тихо переговаривающихся между собой людей. Они приметили Степана, разговоры смолкли, все настороженно смотрели, что будет делать пришлый человек.

Степан же разулся, сел на небольшой обрубок бревна, валявшийся на самом берегу, и положил рядом свой мешок. Ноги гудели от долгого пути и жары, уже дававшего себя знать лета, Степан огляделся и убедившись, что густая ракита и высокий камыш скрывают его от посторонних глаз, скинул одёжу и полез в воду. Добыв с самого дна своего мешка тряпицу, он развернул её и осторожно потёр меж мокрых ладоней небольшой кусок душистого мыла. Это ему дала старенькая матушка смотрителя Севостьянова, Аглая Осиповна. Дюже она такое любила – в доме смотрителя она блюла такую чистоту, что ни единая пылинка без её ведома не могла лежать на выскобленном дожелта полу.

– Бери, Степан Фёдорович, вещь это полезная! – говорила старушка, заворачивая мыло в чистый рушник, – А в дороге, так и вовсе без неё неможно. Ты меня, старую, слушай – ежели станешь себя в чистоте блюсти, то и здоровье сохранишь, никакое поветрие к тебе не пристанет. Да и люди на тебя будут смотреть хорошо, и самому будет благостно. Это не в пример зольного щёлока, полезная для здоровья вещь.

Степан и не спорил, с благодарностью брал, что дают и не переставая молился о всех благодетелях, собиравших его по доброте своей на долгую дорогу.