Каторгин Кут

Вода в озере была ещё холодной, летнего тепла было пока мало, но после купания Степан почувствовал, как силы возвращаются к нему, озябшее тело словно иголками покалывало, унимая усталость в ногах. Облачившись в чистую рубаху, он развесил на ветках постиранную в надежде, что к утру она высохнет на свежем ветерке. В остроге он никак не мог привыкнуть именно к этому – к грязной одежде и редкой возможности её постирать, потому теперь с наслаждением вдыхал аромат мыла, исходивший от него.

Достав скудный свой паёк, он собрался было перекусить, да и устраиваться спать, подложив на траву свою сермягу, как вдруг кусты зашуршали, Степан вздрогнул и поднялся на ноги. Перед ним из спустившегося на озеро сумрака показался человек в светлой полотняной рубахе:

– Здрав буде, человек добрый, – сказал незнакомец, – Прости, что я незван к тебе…. Мы тут с мужиками с базару вертаемся, костерок у нас, похлёбка… пойдём к нам?

– И тебе здравствовать, – ответил Степан, пристально разглядывая незнакомца, идти было боязно, но и отказаться не хотелось, – Да что вас беспокоить, я уж сам тут обустроился, заночую. До тракта я иду по своей надобности, не по пути с вами, в обратную считай сторону.

– Пойдём, так ведь и тебе, и нам покойнее будет… старшой у нас говорит – что там один человек, в компании-то всем лучше…

Степан понял – ему беспокойно, кто бы его, одинокого путника не обидел, а им, что с выручкой возвращаются домой, тоже страшно – чего он там задумал, сидит один в кустах. А ну как тать какой?!

– И правда, ватагой-то не так и страшно ночевать, – кивнул Степан, – Сейчас иду, соберу только свой скарб маленько… рубаху вон повесил сушить.

– У огня скорей высохнет, – посоветовал незнакомец, – И на соломе спать, всё не на голой земле.

Степан собрал пожитки и через кусты пошёл вслед за незнакомцем, который при свете костра оказался молодым парнем лет семнадцати. У костра сидели трое бородатых мужиков, ещё люди спали кто на телеге, кто под нею. Трое тихо переговаривались под треск костра, а увидев Степана замолкли сперва, и один, видимо старший, сказал:

– Здравствуй, человек добрый. Садись к нам, повечоряем чем Бог послал. Как тебя величать? Я – Илия Федотыч Миронов, это сыновья мои, а там братко мой, да сродник Антип. Вон и спутник наш, тоже идёт попутно на паром, Захаром назвался.

– Степан Фёдорович я, – ответил Степан, – Благодарствуйте, люди добрые, – он присел у костра и обвёл присутствующих взглядом.

В том, кого назвали Захаром, он в неприятным удивлением и даже некоторым страхом признал того, хитроватого, с парома. Он и теперь сидел чуть поодаль, прислонившись спиной к высокому вязу, и прищурившись смотрел на Степана.

Не понравился Степану его взгляд, да что скажешь – самого позвали вроде как бы «в гости», а как известно со своим уставом в чужой-то монастырь не ходят! Только зачем же этот Захар идёт в обратную-то сторону, если он давеча со Степаном на одном пароме в этот городок и прибыл…

Степану дали миску с кашей, повеяло мясным духом, и он с трудом сдержался, чтобы не начать быстро, как привык за последние года, орудовать ложкой. Ел медленно и степенно, с удовольствием ощущая, как силы наливают тело, а от сытой еды начинает клонить в сон.

Но только беспокойно было Степану, как ни клонилась голова прилечь на посланную рогожу, а крепился. Дождался, когда все затихли. Сыновья Илии Федотыча давно посапывали, раскинув руки в стороны, последним улёгся спиной к костру и ровно задышал этот самый Захар. У костра остался сам один Илия Федотыч, ковыряя длинной полкой сыплющие искрами головни.

Тогда-то и поднялся тихо Степан, взял ковшик, будто бы воды попить, а сам всё смотрел, не повернётся ли Захар, не подымет ли голову, чутко уловив его замыслы. Но тот спал, вздрагивая во сне от беспокойных сновидений.

Тогда Степан тихо подошёл к удивлённо воззрившемуся на него Илие Федотычу, присел рядом на корточки и поманил того, дескать, склонись послушать.

– Ты, Илия Федотыч, не спи. И ребятам своим накажи, коли есть у вас что ценное, берегитесь. Не стану я напраслину наводить – сам ничего не знаю толком, но вот этого человека, которого ты Захаром назвал, я нонче днём на пароме видал – он со мной с уезда прибыл сюда. Не знаю, что он за человек и чем промышляет, а не понравился он мне – уж больно хитро он присматривался к чужой-то поклаже. Может всё это и блажится мне, может это я уж так… пуганая ворона куста боится, а всё же…

– Спаси тебя Бог, Степан, – прошептал в ответ Миронов, – Правильно ты рассудил – сказать мне это. Бережёного-то Бог бережёт. Хоть и не велико наше богатство, а всё же потом заработано, с неба нам не упало! Поди, ложись, тебе ещё долгий путь пешком-то, выспись. Не сумлевайся, не засну, всё постерегу. Да и ружьишко у меня на телеге от такого-то люда припрятано!

Степан лёг на рогожку, примостил свой мешок под голову и накрывшись сермягой закрыл глаза. Хоть непокойно было, а всё же вера этому Миронову крепка была – Степану чего опасаться, у него всего-то и есть что узелок с денежкой в сапоге, а у тех – они с базара не с пустой сумой едут.

Густой словно сметана туман наползал на берег с глади озера. Заря только занялась на востоке, а Степан открыл глаза, по привычке ожидая звона острожного колокола. Это сколь же он будет привыкать, что не стоит больше строгий смотритель над ним, и можно бы соснуть ещё до рассвета…

Костёр горел справно, тепло разливалось по поляне, отгоняя утреннюю прохладу. У костра на бревне рядом с Мироновым сидел его сын, тот самый юноша, что привёл Степана вчера к ним. В котелке булькала каша, на чистом льняном рушнике крупными ломтями был порезан ржаной каравай.

– Иди, Степан Фёдорович, к нас, к теплу, – позвал Илия Федотыч, – Ты благодетель наш, неведомо, от какой напасти ты нас уберёг. Всю ночь я с этого Захара глаз не спускал, а только и я носом клевать начал, так он и голову поднял. И давай глазами – так и шныряет! Высматривает! А я голову повесил, будто сплю, так он встал и давай у телег ходить. Тут и я поднялся – чего, говорю, доискиваешься, Захарушка? Он глазами забегал, а после посидел-посидел со мной у костра, да и говорит – мне, мол, надо раньше пойти, дела, говорит, просят! Собрал пожитки, и исчез в потёмках, а я остаток ночи с ружьишком своим в обнимку и просидел! Сыновей разбудил, мало ли что! Хорошо, что ты его приметил, да нас упредил!

Солнце чуть золотило кромку леса, а путники уже собрались в дорогу. Степану в благодарность за дельный совет Миронов отрядил мешок с провизией, и хоть тот брать не хотел за доброе-то дело, разве можно, но Илия Федотыч и слушать не желал отказа.

Распрощавшись с ночной своей компанией, пошёл Степан по дороге меж раскидистых вязов, а подводы Миронова покатились с горки, к реке, где уже шумел на пристани ожидающий парома народ.

Глава 5.