Каторжник император. Беньовский

— Вы считаете, падре, что возможна война за баварское наследство?

— Не исключаю этого.

— И какой вы предвидите исход, падре?

— Многое будет зависеть от того, на чьей стороне окажется Франция. Вы находились на французской службе, барон, вероятно, встречались с людьми из высших правительственных кругов этой страны. Как вы полагаете, способна ли Франция выступить в роли нашего активного союзника?

— Сложный вопрос задаёте, падре. Бесспорно, что Франция никак не заинтересована в чрезмерном усилении Австрии, в поглощении Баварии и других южногерманских земель австрийцами, в установлении прямой границы между французскими и австрийскими владениями. Но с другой стороны... Королева Франции австриячка, дочь Марии-Терезии. Возобладает ли государственный интерес страны или голос крови властной женщины, оказывающей влияние на слабохарактерного мужа-короля? Вот в чём вопрос.

— Вот в чём вопрос, — согласился с Беньовским отец Мельхиор. — Примерно так же ответил и мой брат Людвиг. На днях он возвратился из Парижа, куда ездил с неофициальной дипломатической миссией. Встречался там с графом де Верженном и услышал уклончивый ответ. Франция-де не допустит поглощения Баварии сильным соседом, не в её интересах чрезмерное усиление Австрии. Но за этими общими фразами не последовало никаких убедительных обещаний. «Можно ли надеяться, что Франция присоединится к антиавстрийской коалиции?» — спросил брат. И услышал от графа, что вряд ли король, находящийся под влиянием властолюбивой жены-австриячки, пойдёт на это.

«Запахло порохом», — подумал Беньовский. Если дело дойдёт до войны, ему, Морису Августу, представится возможность послужить Австрии на военном поприще.

Священник перевёл разговор на другую тему. Он отозвался добрым словом о старом курфюрсте и говорил неодобрительно о пфальцском претенденте на баварский престол. Максимилиан-Иосиф — тонкий ценитель старинной живописи. В его залах собрана великолепная коллекция полотен старых немецких, фламандских и итальянских мастеров. Есть Тициан и Дюрер. Если гостю угодно, он мог бы через брата-советника устроить посещение замка. Морис Август вежливо отклонил любезное предложение. Он не считает себя вправе утруждать доброго падре заботами. Да и кроме того он солдат и не считает себя тонким ценителем живописи. Карла-Теодора Пфальцского отец Мельхиор назвал старым ловеласом, не пользующимся популярностью в Баварии. Ну да Бог ему судья.

Священник вдруг вспомнил о спутнике Беньовского.

— Я заметил, с вами ваш человек.

— Это мой капрал, телохранитель.

— Не хотел бы он причаститься или исповедаться?

— Он же схизмат.

— Протестант?

— Нет, человек греческой веры, россиянин. Тем не менее давно мне служит и преданно.

— И вы никогда не пытались, сын мой, склонить его к принятию истинной веры?

— Как-то пытался, но тщетно. Упрямец ответил мне, что грех изменять вере отцов и дедов.

— Жаль. Не теряйте же, однако, надежды, сын мой, вернуть заблудшую овцу в стадо.

К концу застольной беседы отец Мельхиор проговорился о сокровенном. В ближайшее время он надеется получить сан епископа и одну из баварских епархий. Его кандидатуру поддержал перед Святым Престолом архиепископ мюнхенский, припас Баварии. Старый епископ недавно ушёл на покой, и его кафедра остаётся вакантной. Род фон Рорбахов уже дал святой церкви несколько епископов.

На следующий день Фредерика почувствовала себя лучше. Помог прописавший горячие грелки и рюмку шнапса, настоянного на чесноке, врач, которого порекомендовал хозяин гостиницы. А ещё через день Беньовские пустились в дальнейший путь.

Дорога шла по альпийским предгорьям. Вершины гор уже покрывал снег. На горных перевалах отчётливо ощущался холод. Миновав границу Баварии с неизбежным полосатым шлагбаумом, въехали в архиепископство Зальцбургское. Город Зальцбург был знаменит тем, что в нём родился и ещё жил в ту пору великий композитор Вольфганг Амадей Моцарт. У города Линца выехали на берег Дуная. В долине реки приближение зимы не так чувствовалось, как в Альпах. По реке ещё плыли гружёные баржи, сновали рыбачьи лодки. Ветер взметал опавшие жёлтые листья клёнов и лип. Вот наконец и Вена с её дворцами и громадой собора Святого Стефана. Его огромный купол возвышался над всем городом.

Беньовский принял решение остановиться не в той захудалой гостинице окнами на Дунай, из которой когда-то совершил поспешный побег, а выбрал пристанище подороже, в центре города. Приходилось жить сообразно званию бригадира и бывшего командира экспедиционного корпуса.

Беньовский сперва хотел было облачиться для визита в форменный мундир офицера французской армии и быть непременно при шпаге. Но от этой идеи пришлось отказаться, так как мундир порядком пообносился. И он предпочёл цивильный камзол, сшитый у лучшего парижского портного перед прощальным банкетом. В венском модном магазине Морис Август подобрал себе новый пышный парик с бантом и собственноручно напудрил его. Орден Святого Людовика он нацепил на расшитый лацкан камзола.

— Не хватает лишь трости с дорогим набалдашником, — заметила с иронией Фредерика, оглядывая вырядившегося мужа.

— А ведь ты права, — согласился с ней Беньовский. — Ветеран Мадагаскара, участник тяжёлых походов, страдающий от старых ран и хромоты, должен опираться на трость. В этом сундуке, кажется, есть то, что мне нужно.

В сундуке оказалась трость красного дерева с рукояткой из слоновой кости, служившая ножнами для потайного стилета.

Остро отточенный узкий стилет, выкованный из прочной турецкой стали, мог в случае нужды послужить надёжным холодным оружием.

Беньовский продумал содержание предстоящего разговора с чиновником из окружения канцлера. Первым делом он попросит собеседника передать его сиятельству искреннюю признательность за дарование ему императрицей прощения и возвращение отцовского имения в Трансильвании, скажет несколько прочувствованных слов в адрес канцлера, принимавшего непосредственное участие в решении его, Беньовского, судьбы. Потом он непременно постарается обратить внимание чиновника на свой орден Святого Людовика, чтобы иметь возможность вскользь бросить: «Заслужил усердной службой королю Франции. Если придётся послужить её величеству, буду так же усерден». И в заключение визита Морис Август обмолвится, что непредвиденные дорожные обстоятельства задержали его в Мюнхене, баварской столице. Там ему совершенно случайно довелось познакомиться с каноником Мельхиором, братом барона Людвига фон Рорбаха, советника баварского канцлера. Высший свет Баварии обеспокоен тем, что в случае смерти старого курфюрста можно ожидать вмешательства Австрии в баварские дела. Об этом проговорился отец Мельхиор. По его словам, мюнхенское правительство сколачивает антиавстрийскую коалицию, к которой, вероятно, примкнут Пруссия и Саксония. Советник фон Рорбах недавно вернулся из Парижа, где пытался заручиться поддержкой Франции на тот случай, если развяжется война за баварское наследство.

Морис Август скромно обмолвится, что, возможно, он и не узнал ничего нового и неожиданного для венского правительства. Но если эти сведения представляют для сиятельного князя Кауница какую-либо ценность, он готов дать более обстоятельный отчёт о своей беседе с мюнхенским каноником. Это будет пробный шар, запущенный Беньовским для того, чтобы привлечь внимание канцлера. А вдруг сиятельный князь клюнет на приманку и пожелает принять его? Хотелось бы этого.

Принял Беньовского молодой чиновник с отменными светскими манерами, безукоризненно воспитанный, безукоризненно вежливый, назвавший свою фамилию, весьма известную в аристократических кругах Австрии. Отпрыск знатного сановного рода начинал свою служебную карьеру в ведомстве канцлера.

Разговор протекал примерно так, как и намечал его Морис Август. Выслушав его благодарственное славословие в адрес канцлера, чиновник заметил:

— Благодарите нашу матушку-императрицу. Её величество даёт всем нам пример доброты и справедливости.

— Я это почувствовал.

— Вы усердно служили французскому королю?

— Ежели бы не служил усердно, не заслужил бы этого ордена. Если представится возможность послужить её величеству императрице Марии-Терезии, буду столь же усерден.