Каторжник император. Беньовский

На Нилова набросилась обезумевшая от ярости толпа. Кто-то ударил его ножом несколько раз в руку, кто-то нанёс глубокую рану в лицо и ещё одну в ногу. Истерзанного, окровавленного начальника Камчатки били, пинали ногами, кололи ножом и штыками. Уже мёртвого, в одном нижнем белье, покрытого кровью и кровоподтёками, Нилова выволокли в сени и там бросили.

В командирском доме хранилась казна. Беньовский догадался, что она в окованном железом сундуке, в спальне Нилова. Выставив у сундука часового, Беньовский и Хрущов направились осматривать военные трофеи. В амбаре позади дома хранились ядра к пушкам, бочонки с порохом.

— Пригодится, — сказал довольный Беньовский. — Распорядитесь об охране. А теперь пойдём брать сотника Чёрных.

События развивались быстро. Не было ещё и трёх часов ночи, когда заговорщики подошли к дому Чёрных. И здесь они натолкнулись на неожиданное сопротивление. Сын сотника, казак Никита, встретил нападающих ружейным огнём. Было ещё темно, так что огонь вёлся неприцельный, и поэтому никто из толпы заговорщиков не пострадал. Когда же двери дома взломали, Никита успел сделать последний выстрел, ранив одного из работных. Он замешкался, пытаясь перезарядить ружьё. Тут-то толпа и навалилась на него. Избитого Никиту взяли под стражу и препроводили на гауптвахту. Жену с детьми и отца, престарелого сотника, под гиканье и улюлюканье толпы повели по улице. На жене Никиты, кто-то разорвал сарафан. В сотника полетели комья грязи. Потом, натешившись зрелищем, их отпустили.

Утром Беньовский водворился в избе большерецкой канцелярии и отсюда отдавал распоряжения на правах полноправного начальника. Первым делом он велел привести священника.

— Похороните, отец мой, как надлежит, капитана Нилова.

— Убиенного великомученика...

— Очень сожалею о случившемся. Пытался, но не мог сдержать ярость толпы.

— Бог вам всем судья.

— И ещё... Я прикажу, чтоб к полудню собрали весь народ для присяги на верность государю нашему Павлу Петровичу. Вы, батюшка, подкрепите присягу крестным целованием и вашим благословением присягающих.

— Какая ещё присяга... Мы все присягали матушке Екатерине Алексеевне.

— То была незаконная присяга. Я представляю интересы Павла Петровича. На тот предмет имею при себе секретные бумаги. Можете идти, отец мой. И пусть вас не мучают сомнения.

Для присяги собрали на площадке перед церковной папертью всё население Большерецка. Некоторые, однако, чуя недоброе, решили от присяги уклониться и попрятались по избам. Их сгоняли силком, подталкивая прикладами и грозясь расправой за измену.

Беньовский, поднявшись на паперть, обратился к толпе:

— Присягаем законному государю нашему Павлу Петровичу.

— Присягали уже! — выкрикнул кто-то из толпы.

— Кому присягали?! Вас силой и обманом заставили присягать Екатерине, незаконно захватившей трон после убийства мужа. Законный наследник отстранён властолюбивой матерью от престола. Его признают и поддерживают все европейские государи. Я, генерал Беньов, и мои друзья по несчастью пострадали за правду и справедливость. Мы были верными людьми цесаревича. Мы действуем не самочинно, а по повелению Павла Петровича. При мне бумаги цесаревича, наделяющие меня высокими полномочиями. Действуя согласно этим полномочиям, мы наказали некоторых упрямых сторонников Екатерины. Капитан Нилов, пусть земля ему будет пухом, неразумно отказался признать законного государя, чем и вызвал справедливый гнев честных людей. Да простит их Бог.

Беньовский кончил свою краткую и сумбурную речь и шепнул находившемуся рядом с ним Панову:

— Попа давай скорее.

Перепуганного священника вывели из церкви на паперть. Он только что кончил отпевать Нилова и поэтому был в траурном облачении. Беньовский недовольно покосился на него — чёрная риза не очень-то импонировала торжественной церемонии присяги, — но не стал настаивать на переоблачении. Не хотелось терять время.

— Подходи по одному! — выкрикнул Беньовский. — Присягаете государю Павлу Петровичу.

Первыми приложились к кресту участники заговора, потом купцы, казаки, работные люди, камчадалы. Старый священник трясущейся от страха рукой протягивал крест и шептал молитву. Кое-кто уклонился от присяги и не подошёл для крестного целования, затерявшись в толпе. Среди таких были Гурьев, старик Чёрных и его сын-казак, кое-кто из купцов. Беньовский сделал вид, что не заметил этого. Церемония присяги прошла более или менее беспрепятственно.

Когда принятие присяги закончилось, Морис поздравил собравшихся и произнёс:

— Я и мои друзья в ближайшие дни покидаем камчатскую землю. Государь наш Павел Петрович возложил на меня особую миссию. Наши усилия нужны в Европе. А вы служите ему верой и правдой здесь. Сегодняшняя присяга освобождает вас от прежней присяги, которую вас вынудили дать Екатерине.

Толпа расходилась, охваченная двойственными чувствами. Простые люди верили словам хитреца Беньовского. Неведомый для них цесаревич Павел Петрович представлялся горемычным, обиженным беднягой, обойдённым злой и властолюбивой матерью. Но в то же время каждый говорил сам себе: а не всё ли равно для меня, кто воцарился на российском троне — Екатерина ли, Павел ли. К кресту каждый подходил с чувством тупого и отрешённого равнодушия. Что ж, этому прыткому генералу из ссыльных виднее. Беньовский представал в ореоле таинственной и непостижимой загадочности. Лишь кое-кто из наиболее грамотных и рассудительных купцов и служащих видели в Морисе ловкого хитреца и в душе посмеивались.

— Хитёр, бестия. Этот кончит свою жизнь либо на виселице, либо на троне, — сказал лекарь Мейдер Семёну Гурьеву, оставшись с ним наедине.

— Зачем же вы связались с авантюристом?

— Хочу умереть на родине, а не на этой Камчатке.

Убиенного Нилова в наспех сколоченном гробу препроводили на кладбище. Провожали его в последний путь всего лишь несколько человек во главе со священником. Среди них был и Игнаша, не сдерживавший рыданий. Обыватели попрятались по своим домам, так как опасались грабежей. Перепившиеся судовые командиры принялись грабить купеческие дома, сбивали замки с амбаров, вытаскивая провиант и пушнину, шуровали по сундукам. Приказчик купца Холодилова Арсений Кузнецов попытался было организовать сопротивление грабителям. Он собрал вооружившихся чем попало — кольями, топорами — работных людей, камчадалов, но был схвачен и жестоко побит. Судовики приволокли приказчика к церковной паперти, намереваясь тут же его прикончить. Кто-то успел сообщить о готовящейся расправе Беньовскому. Морис с несколькими вооружёнными ружьями людьми бросился на помощь Кузнецову, разгоняя грабителей выстрелами. Злополучного приказчика удалось вызволить.

Грабежи настолько перепугали жителей Большерецка, что многие, прихватив с собой что поценнее, бежали в тайгу. Они строили там шалаши, намереваясь .отсидеться до отплытия заговорщиков.

На следующий день, 28 апреля, Беньовский распорядился готовить плоты, на которых предполагалось спуститься по реке Большой до устья. А 29 апреля заговорщики приступили к погрузке всех своих трофеев: пушек, боеприпасов, провианта, захваченного в казённых амбарах и у купцов, сундука с казной. Днём тронулись вниз по реке. Плотогоны, упираясь шестами в илистое дно реки, вели плоты, обходя завалы плавника и отмели. Низменные берега оживлялись ранней весенней зеленью, зарослями тальника.

Достигнув Чевакинской гавани, заговорщики тут же ограбили магазин с провиантом, пополнив свои запасы, и овладели галиотом «Святой Пётр». Захват судна не вызвал затруднений, поскольку его командир штурман Чурин ещё раньше примкнул к заговору.

В последующие дни заговорщики перегружали боеприпасы и провиант с плотов в трюмы галиота, готовили судно к походу. На галиоте «Святой Пётр» взвился императорский флаг. Беньовский приказал произвести строгий учёт всех людей, находившихся на борту. Всех заговорщиков, включая и экипаж, набралось семьдесят пять человек. Кроме них галиот принял к себе на борт девять женщин — это были жёны некоторых из заговорщиков — и двенадцать пассажиров. Так что всего оказалось девяносто шесть душ. Все жилые помещения галиота переполнились до предела.