Кавалер умученных Жизелей (сборник)

– Максима убили, – прошептал он чуть слышно.

Олег Разин молчал, и смотрел на Ромина, как на мерзкое существо, так умело рядившееся в человечье обличье, что все принимали его и звали Петром Михайловичем.

– Так ты еще и подумал, что я об такого мерзавца, как Максим, мараться стал? Ну, как же! Если для вас убить человека – раз плюнуть, то, значит, и все запросто могут. – Олег прошелся, вернее, потоптался по комнате. – Ну, значит, так тому и быть. Игорь вас о деньгах просил. Оттуда, из Америки, чтобы в живых остаться. Так сколько ему надо было?

– Он написал – пятьсот. Так мы думали – блажь какая. А приедет – разъяснится.

– Какого черта думать и решать! Он у вас свои деньги просил из чужой страны, где потерялся. Свои! А в этом «ООО» его денег много больше было. Так. Кто у тебя доверенные лица? Клавдюня, эта старая развратница? Ты знаешь, что когда Максиму пятнадцать было, она обучила его всем премудростям секса, и Игоря в постель тащила? А меня, так просто возненавидела люто, за то, что я не возжелал ее прелестей? Ну, да ладно, это лирика. Вы думали – у Игоря блажь? Ну, так, у тебя теперь блажь будет.

И Олег четко, дважды, озвучил Ромину, что он должен сказать своей подруге. И еще: «Как его? Этому Калинину. Завтра в девять чтоб деньги готовы. А что не так вдруг заикнешься, то и денег тебе никаких ждать не надо, чтобы жизнь свою жалкую выкупить». При этих словах он сделал знак, которому повыше. Тот подошел и приставил пистолет Ромину к виску.

Так были обставлены переговоры Петра Михайловича с самыми близкими людьми.

* * *

Ночь и следующий день тянулись бесконечно. Но Петр не вспоминал, не подводил итоги. Его заклинило, и он, за разом раз, корил себя в удивительном идиотизме и безответственности, когда, не думая, пошел ловить машину.

«Ведь это был не я. Я не хожу ловить такси. Я, в худшем случае, его просто вызываю, что и должен был сделать в поликлинике. Какое-то затмение или потеря нюха. Потеря сына. Клавдия сволочь. А ведь я это знал, и думал – правильно. Пускай обучает мальчика, не к уличным же девицам обращаться. Тем более ей есть, что преподать. Мои университеты. Давай же, Клава, работай, смышленая. Оплати путь к спасению. Этот змееныш совсем не то, что Игорь. Должно быть – он Максима уничтожил». И Ромин застонал, и замотал головой – единственным, что мог привести в движение. А Олег не заходил. К нему лишь дважды подходил длинный, чтоб дать попить. Тот не ответил ничего на стон: «Мне нужно в туалет». И Ромин, с отвращением, сидел в своих отходах. А потом он даже перестал думать, и впал в забытье. Бог милостив к заблудшим своим детям.

– Откройте окна. Говно может сидеть в своем говне, а прочим нестерпимо, – услышал, внезапно, Ромин голос Разина. – Что, дядя Петя? Своей гадине звони.

А Клавдия, тем временем, сидела дома и со страхом списывала с дисплея незнакомый номер звонившего. Ромину дали другую трубку. Для усложненья поиска в сети, если милиция взялась за дело похищенья. Но Клавдия смирилась с ходом событий там, за пределами ее возможностей. А Калинин просто выключил телефон, со злорадной мыслью: «Поделом тебе, старик». В то время, как Клава ждала – когда ж звонок замолкнет.

Лишь Ромин не верил, и слезно молил: «Дай, еще позвоню».

– Кончать все это надо, – сказал зловещий длинный, – вот только как его, вонючего, в машину загрузить?

Петра Михалыча от стула отвязали, и погрузили в прорезиненный мешок. Потом закинули в машину. И повезли. В последний ли путь, или к новому месту мучений – для Ромина все было все равно. Он потерял сознание, когда на звонки не ответил никто. Не потому, что дико ждал спасенья. А потому, что знал – спасенья нет.

Мешок сгрузили напротив храма, на повороте к Москве. Олег Разин велел усадить Петра к дереву, метрах в пятнадцати от дороги. Ромин дышал, но видел ли – не ясно.

– Что ж, дядя Петя, вот и повидались. От Игоря тебе привет. А ты хоть сможешь благодетелям своим спасибо сказать, что так спасли оперативно. Живи. Ты ведь завтра оботрешься, и опять заправлять жизнью станешь. Я лишь в памяти правду отметил. И настолько отвращением проникся, что смогу про вас теперь начисто забыть.

Когда автомобиль исчез за поворотом, Петр Михайлович понял, что видит, и дышит, и жив. Появилась и залаяла псина. А за ней человек, и окликнул:

– Ей, ты! Чего сидишь?

Вопрос остался без ответа. Но человек хотел помочь.

* * *

По возвращении в Москву Андрей Нечесов изложил все пункты своего досье на Разина Олега. И удивил начальство неожиданностью некоторых. Виктор Васильевич Гущин решил, что время вести разговор наступило.

Вот уж что не про него было совсем, так это комплекс «маленького человека». Когда сверчок знать должен свой шесток. Он откровенно шел на разговор с любым, кто мог быть следствию полезен. А Марине Рябининой задать вопросы были все основания. Он набрал телефон.

– Конечно, господин следователь. Я свободна и могу поговорить. Что вас интересует?

– Простите, но вопрос номер один – когда вы собираетесь в Москву?

– Совсем не собираюсь. Уж, в ближайшие полгода – вряд ли.

– Ну, это незадача. Нам, Марина Владиславовна, необходимо с вами побеседовать. И разговор пойдет не о ком-то. А конкретно с вами, и в рамках следствия. Нам что, командировку оформлять? Или к себе вас приглашать повесткой?

– Вы лицо официальное, и уполномоченное. Я – гражданка законопослушная. Хотя представить не могу, чем я вам интересна? И могу быть полезной? Вы уверены, что наша встреча – необходимость?

– Да, это так. Иначе бы не стал вас беспокоить.

– Тогда я позвоню в течение часа. В Москве Анна Андреевна, буквально на два дня. Это к тому – может, и к ней у вас вопросы?

– Вот спасибо, за то, что сказали. Обязательно ей позвоню.

– А я перезвоню, как обещала.

– Отлично. Буду ждать.

* * *

Сначала Марина позвонила в Барселону. И Тина, как всегда, сказала «да?».

– Ты видишь, Валя, насколько я не забываю тебя. Что нового случилось в эти сутки?

– Ничего остросюжетного. Но у тебя какие новости в Сибири? Малышка Рина не несет плохих вестей?

– Я хотела узнать – атаман появился?

– Он здесь. Я вечером его увижу.

– Ты скажи ему – пускай побудет рядом. Мне звонил следователь по делу Роминых. Просит подъехать в Москву. «Не то в Сибирь, говорит, приеду!». Надо дать им во всех обстоятельствах ясность. И дальше жить спокойно.

– А что тебя волнует в этом постороннем деле? Елены не вернуть – единственно, что жалко. Но ее безудержно тянуло пуститься в пляс на острие ножа.