Кавказ
Шрифт:
— Через четыре дня у меня будет паспорт, а через месяц я явлюсь к вам в Париж.
Я попросил офицера позволить мне помочь этому славному малому в его намерении. Я еще недостаточно знал его, чтоб оставить необходимую для путешествия сумму; 500–600 франков могли соблазнить его и послужить во зло: вора делает случай. Я был еще довольно богат, чтобы взять его с собой, но не настолько, чтобы оставить ему такую сумму.
Прежде всего я снабдил его запиской к полковнику Романову; она должна была обеспечить ему паспорт. Потом я дал ему документ следующего содержания: «Рекомендую грузина Василия, поступившего ко мне в услужение в Поти и вынужденного
Я передал ему две эти бумаги, добавив:
— Ступай, и если ты так сметлив, как я думаю, то ты приедешь и с этим.
Вполне положившись на судьбу и на эти бумаги, Василий отдался в руки офицера и солдат.
Взявший его баркас был еще в поле нашего зрения, когда «Великий князь Константин» стал поднимать якорь, и мы поплыли по направлению к Трапезунду. Этот пароход, управляемый, как я уже сказал, очень милым капитаном, прекрасен и чрезвычайно быстр; все отличается на нем не столько французской, сколь чисто голландской опрятностью. Капитан, имевший в своем распоряжении две каюты — одну на деке, другую на корме — предоставил мне более удобную для меня — в случае, если бы я захотел работать.
Каюта располагалась на корме. В ней была превосходная чистая постель с бельем и матрасами роскошь, с которой на протяжении шести месяцев я не сталкивался. Мне даже захотелось опуститься на колени перед этой постелью и молиться ей, как святыне.
Работать? Нет, работа откладывается до другой ночи, а эту проведу в постели.
Я бы тотчас повалился на нее, если бы корабельные склянки не возвестили время обеда.
Я отправился в столовую. Нас было всего пять или шесть пассажиров, еды же хватило бы и на двадцать человек. Не только это изобилие радовало нас, а в первую очередь чистота стола.
Мы могли собрать обильное угощение по случаю объявления Поти городом, но не могли сотворить соответствующей сервировки. О, опрятность, которая только для итальянцев полудобродетель, — позволь мне считать тебя богиней!
Не знаю, белизна ли скатертей и салфеток заставила нас найти обед превосходным, но только обед на пароходе «Великий князь Константин» был одним из прекраснейших за всю мою жизнь. После обеда мы вышли на палубу; погода стояла превосходная, даже идеальная для этого времени года.
Вид берега был величествен. Кавказ простирал две свои длани будто для того, чтобы привлечь к себе Черное море: одна тянулась к Тамани, другая — к Босфору. Вот между этими-то дланями прошли из Азии в Европу все восточные нашествия. Местность между двумя цепями гор казалась низменной, почти ровной, совершенно покрытой лесами. На берегу не заметно было ни одного дома. Мы плыли вдоль берега Гурии и Лазистана, присоединенных к России по последним трактатам, которые довели границы империи до укрепления Святого Николая, т. е. гораздо ближе к Турции, чем когда-либо.
Батум — теперь самый южный русский порт на Черном море.
Мы должны были остановиться в двенадцать часов в Батуме, чтобы принять пассажиров и груз; вот почему мы достигли Трапезунда только через тридцать шесть часов плавания, тогда как если б мы плыли по прямому направлению, можно было прибыть за пятнадцать — восемнадцать часов.
С наступлением
ночи все невысокие селения сглаживались и исчезали в сероватом горизонте; но еще долго после того, как уже ничего не было видно кругом, серебряные вершины двойной Кавказской цепи еще блестели в небе, подобно окаменелым облакам.Взглянув мельком на город или, точнее, на деревню Батум, которую Муане впрочем зарисовал, я провел весь день в каюте капитана за работой.
В восемь часов вечера пароход тронулся. К рассвету, как уверял капитан, мы должны были стать на рейде Трапезунда.
С рассветом я вышел на палубу: я почти не спал в эту ночь, несмотря на великолепное постельное белье и мягкие матрасы.
Дело в том, что французские пароходы в субботу обычно уходят из Трапезунда, а русский пароход, по пути в Поти задержавшийся на один день из-за дурной погоды у крымских берегов, должен был прибыть только в воскресенье.
Заметив мою тревогу, капитан успокоил меня. Глазом опытного моряка он разглядел, что на Трапезундском рейде находится французский пароход и был почти уверен, что это — «Сюлли». И он не ошибся — час спустя мы проходили мимо «Сюлли». На вопрос с палубы «Великого князя Константина»:
— Когда сниметесь с якоря? — голос французского подшкипера ответил:
— Сегодня вечером, в четыре часа.
Действительно, вечером, в урочный час, простившись с капитаном и погрузив с трудом наш увесистый багаж на борт «Сюлли», мы поплыли в Константинополь, а до него должны были еще зайти в Самсунский, Синопский и Инебольский порты.
Глава LXIV
Невольничий рынок
В канун окончательного переселения на «Сюлли» я пришел узнать, когда он отправится и какие цены на места до Марселя.
Я довольно дурно был принят подшкипером, который заявил, что на эти вопросы отвечает администрация, и что он, поэтому, советует мне сойти за справками на берег.
Я обернулся к Муане:
— Что-то пока не видно, сказал я ему, — что мы вступили на территорию прекрасной страны, именуемой Францией.
Однако я был несправедлив, подшкипер принял меня за русского генерала, а Муане — за моего адъютанта. К этому убеждению он пришел из-за двух-трех итальянских фраз, которыми я обменялся с сопровождавшим меня лоцманом русского парохода «Великий князь Константин», и нескольких грузинских слов, обращенных к Григорию.
— Ну и полиглоты же эти русские! — сказал он, когда я повернулся к нему спиной. — Вот еще один, объясняющийся по французски как француз.
Я не слыхал комплиментов и поэтому не мог оправиться от тяжелого чувства, что я, только что совершивший путешествие, во время которого люди чужих наций оказывали мне самое душевное гостеприимство, был дурно принят только потому, что я француз — да еще на отечественном судне!
Впрочем, ничего не оставалось делать, как последовать указанию подшкипера «Сюлли».
Я воспользовался лодкой, которую капитан русского парохода любезно предоставил в мое распоряжение, чтобы отправиться на берег. Таким образом я посетил Трапезунд против моей воли, ибо он не входил в план только что завершенного путешествия.
Слегка штормило, и поэтому мы с большим трудом достигли берега. Во время высадки на берег нас обдало волной от головы до ног. Отряхнувшись, мы одолели крутой подъем, ведущий от порта в город, и после нескольких поворотов по улицам, типа тех, какие мы видели в Дербенте и Баку, прибыли во Французское пароходное агентство.