Кавказ
Шрифт:
Действительно, через четверть часа после ухода полковника, показались два ямщика, с которыми мы и уговорились за восемнадцать рублей, что составляет семьдесят два франка. Для переезда в тридцать миль это была очень порядочная цена, тем более порядочная, что благодаря нашему конвою, с которым ямщики могли возвратиться, их лошадям не угрожало никакой опасности.
Положившись на данное двумя щуковцами слово, мы разлеглись на скамейках и заснули так сладко, как будто бы лежали на самых мягких перинах.
Проснувшись, мы велели сказать ямщикам, чтобы те привели лошадей. Но вместо лошадей заявились сами ямщики. Эти честные люди передумали: они не соглашались уже за восемнадцать рублей, а просили двадцать, т. е. сто франков. Они ссылались на то, что
Ничего так не раздражает меня, как неискусное жульничество, а это был форменный грабеж средь бела дня. Не задумываясь о будущем, я начал с того, что выгнал ямщиков, сопровождая это русским выражением, которое освоил для экстренных случаев и, смею сказать, вследствие частых упражнений, выучился произносить весьма отчетливо.
— Что же нам теперь делать? — спросил Муане, когда те ушли.
— Мы сейчас отправимся смотреть прелестную вещь, которую нам не пришлось бы видеть, если бы мы не имели дела с двумя проходимцами.
— Что же это такое?
— Помните, друг мой, «Десятичасовой отпуск» нашего друга Жиро? [70]
— Помню.
— Так вот: есть на Кавказе премиленькая казацкая деревня, которая славится вежливостью и другими добрыми качествами жителей, но особенно красотой женщин, и поэтому нет ни одного офицера на Кавказе, который бы не попросил у своего начальника, по крайней мере раз в жизни, дозволения съездить туда на некоторое время.
70
Жиро Пьер-Франсуа-Эжен (1806–1881) — французский гравер и живописец, приятель Дюма.
— Не та ли это деревня, о которой нам говорил Д'Андре [71] и советовал посетить ее проездом?
— Та самая, а мы проезжаем, не повидав ее.
— Как он называл ее?
— Червленная.
— А далеко ли она отсюда?
— Вот здесь, под носом.
— Нет, в самом деле?
— В тридцати пяти верстах отсюда.
— Э, э! Почти девять миль.
— Девять миль туда, девять миль обратно — всего восемнадцать.
— Как же мы туда поедем?
71
Речь идет, вероятно, о бароне Д'Андре, который в течение многих лет был секретарем французского посольства в Петербурге. Дюма получил от него подробную информацию о России. В Государственном историческом архиве Груз. ССР мы обнаружили упоминания еще об одном Д'Андре (ф. 4, оп. 7, ед. хр. 996) — «Дело об определении дворянина Эмиля Д'Андре на службу в Эриванской губернии» (нач. 27.10.1849 г., зак. 30.9.1855). Где служил Э. Д'Андре в 1858–59 гг. и встречался ли с А. Дюма, неизвестно.
— Верхом.
— Прекрасно! Но у нас нет лошадей?
— Верховых лошадей здесь сколько угодно. Калино, объясните офицеру, приехавшему за подкреплением и провизией, что мы желаем съездить в Червленную, и вы увидите, что он отдаст в наше распоряжение все, что у него имеется.
Калино передал нашу просьбу поручику.
— Можно, — отвечал Калино, — но он ставит условие.
— Какое?
— Взять и его с собою.
— Я и сам хотел его пригласить.
— А лошади под экипажи на завтрашний день? — сказал Муане как человек предусмотрительный.
— До завтра наши ямщики еще подумают.
— Завтра они запросят тридцать рублей.
— Быть может.
— Итак?
— Итак мы будем иметь лошадей даром.
— Забавно.
— Вы можете наперед держать со мною пари.
— Едем в Червленную!
— Возьмите свой ящик с акварелью.
— А это зачем?
— Затем, что вам придется рисовать портрет.
— Кого?
— Прекрасной Авдотьи Догадихи.
— Откуда вы знаете об ее существовании?
— Я слыхивал о ней еще в Париже.
— Хорошо, прихвачу
ящик с акварелью.— Но это не помешает нам заодно взять и по двуствольному ружью. Калино, друг мой, потребуйте дюжину конвойных казаков.
Через полчаса пять лошадей были оседланы и дюжина казаков готовы.
— А теперь скажите, — обратился я к нашему поручику, — есть здесь, кроме начальника поста, и полковой командир?
— Да.
— Как его имя?
— Полковник Шатилов [72] .
— Где он?
— В десяти шагах отсюда.
72
Командир Белостокского пехотного полка полковник Павел Николаевич Шатилов (1822–1887), которого Дюма в некоторых случаях именует Шатиловым и Шатиковым. Чтобы каждый раз не оговариваться, в дальнейшем будем именовать полковника Шатиловым.
— Милый Калино, будьте добры, отнесите мою визитную карточку полковнику Шатилову и скажите его денщику, что по возвращении из Червленной я буду иметь честь нанести ему визит — нынче вечером, или завтра утром, если приеду сегодня слишком поздно.
Калино возвратился.
— Ну, как, нашли?
— Нет, он еще в постеле: вчера с женою пировал на свадьбе до трех часов утра. Его же малолетний сын уже встал и, когда услыхал ваше имя, произнес: «О, я знаю господина Дюма, он написал «Монте-Кристо»!
— Прелестное дитя! Эти несколько слов дадут нам завтра шестерку лошадей. Вы понимаете, Муане?
— Дай-то бог! — отвечал он.
— Бог даст, будьте спокойны. Ведь знаете мой девиз: Deus dadit, Deus dabit [73] . На коней!
Через полтора часа мы прибыли в Щедринскую крепость, где остановились, чтобы дать отдохнуть лошадям и переменить конвой.
Мы еще раз встретились с нашим другом Тереком. Прекрасная казачка, которую он принес старому Каспию в дар и которую Каспий принял с такой благодарностью, без сомнения была родом из Червленной.
73
Бог дал — бог даст еще (лат.).
Возможно, я говорю с моими читателями языком почти непонятным, что вовсе не в моем нраве. Поспешу выразиться яснее.
Вы знаете о Лермонтове, любезные читатели? После Пушкина он первый поэт России. Его сослали на Кавказ за стихи, писанные им на смерть Пушкина, убитого на дуэли. Лермонтов и сам погиб здесь на поединке. Когда вышли первые его стихотворения, санкт-петербургский комендант Мартынов вызвал его к себе.
— Говорят, вы написали стихи? — спросил он строго.
Лермонтов признался в «преступлении».
— Милостивый государь, — произнес комендант, — неприлично дворянину и притом гвардейскому офицеру — сочинять стихи. Для этого ремесла есть люди, называемые авторами. Вы отправитесь на год на Кавказ.
Но он находился там пять или шесть лет, написал много прекрасных стихотворений, одно из них «Дары Терека».
До Червленной еще 21 верста, мы едем берегом Терека. Никакой аккомпанемент не соответствует поэтическому размеру стихотворения лучше, чем шум реки. Я прочту «Дары Терека», стремясь сохранить в переводе оригинальность подлинника. Этот перевод сделан мною накануне: я держал его в памяти и ехал, повторяя стихи — не отвлекаясь ни на дорогу, по которой мы следовали, ни на живописные пейзажи, ни на мой конвой, который, разделившись на три партии, составлял авангард, арьергард и центр [74] .
74
Далее следует стихотворение М. Ю. Лермонтова «Дары Терека» в переводе А. Дюма (Ред.).